Миля дьявола

Безуглый Дмитрий Георгиевич

– Валяйте, – буркнул инспектор, чей цепкий взгляд уже блуждал по комнате и предметам, изучая их.

Помещение было большим и просторным, с высоким потолком, выделанным изысканными пилястрами. У противоположной ко входу стены стояла большая, латунная кровать с балдахином на четырех деревянных, резных столбах. Каркас кровати был из прочного железа, а передняя и задняя стенки ее были украшены роскошными латунными трубками и шарами. Сверху по периметру кровати свисала тончайшая, прозрачная ткань с вделанными в нее кружевами. Пол комнаты был полностью устлан толстым, мягким ковром, а стены от пола до потолка украшали дорогие обои, где на красном ворсистом

фоне выделялись яркие цветочные рисунки, выполненные анилиновыми красителями, с позолотой из золотой фольги. Эта щедрая позолота красиво блестела при попадании на нее солнечных лучей и подчеркивала богатство хозяйки комнаты и ее семьи. На стенах висели картины в деревянных рамах с красивыми орнаментами, выполненными резьбой. Вся мебель была дорогой, выполненной по индивидуальному заказу: справа от кровати огромный комод, слева прикроватная тумба, на которой пустая фарфоровая ваза без цветов; в углу комнаты журнальный столик и два громоздких пуфа, у окна искусно сделанный туалетный столик с большим зеркалом, элегантным стульчиком и оттоманкой неподалеку, на которой лежало несколько миниатюрных подушек. Также в спальне был большой, вместительный гардероб аккурат до потолка, письменный стол и стул. Везде идеальный порядок, было заметно невооруженным взглядом, что, несмотря на легкую спертость воздуха и постоянно задернутые шторы, здесь все же регулярно прибирались. Во всем помещении не было ни одной вещи, которая могла валяться не на своем месте. Особое внимание Валентайна привлекли окна, точнее, подоконники. Они были своего рода миниатюрными оранжереями – в герметичных стеклянных ящиках, которыми были заставлены большие окна, росли цветы. Здесь были прекрасные орхидеи и фиалки, а также необычайно зеленые папоротники.

– Их поливают раз в неделю, – прокомментировал дворецкий, видя проявленный интерес к цветам. – Распоряжение леди Уэйнрайт.

Валентайн кивнул, отошел от окна и продолжил осматривать комнату.

– Мисс Моллиган писала картины? – с интересом спросил он, указывая рукой на стоящий прислоненным к стене мольберт, рядом с которым стояли свернутые в рулоны льняные холсты, несколько рулонов бумаги, масляные и акварельные краски, и кисти. Он помнил слова графини об увлечении живописью ее племянницы, но подумал, что это касается исключительно созерцания холстов великих художников.

– Да, сэр, – кивнул дворецкий. – Леди любила рисовать.

– И что же она предпочитала изображать?

– Все, что заблагорассудиться, – он неожиданно улыбнулся. – В основном природу и людей.

– Правда? Очень интересно. Можно взглянуть?

– Думаю, да. Вот только здесь нет ее картин. Вам лучше поговорить об этом с леди Уэйнрайт. Однако, боюсь, миледи не сможет вас принять сию минуту.

– Жаль. Обязательно хочу посмотреть, – произнес Валентайн, подходя к туалетному столику.

– Я передам вашу просьбу графине, как только она освободится.

– Будьте любезны. Скажите, мистер Парсон, а почему здесь нет траура?

Вопрос прозвучал неожиданно, словно гром среди ясного неба. Он заметно смутил вышколенного дворецкого, который часто заморгал глазами, не находя тут же ответ.

– Сэр… простите, сэр, но… это распоряжение графини. Траур только на ней.

– Ясно, – тут же кивнул Аттвуд, наткнувшись на испепеляющий взгляд инспектора Гилмора. – Вы ведь ухаживали за мисс Моллиган?

Доктор принялся методично выдвигать ящички, осматривая их содержимое. Кроме обычной девичей всячины наподобие гребешков, бижутерии и прочих

украшений он увидел несколько флаконов с духами, которые издавали утонченный мускусный аромат. Однако сама спальня была вся пропитана запахом лекарств, что говорило о неприменении духов Эдит продолжительное время.

– Да, сэр.

– Она сильно страдала?

– Да, сэр, – дворецкий вновь одел маску невозмутимости на лицо, но теперь к нему еще прибавилось отчуждение. Он явно не желал говорить, уйдя в себя.

– Можете рассказать о мисс Моллиган? Какой она была?

На мгновение повисла тишина, нарушаемая лишь шуршанием шагов Гилмора по ковру и скрипом ящиков, которые непринужденно открывал Аттвуд. Наконец Парсон решился:

– Она была доброй и отзывчивой леди, сэр. Очень воспитанной. В меру веселой. Много читала и любила живопись.

– Вы сейчас говорите о ее положительных чертах характера. Но у каждого человека есть оборотная сторона его личности. Так устроено, что мы обладаем и негативными качествами. Какими из них была наделена Эдит?

– Мне таковые неизвестны, сэр, – тут же отчеканил дворецкий, сложив руки за спиной.

Валентайн заприметил этот порывистый жест и недоверчиво покачал головой:

– И все же?

Гален едва сдерживался, чтобы не осадить своего настырного товарища, который вторгался в слишком интимную зону. Графине это точно не понравится.

– Ничем не могу помочь, – настойчиво повторил Парсон. – Простите, джентльмены, сколько еще времени вам необходимо?

Гилмор понял намек.

– Мы закончили, – произнес он.

– Да, – не стал возражать Аттвуд, направляясь к выходу. – Благодарим за помощь, мистер Парсон.

– К вашим услугам, сэр, – вежливо ответил он и чуть склонился в привычно почтенном движении.

– Какого дьявола вы там вытворяли? – недовольно проворчал Гилмор, когда они покинули «Уэйнрайт-хаус».

– Делал то, на что вы вряд ли бы осмелились, – ухмыльнулся Валентайн. – Пытался узнать, какой была жертва при жизни.

– Узнали?

– Немного. Но этого мало.

– Ваша фраза меня пугает, – опасливо произнес Гален. – Вы и впрямь решили копаться в истории жизни Эдит Моллиган?

– Да. Нам необходимо узнать о ней все: ее характер и увлечения, ее знакомства и круг общения, все. И обязательно взглянуть на ее картины.

– Неужели мы не сможем обойтись без этого?

– Нисколько. Полагаю, мы обязаны отыскать то, что заинтересовало в ней осквернителя. Даже мертвой.

– Черт бы вас подрал, Валентайн! – Гилмор, понимая правоту Аттвуда, отвернулся в другую сторону, наблюдая, как мимо кэба проносятся зажиточные дома района Мэйфейр…

Лондон, Британская империя

13 мая 1879 года

Путь из Граца в Лондон продолжался без малого трое суток. Вначале профессору фон Крафт-Эбингу следовало прибыть в Вену дилижансом. Далее он сел в паровоз, следовавший по маршруту «Вена – Мюнхен», где совершил пересадку на другой, до Парижа. В столице Франции пришлось пробыть почти сутки, прежде чем доктор неврологии зашел в вагон паровоза, направляющегося в Кале – ближайший к Британии портовый город, располагающийся у пролива Па-де-Кале. Там он паромом перебрался в Дувр, где по железной дороге прибыл прямиком в Лондон. Из Дувра Рихард отправил телеграмму доктору Аттвуду о своем скором приезде. Сойдя на перрон вокзала Паддингтон, фон Эбинг пошел к выходу, где его поджидал сэр Валентайн.