Миниатюрист
Шрифт:
– Лийк, нам…
– Он, конечно, безбожник, но в щедрости ему не откажешь. Но в таком случае…
– Лийк, уймись.
– Кто это к ним приходил? Ты его видел?
– Лийк, прошу тебя. Здесь не самое подходящее место для…
– Что хочу, то и говорю. С учетом всего, что ты… что мы для него делаем…
Пауза.
– Ганс, давай тоже закажем наш дом в миниатюре. Получше, чем у них.
Нелла закрывает глаза и представляет, как она уплывает сквозь сомкнутые ресницы… но откуда и куда – ей и самой непонятно.
Покинутая
Сон был тревожный, ей снились то Резеки и Дхана ростом с мышей,
Нелла одевается, предпочтя блузу с жилетом зауженному корсажу и ленточкам, в которые ее непременно обрядила бы служанка. Она подходит к своему «дому». Все игрушки стоят так, как их вчера расставила Лийк: гончие, стулья, брачная чаша, коробочка с марципаном. В дневном свете все безделушки, как и сам кукольный дом, уже не кажутся такими зловещими, и это придает ей сил встретить новый день.
Йохана нигде не видно. Дверь в кабинет распахнута, и можно разглядеть все карты и разбросанные по полу бумаги. При том, что дом так же безупречен, как во время приема гостей, краски приглушены, и висит атмосфера усталости. В гостиной она обнаруживает Марин. Золовка против обыкновения не одета. На ней домашний халат поверх простой блузы и юбки. Увидев Неллу, она запахивается в халат поплотнее. С утра ее светло-каштановые волосы распущены и падают до плеч. Для Неллы это настоящее потрясение. Перед ней как будто другая женщина. Отто наливает ей кофе, и горьковатый запах обостряет все чувства Неллы.
– А где Йохан? – спрашивает она. Отто поднимает голову и отвечает ей робкой улыбкой.
– На работе, где ж еще, – говорит Марин, вздыхая. – Укрепляет нашу связь с Суринамом.
– А где находится Берген? – неожиданно спрашивает Нелла.
Марин смотрит на нее с удивлением.
– Почему ты спрашиваешь?
– Просто так.
В этом свете кожа Марин кажется зеленоватой.
– В Норвегии. У меня нет карты с этой страной, Петронелла, так что можешь не искать ее в моей спальне.
У Неллы горят щеки. «Сунуться в чужую комнату – неслыханная дерзость! Догадалась ли Марин, найдя на полу любовную записку, что я ее прочитала?»
Нелла молчит, и золовка меняет тон на более снисходительный.
– А чем это тебя так заинтересовал Берген? – В ней проснулось неподдельное любопытство, однако Нелла, не удовлетворив его, берет со стола булочку и выходит. Так в этом доме поступают все: отвечают лишь на те вопросы, которые их устраивают. Чувствуя спиной провожающий ее холодный взгляд, Нелла впервые понимает всю выигрышность молчания.
В холле Корнелия трет шваброй черно-белый мрамор, сосредоточенно опустив голову. Сквозь оконца пробивается жиденький октябрьский свет, и уже горят простые сальные свечи, припрятанные на один день. Но стоит только Нелле загреметь дверным засовом и впустить струю свежего воздуха, как служанка разгибает спину, швабра замирает в ее руках.
– Куда это вы собрались в такую рань?
Нелла,
– Мадам? – Она требует ответа, не спуская глаз.
Нелла чувствует глухое раздражение. Неужели теперь каждый ее шаг под контролем? Вчера Корнелия была ее подружкой, а сейчас выступает соглядатаем. Хоть она и старше на четыре года, но служанка должна знать свое место. А она, Нелла, хозяйка дома.
– Дела, – отвечает она коротко.
Корнелия разражается смехом, а у Неллы внутри все закипает. Она чувствует себя как на сковородке или как в тюрьме.
– Какие у вас могут быть дела, мадам, – насмешничает служанка. Нелла, не оборачиваясь, выходит на свежий воздух, подальше от тяжелого запаха сальных свечей, от глаз своего цербера. Но, к ее изумлению, служанка, все еще вооруженная шваброй, хватает ее за руку. Под ее усталыми синими глазами залегли тени. – Вам не следует гулять одной.
Нелла вырывает руку.
– Я могу идти куда мне заблагорассудится.
Ее встречает бодрящий день, а Корнелия закрывает дверь за ее спиной. Она набирает полные легкие холодного воздуха и закашливается от запаха канализации. «Представляю, как будет вонять от этого канала летом!» Она шагает по Золотой Подкове, радуясь, что наконец оставила дом и его обитателей.
Хорошо идти одной, тем более одинокая женщина на улицах Амстердама не такая уж редкость, чтобы на тебя все пялились. На Калверстраат Нелла быстро находит вывеску со знаком солнца и девизом под ним. Стучит в массивную дверь. Улица еще не ожила. Лавочки только открываются, и все предпочитают сидеть в тепле. Как же ей не хватает солнца! А впереди нескончаемая зима. Изо рта валит пар.
– Эй! Есть кто-нибудь? – Ну отзовитесь же. Ей позарез нужно увидеть миниатюриста, хотя, если бы ее сейчас спросили «зачем?», она не сумела бы толком объяснить. – Это Нелла Оортман. Мне надо с вами поговорить.
Волна раздражения, поднявшаяся сегодня утром, снова ее захлестывает: «Я вам плачу хорошие деньги не за то, чтобы вы от меня прятались! Что за дурь… Похоже, обычные отношения между торговцем и покупателем – это не наш случай». Еще раз постучав, она прикладывает ухо к толстенной двери, тщетно пытаясь расслышать шаги. Затем отступает назад и задирает голову в надежде увидеть тень в окне. Ничего такого. Хоть бы горящая свеча! А все же у дома вид обитаемый. Или она выдает желаемое за действительное? Должно же быть какое-то объяснение.
– Там никого нет, – раздается голос за спиной.
Нелла оборачивается.
– Что?
Она сглатывает. Лицо как губка, в розоватых оспинах, разве такое забудешь? Это он обозвал Отто животным, а Корнелия на него накричала. Она снова смотрит на дверь.
– Эй, – обращается она к деревянной панели. – Мы можем поговорить? Пожалуйста. Мне надо кое о чем вас спросить…
– Я ж вам говорю, там никого нет.
Нелла молчит, продолжая держаться за дверь. Кажется, мужчина ее не узнал. Она старается не показывать ему своей неприязни.