Миля дьявола
Шрифт:
Светский обмен мнениями продолжался недолго и был прерван появлением маркиза Реймонда Куинси в сопровождении супруги Абигэйл и их детей – графа Альберта Куинси, старшего сына и наследника маркиза, а также графини Дайанн Куинси, дочери маркиза, которая к тому же была близкой подругой покойной Эдит Моллиган. Их семья была весьма влиятельна в Британии, а сам маркиз Куинси был вхож ко двору королевы Виктории и обладал хорошей репутацией. Дружба Реймонда с Артуром Уэйнрайтом была долгой и крепкой, переросшая затем в дружбу их семей. Кстати говоря, именно Артур свел Руфуса Додсона с маркизом и обеспечил
– Благодарю, – снисходительно произнес маркиз Куинси, когда услужливый Дадли преподнес ему бокал джина. – Глэдис? Можно тебя?
Он галантно взял графиню под локоть и отвел чуть в сторону. Остальные гости продолжали беседовать, не замечая их.
– Я уже знаю, что ты привлекла к этому делу Гилмора, – без прелюдий начал говорить Реймонд, слегка хмуря холеное лицо. – Не слишком ли поспешное решение, учитывая, что даже столичная пресса в курсе событий?
– А что ты предлагаешь? – жестко парировала Уэйнрайт. – Сидеть сложа руки? Делать вид, что ничего не случилось? К тому же, это он и сообщил мне о проникновении в крипту.
– Я не о том.
– О чем же тогда? – мышцы на утонченном лице графини приобрели решительную неподвижность.
– Ты прекрасно знаешь о чем, – не унимался маркиз, упрямо скрестив руки на груди. Его мощное, широкоплечее тело буквально нависало над тонкой фигурой Уэйнрайт. – Сплетни уже гуляют по Лондону. Теперь эти статейки в газетах. Я боюсь, это сильно ударит по тебе.
– По мне все это уже сильно ударило, Реймонд! Неужели ты не понимаешь? Ты бы смог спать спокойно на моем месте? К тому же, – легкий сарказм зазвучал в голосе Глэдис, – ты боишься не за меня, а за себя.
– Что за вздор? – возмутился маркиз Куинси, однако голос при этом не повышал.
– Беспокоишься, не разнюхают ли газетчики о том злосчастном круизе, из которого Эдит вернулась иной? Эта новость может сильно подпортить репутацию твоей судоходной компании. Собственно, и твою лично.
– Ты говоришь чушь!
Однако по выражению его лица, леди Уэйнрайт поняла, что попала в точку. Смотрела прямо в глаза маркизу: не мигая, не отводя взгляд. Она знала Реймонда предельно хорошо, чтобы прямо сейчас видеть все его чувства и мысли, словно читая раскрытую книгу. Ко всему этому она одна из немногих могла совершенно спокойно сдерживать исходящую от Куинси внутреннюю силу, благодаря которой он без труда подавлял практически любого собеседника напротив.
– Ну, хорошо, – понимая, что его слова не возымели должного эффекта, пошел на попятную Куинси. – Я тебя прекрасно понимаю. То, что ты чувствуешь…
– Ты даже на секунду не можешь представить, что я чувствую, Реймонд, – устало прервала его Глэдис. – Эта боль с тобой навсегда. Она внутри и с каждым днем становится сильнее. Я лишь мечтаю о том, что когда поймают того, кто посмел осквернить наш фамильный склеп, то эта боль частично утихнет. Только этим и живу сейчас, хотя и осознаю, что все равно не будет мне покоя. Поэтому, иного выхода, кроме как просить сэра Галена оказать мне эту услугу, у меня не было. А сплетни расползлись бы по Лондону и без него. Собственно, он единственный, кто точно сохранит молчание, чего не могу сказать о других.
При этих словах леди
– И тебя совершенно не беспокоит все остальное? – удивленно спросил Куинси.
– Знаешь, я иногда даже хочу, чтобы это безумие прекратилось. Хочу не страшиться за то, что все всплывет на поверхность. Может, это принесет успокоение? Иногда мне кажется, что я не выдержу, Реймонд. Мне очень плохо.
Последнюю фразу графиня прошептала едва слышно, а в ее глазах проскользнула мольба.
– Ну-ну, Глэдис. Не теряй силы. Ты же знаешь, я рядом и…
– Знаю, – открыто и просто ответила она.
На секунду оба замолчали, а Реймонд вдруг испытал сильное чувство жалости к Уэйнрайт, и даже чуть дернулся, чтобы обнять ее, но тут же остановился, испугавшись такой опрометчивости.
– Он уже приступил к поискам? – видя, что пора менять акцент в разговоре, спросил Куинси.
– Да.
– Есть результат?
– Пока нет, – графиня опустила веки на глаза, а через мгновение открыла их вновь.
– Чем я могу тебе помочь? – голос маркиза прозвучал участливо.
– Спасибо, Реймонд. Ты уже помогаешь тем, что не оставляешь меня одну.
– Глэдис, ты же знаешь, что я в любой момент откликнусь. Ради… ради нашей дружбы!
– Знаю, и очень благодарна тебе за это. Но я также знаю, что если Гален взялся за дело, то непременно доведет его до конца. Понимаешь? До самого конца…
– Отмени, пока не поздно! – настойчиво прошептал маркиз Куинси и вновь взял ее под локоть. – Образумься! Это ошибка. Я смогу замять дело…
– Нет. Это мое решение. Во имя семьи и памяти Артура. Я верю Гилмору. Идем к гостям. Нас уже заждались.
Маркиз Куинси знал, что уговаривать Глэдис бесполезно – если она что-либо решила, то так тому и быть. Сильная женщина.
– Господа! – громко произнесла графиня Уэйнрайт. – Прошу внимания! Я хочу сделать важное объявление!
Рэймонд недоуменно взглянул на нее. Что за объявление? Они мгновением ранее разговаривали наедине и Глэдис ни словом не обмолвилась об этом. Он почувствовал легкое раздражение внутри себя – любая мелочь, позволяющая ему ощущать неопределенность ситуации, приводила к недовольству. Он привык все контролировать, но когда что-либо происходит помимо его воли, это возмущало. Глэдис всегда отличалась своенравностью и это частенько задевало маркиза, который еще при жизни своего друга графа Уэйнрайта не раз открыто заявлял ему об этом. Но тот всякий раз увиливал от прямого ответа, что позволяло думать о большей власти жены над мужем, нежели наоборот.
Гости затихли, устремив заинтригованные взгляды на графиню и ожидая продолжения.
– Через несколько минут мы приступим к ужину. Но я должна сообщить вам, что к нам присоединятся еще два джентльмена. Все вы знаете о том, что произошло на Хайгейтском кладбище.
Глэдис сделала короткую паузу. Присутствующие понимающе молчали. Оуэн Палмер нахмурился. Дуайт Додсон, заметив это, чуть покраснел от гнева и злости по отношению к этому щеголю. Реймонд Куинси прищурился, его жевательные мышцы нижней челюсти напряглись от сильного сжатия из-за испытываемого недовольства.