Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
И вот т. Янчевский в своем докладе попытался провести какой-то литературный «Волга-Дон». Он попытался доказать, что «Тихий Дон» связан с буржуазным романом Пильняка «Волга впадает в Каспийское море», что, по существу, «Тихий Дон» является контрреволюционным произведением. Я думаю, что такая попытка соединить буржуазный роман Пильняка «Волга впадает в Каспийское море» с левопопутническим произведением «Тихий Дон» Шолохова – это дело не умное и не реальное. Значительно менее умное и реальное, чем настоящий Волго-Дон в нашей пятилетке.
Д. Мазнин11
Об идее «Тихого Дона» и левом загибе т. Янчевского [2]
«Тихий Дон» – произведение очень сложное. Разобрать его целиком и полностью, дать уже сейчас окончательные выводы, очевидно, нельзя, поскольку роман не закончен. Беря только две книги романа, легко скатиться к тому, что, выпятив ту или иную тенденцию, содержащуюся в нем, объявить ее господствующей, всеопределяющей, отвлекаясь тем самым от анализа и оценки иных, противоположных тенденций. Именно эту ошибку совершает т. Янчевский.
2
Обработанная и дополненная стенограмма выступления. На подъеме. 1930. № 12. Всем, кто заинтересовался этой дискуссией, рекомендуем этот журнал.
Каждому читателю бросается в глаза двойственность «Тихого Дона», наличие в нем сложного переплета различных классовых влияний. Это вовсе не интересовало т. Янчевского. По Янчевскому, в романе все очень прямолинейно, все очень четко, все очень ясно: Шолохов – идеолог кулацкой части казачества и зарубежного казачьего дворянства, Шолохов яростно обосновывает право казачества на национальную обособленность, считает большевизм чужеродным для казачества телом, холуйски почтителен к белогвардейской своре и т. п.
Ежели бы все было так прямолинейно, то я уверен, что не один Янчевский, а тысячи Янчевских могли бы еще год назад вскрыть это и поднять протест против политически вредного, как утверждает сейчас Янчевский, романа. Остается только одно предположение: силой таланта Шолохова мы все, и массы читателей в том числе, были так загипнотизированы, что не заметили контрреволюционного существа «Тихого Дона» и только Янчевский не поддался этому гипнозу. Именно так Янчевский, очевидно, расценивает свои сенсационные открытия. Попытаемся не поддаться гипнозу ни Шолохова, ни Янчевского, попытаемся вскрыть действительные, а не выдуманные позиции Шолохова.
Мы могли бы к «Тихому Дону» подойти как к роману историческому в строгом смысле этого слова. В этом случае мы имели бы право проверять каждую страницу романа с точки зрения соответствия объективной действительности. Но вовсе не таким романом является «Тихий Дон», и в ряде моментов Янчевский бьет мимо цели, утверждая, что того-то и того-то в действительности не было, а если и было, то не так, как описано в романе. Мы уже давно отошли от такой критики. Для нас важно найти в «Тихом Доне» не соответствие тем или иным фактам, имевшимся в истории донского казачества, а соответствие диалектике объективной действительности, ходу исторического процесса. Что это значит? Это значит, что от такого романа, как «Тихий Дон», отражающего жизнь донского казачества до войны, во время империалистической войны и первые годы революции мы имеем право потребовать показа того, чем именно обусловлено то своеобразное явление, что:
1) Дон стал Русской Вандеей, очагом контрреволюции на юге.
2) Дон стал теперь районом сплошной коллективизации, и донское середняцкое казачество стало опорой советской власти.
Вот эти два факта большого исторического значения и определяют своеобразие Дона. Задача пролетарского писателя, владеющего диалектико-материалистическим методом, заключалась бы в том, чтобы уже с первых же частей романа при описании Дона, каким он был до войны, во время войны и в первые дни революции, показать те силы и те условия, которые предопределили Дон, как гнездо контрреволюции в 1918–1919 гг. и как район сплошной коллективизации в 1930 г. Задача не легкая, но вполне осуществимая для художника материалиста-диалектика. С нею целиком Шолохов не справился, это можно сказать сразу.
Задача была бы решена, если бы в художественных образах романа четкое выражение нашло: во-первых, своеобразие Дона, отличие его от центральной или северной России, во-вторых, то, что объединяет Дон со всей Россией, что объединяет трудовое казачество с трудовым крестьянством всей страны. По линии такого показа «Тихого Дона» идет Шолохов, но без необходимой последовательности.
Тем, кто представляет или представлял казачество, как что-то совершенно отличное от всего крестьянства, Шолохов отвечает словами Мишки Кошевого:
«Они думают – у казака одна плетка, думают – дикой казак и замест души у него бутылошная склянка, а ить мы такие же люди: и баб также любим и девок милуем, своему горю плачем, чужой радости не радуемся» (Ч. II. С. 190).
Не только эти самые общие психологические черты раскрывает Шолохов в обрисовке казачества – это было бы очень мало.
Он показывает: крестьянский труд, элементы расслоения, общие для всего крестьянства (в какой степени это показано – скажем потом), революционизирующее влияние войны, пробуждение сознания миллионных масс и пр.
С другой стороны, тем, кто вроде Янчевского забывает о специфических чертах казачества, Шолохов показывает то, что отличает казаков от остальных крестьян нашей страны. (Янчевский:
– Например?) Например, особые отношения к царскому правительству («царевы опричники»). Затем относительная слабость классовой борьбы на Дону до революции (сразу же оговоримся, что элементы расслоения и классовой борьбы в первом томе романа почти не вскрыты). Влияние казачьих традиций, укрепляемых верхами казачества. Сословная рознь с иногородними. Влияние офицерства, которое включало в себя почти всю казачью интеллигенцию на Дону. Своеобразная идеология этой интеллигенции, выражавшей настроения зажиточного, кулацкого казачества (историческая «самобытность» казачества, стремления к самостийности Дона и пр.). В общем, мы видим в романе ряд моментов, показывающих то специфическое, что имелось в казачестве в отличие от крестьянства всей страны.
Нельзя ни в коем случае отрицать объективно-познавательное значение «Тихого Дона». Можно сказать, что Шолохов «открыл» Дон для широких читательских масс Советского Союза, отразил в некоторой степени противоречия, свойственные казачеству. Подчеркнув специфические особенности казачества, он тем самым показал те трудности, которые стоят в нашей работе по социалистической перестройке станиц и хуторов на Дону. Эти положительные стороны романа преуменьшать нельзя.
Чем же Шолохов погрешил против диалектики объективной действительности, которая, как видим, известное отражение нашла в романе.