Миллионы не моего отца
Шрифт:
– Самый настоящий, – Михаил сам удивился собственной наглости. – По документам.
– Ну-ну, – пальцы не слушались Вадима, когда он сворачивал косяк. Неловкое движение, и он все рассыпал. – Черт, что ж такое-то! – возопил Вадим. – Как не везет-то!
– Может, тебе не надо в таком состоянии?
– Может, это мое лучшее состояние. Живое состояние – через месяц-другой его может и не быть, если я не рассчитаюсь с долгами, – неприятно паясничая, возразил Вадим, принимаясь за очередную самокрутку.
– А откуда у тебя долги?
–
– В офисе, продаю оборудование для общепита, – невесело пробурчал Михаил.
– Манагер, что ли? А чего так мелко? Для сына Мещерского что, не нашлось местечка получше?
– Я не готов с тобой это сейчас обсуждать.
– В настоящее время мы не готовы ответить на ваш звонок, все операторы заняты, – издевательски пропищал Вадим, зажав пальцами кончик носа. – Не, а серьезно, что так?
– Я не знал своего отца, мы с ним никогда не встречались, – ответил Михаил твердо, потому что это была правда, хотя и сказанная о другом человеке.
– Фигасе! – присвистнул Вадим. – Впрочем, всякое бывает. Бабы, они такие.
– Причем здесь бабы?
– Бабы, они такие, – повторил Вадим, вперяя взгляд в изображение на портрете.
Женщину на картине это ничуть не смутило. Все с тем же светским высокомерием и недобрым исследовательским интересом смотрела она поверх голов, словно внизу суетились не люди, а белые мыши.
Михаил взглянул на Вадима, потом на Лизу и усмехнулся.
– Как получилось, что Смирнов не сумел решить твоих проблем с долгами?
– Как получилось? Смирнов был тот еще жук. Он хотел от меня добиться одной вещи, я тянул – в результате Смирнов не выдержал, и умер первым, – на лице Вадима вновь была издевательская, полусумасшедшая улыбка. – Может, ну ее, эту траву, – предложил он, отчаявшись скрутить самокрутку. – Может, по коньяку?
Михаил отрицательно покачал головой, но Вадим уже бросил свое курево и неверной рукой разливал коньяк по стаканам, звеня о края горлышком бутылки.
– А чего он от тебя хотел? – Михаилу казалось, что недоговаривая Вадим вынуждал собеседника раскручивать беседу и провоцировал дальнейшие вопросы.
– Да чтобы я помирился с его дочерью.
– Ну так и что в этом плохого?
– Она мне изменила.
– Понятно, – смутился Михаил. Дальше расспрашивать ему совсем не хотелось, но Вадим явно желал продолжить сеанс семейных разоблачений. Он отхватил уже половину налитого в стакане коньяка.
– И как ты думаешь, с кем? – Вадим интригующим, игривым взглядом посмотрел на Михаила.
– Понятия не имею. Но думаю, что Лизу надо искать у любовника в таком случае, – сказал Михаил отрезвляюще резко.
– У любовника, – Вадим сделал нежный акцент на последнем слове, – я уже искал. Нет ее там, и никто ничего не знает.
– То есть она не к любовнику ушла, а так – в никуда? Как-то странно, – Михаил поднял глаза и еще раз посмотрел
– Документы не изучал детально. Но если хочешь, ты посмотри, – Вадим подошел к белому секретеру и потянул за ручку: ворох бумаг посыпался вниз. – Бавыкин тут уже все разворошил. Деньги искал, собака.
Старые коммунальные счета, выцветшие кассовые чеки, рекламные проспекты, атлас подмосковных дорог…
– Важные свои документы она забрала, когда уходила, – пояснил Вадим.
Несколько каталогов женской одежды, договор с интернет-провайдером, медицинская стоматологическая карта, стопка чужих визиток, инструкция от стиральной машинки… и вдруг в руках у Михаила оказалась ученическая, синяя с тиснением тетрадь.
Михаил открыл и прочел на первой странице:
«Я никогда не умела вести дневников. Как будто бы робела перед ними, не любила я белой бумаги.
Я не сильно надеюсь, что что-то получится и теперь.
Вот, я уже написала “что что-то”, а это некрасиво. А если зачеркну, то будет грязь. А если продолжу в том же духе писать ни о чем, то получится графомания.
Вот, я уже оправдываюсь, – а перед кем?
Точно читаю лекцию в огромной и пустой аудитории, и неловко от того, что никто не пришел, но в то же время всегда есть вероятность – кто-то притаился за дверью и подслушивает.
А еще я слишком часто употребляю здесь “Я” – словно пытаюсь убедить других в его существовании. Сама же я сильно сомневаюсь в этом».
20 апреля 2014 года
– Что это? Посмотри, – сказал Михаил с легким смущением. Почерк в тетради был аккуратный, округлый, с хорошим нажимом. Почерк отличницы.
– Это? – Вадим небрежно, веером пролистал тетрадь. – Это ее писанина. Выкинуть надо.
– А я могу себе забрать?
– Бери.
* * *
Все, что было у Михаила, когда он покинул квартиру на Большой Декабрьской, это номер телефона Смирновой, недоступного для звонков, адрес электронной почты и старый дневник. Все, что мог сделать Михаил, чтобы разыскать Лизу, – это написать ей электронное письмо и ждать. Но прежде он захотел познакомиться с Лизой получше.
День подходил к концу, Михаил спустился в метро и с «Улицы 1905 года» поехал по сиреневой ветке прямиком в Выхино, где и проживал. Люди, чей день сегодня прошел не так интересно, как у него, с тусклыми, безрадостными лицами заходили, а после того как поезд миновал «Пушкинскую», – втискивались в вагон. Обступленный ими, лишенный другой опоры, кроме них, вместе со всеми мечтавший о скорейшем окончании поездки, – Михаил был сегодня все-таки счастливее и беспокойнее, чем обычно.