Миллениум
Шрифт:
Застегнув портфель, она поправила две фотографии на левом краю стола, задержавшись на них любящим взглядом. Как давно это было! И как недавно! На первой – они с Кириллом, в свадебных одеждах, счастливые, держась за руки бегут по ступенькам Дворца бракосочетания. Высокий темноволосый Кирилл в чёрном костюме и она, на голову ниже его ростом, такая же темноволосая, как и он, в платье молочного цвета и в шляпке с вуалью. Надо признаться, что Вика и Кирилл совсем не изменились, всё такие же молодые, если судить по второй фотографии, где супруги сидят вместе с сыном, обнявшись, на старом поваленном дереве среди опавшей оранжевой листвы и что-то кричат кухарке, которая их в этот момент фотографировала.
У Алёши, как и у его родителей, были густые, с шоколадным оттенком волосы, лицом он походил на Вику. Кирилл – широкоскулый, с большими карими глазами, крупными веками, с широковатым носом и полными губами; его лицо, как бы зажатое между высоким лбом и сильным подбородком, казалось почти квадратным, а у Лёши личико узкое, синие, васильковые глаза, прямой нос и тонкие, изящные губы. Кирилл не огорчался, видя разногласия со своей внешностью, он часто повторял, успокаивая Вику: «Зато воспитаю как настоящего мужика, не беспокойся, будет тебе второй защитник». И, натягивая на свою правую руку «лапу», приказывал Алёше надеть боксёрские перчатки.
Вика подумала о том, что завтра надо будет выйти со своими мужчинами до завтрака и сделать серию снимков с белочками, которые так смешно берут еду из Алёшиных рук! Она достала фотоаппарат из книжного шкафа, положила на стол, потушила в кабинете свет, прикрыла дверь и поднялась на второй этаж, в спальную. «Почитаю немного», – решила она. Тихонечко скользнула к мужу под одеяло, осторожно нажала на кнопку ночной лампы и взяла в руки журнал.
– Ну, как прошла ревизия? – сонно спросил муж, не поворачиваясь к Вике, и она похолодела, не веря своим ушам.
Кирилл говорил с трудом, сквозь сон, не желая просыпаться, и от этого его ровный, еле слышный голос звучал особенно страшно. Не понимая, зачем она притворяется, вместо того чтобы отшутиться, как и предполагалось, Вика переспросила, откладывая журнал:
– О какой «ревизии» ты говоришь, дорогой?
– Ну… о той, которую ты проводишь в моём кабинете…
– Я всего лишь посмотрела, политы ли цветы. И приготовила фотоаппарат назавтра, – ответила Вика, ощущая, как ледяная волна подбирается к сердцу.
– Ну и отлично… А то я уже хотел признаваться тебе, чтобы ты не утруждалась… – невнятно пробубнил Кирилл, с трудом ворочая языком.
– О чём ты?.. – едва выговорила Вика.
– Тебе незачем рыться в моих вещах, – медленно и раздельно произнёс муж, силясь придать своему тону серьёзность. – Спросила бы меня, я бы признался, что у нас с твоей подругой роман… – тяжело закончил он, переворачиваясь на спину и натягивая на себя одеяло.
Сердце сжалось в комок от охватившего Вику холода. Она почувствовала, как застыли губы. «Он мучает меня? Но зачем?» – слабо подумала она, припоминая, что подружка и впрямь стала слишком подозрительной в последнее время – замкнутой, неразговорчивой. В голове Вики пронеслись ужасные мысли насчёт мужниного тайного романа, и, слыша, как что-то больно сломалось в сердце, чувствуя, как рвётся наружу потревоженная тайна, вдруг сказала то, что поклялась никогда и никому не рассказывать:
– Алёша не твой сын.
Вика выдохнула из себя эти холодные слова, ожидая, что всё вокруг тотчас замёрзнет и они с Кириллом превратятся в две огромные сосульки, которые завтра напугают сына, когда мальчик прибежит в родительскую спальную, недовольный тем, что его не разбудили. Но Кирилл в ответ лишь проворчал нечленораздельные звуки. Перевернувшись на живот, он засунул обе руки под подушку, почти зарывшись в неё лицом, и крепко уснул. В недоумении поглядев на его спину, Вика выключила лампу и вытянулась рядом, но ещё долго лежала с открытыми глазами, пусто пялясь в темноту и пытаясь согреться. Она обдумывала слова мужа и собственные слова, не находя между ними связи, и не заметила, как уснула.
Встала поздно, около десяти часов, в плохом настроении, в предчувствии чего-то страшного. Накинув лёгкий халат, спустилась на кухню, где уже вовсю хозяйничал Кирилл. При виде того, как муж, стоя у плиты, распевал песни, энергично размешивая деревянной ложкой тесто в кастрюле, ей захотелось заплакать. На столе красовался оранжевый графин с только что выжатым апельсиновым соком, лежали бордовые размером с тарелку кленовые листья.
– Доброе утро, соня! Это мы для тебя принесли, – весело сказал Кирилл, прерывая пение и кивая на листья, – у нас сегодня оладьи с яблоками и омлет с ветчиной. Меню «без выкрутасов», специально для тебя! Пойдёт? Алексей в ванной, – сообщил он, наливая Вике сока в высокий стеклянный бокал. – Набегался за ёжиком, устал, но так и не поймал. Ты не представляешь, сколько их тут развелось! – воскликнул Кирилл и, присмотревшись к растрёпанной Виктории, тревожно спросил: – Ты плохо спала, дорогая?
– Как можно… хорошо спать… после того… что ты вчера наговорил? – мрачно ответила Вика, делая большие паузы между словами.
Казалось, ей было трудно дышать. Она нечасто показывалась перед мужем в неприбранном виде, но сегодня это не имело значения.
– Вот ерунда! Я же пошутил. Ты мне спать не давала, – засмеялся Кирилл, ложкой шлёпнув тесто на разогретую сковородку. – Да и тебя пора приструнить, как ты считаешь?
– Вот как? Зачем же молчал, зная, что я устраиваю ревизии? – спросила Виктория, тяжело усаживаясь на стул и отодвигая от себя стакан с соком. – Почему сейчас решил «приструнить»? Что изменилось?
– Раньше меня смешили твои строгости, но время идёт, а ты не унимаешься, мне это кажется странным, ненужным, – ответил Кирилл, переворачивая на другую сторону оладьи. – Ты вчера что-то про Алёшу говорила, я не понял что.
– Да, говорила, – не своим, треснувшим, сделавшимся пустым голосом произнесла Вика.
Она стала машинально крутить кленовый листок, зажав его между пальцами и внимательно его разглядывая.
– Ты помнишь того длинноволосого, который опоздал на нашу свадьбу? Он пришёл с букетом чертополоха, все удивились, а я сказала, что это наш «ботаник», шутник из рекламного отдела? Вижу, что помнишь. – Вика кинула быстрый взгляд на мужа и с отчаянной решимостью продолжила: – Знаешь, Кирилл, я, наверное, вышла бы за него замуж. Так, без любви, просто потому, что время пришло. Если бы не твои Мальдивы. Он хороший парень на самом деле! Очень искренний и меня любил. Думала, он понял, когда я объяснила, что полюбила другого, но это оказалось не так. Я встречалась с ним через несколько месяцев после нашей с тобой свадьбы, надо было сказать, чтобы он прекратил преследовать меня звонками, записками. Между нами произошла безобразная сцена, которая закончилась постелью. И мы расстались навсегда. А вскоре я поняла, что беременна. Врачи предупредили, что я рискую не иметь детей в будущем, если избавлюсь от этого ребёнка, и я оставила всё как есть.
Бросив кленовый листок, Вика подняла глаза на мужа.
– Теперь ты всё знаешь, – сказала она, успокаиваясь, и попросила налить горячего чая.
Муж смотрел на неё во все глаза, не замечая, что оладьи подгорают, не слыша просьбы о чае.
– Это неправда, – сказал он убеждённо.
– Правда, – ответила Виктория и зябко поёжилась.
На кухню вбежал Алёша: на его щеках лежал чистый румянец, волосы были мокрыми после душа, глаза сияли радостью. Мальчик приготовился рассказать Вике о шустром ёжике, за которым гонялся всё утро, и о том, как ёжик спрятался в норке; о том, как Алёша обогнал отца, когда они побежали наперегонки, отец запнулся и упал. Конечно, Алёша подозревает, что папа сделал так нарочно, но всё равно было весело.