Миниатюрист
Шрифт:
– Мне нужен миниатюрист, – признается она.
– Кто?
– Тут живет человек из «Списка Смита».
– Ваш список явно устарел. Сюда никто не заходит. Я работаю напротив, в лавке, где продается шерсть. Вот уже две недели. Здесь свой круг – все знают своих соседей, перемывают им косточки…
– А тому, кто живет здесь?
– Ни разу не видел, чтобы кто-то сюда входил или выходил отсюда. Иногда какой-то парень, англичанин, забирает посылки, оставленные на пороге.
Нелла снова отступает на пару шагов и задирает голову. В одном окне что-то мелькнуло… нет, это всего лишь отражение женщины
– Наверняка скоро появится бургомистр и прикажет взломать дверь. Нечего стоять пустым домам.
Нелла хватается за косяк.
– Не надо о бургомистре, – в ее просьбе звучит мольба. От таких слов – бургомистр, суд – ее бросает в дрожь. Это как если бы тайны ее личной жизни вдруг вздумали выставить на общее обозрение. Ей тут же захотелось спрятать их получше, хоть иногда и подмывает с кем-то поделиться. Вдруг вспомнились слова Марин, как по приказу суда людей топят за преступления, которые она не пожелала обсуждать. Суд и бургомистр олицетворяют собой контроль и власть, их можно сравнить с пастором Пелликорном.
– Вы не понаблюдаете за этим домом? – попросила она. – Я вернусь и заплачу вам один гульден.
Он кивает, почувствовав в голосе волнение.
– Зачем это вам нужно?
Нелла смотрит ему в глаза.
– Не знаю. Нужно, и всё.
Она покидает Калверстраат в смущении и гневе, уверенная в том, что в доме под знаком солнца кто-то живет. Что-то почувствовав затылком, она оборачивается – никого. Она ждет не дождется встречи с мужем. Йохан излучает понимание и здравый смысл – может, поэтому его чело нередко омрачает печать грусти. Она приближается к верфи. Запахло морем, вдали показались мачты больших кораблей. Ей хочется увидеть мужа за работой, чтобы наконец понять, чем он занимается. Она расскажет ему про миниатюриста и что-то обязательно услышит в ответ. Может, он потребует ареста чудо-мастера за то, что тот за ней шпионил? Почему бы и нет! Разве Йохан не захочет узнать, кто изготовил миниатюрные копии его любимых собак и прислал их в его дом?
Она проходит под главной аркой, ведущей к зданию Ост-Индской компании. А рядом расположен арсенал, откуда доносится бренчание сортируемых щитов и кирас. Это самое сердце города, если не всей республики. Нелла останавливается, прислушивается. Когда-то отец говорил, что в Амстердаме сосредоточено больше половины военного бюджета страны. Никакому другому городу такое богатство и не снилось. В словах провинциала звучали сомнения, легкая тоска и благоговейный трепет.
Она идет по периметру двора, испытывая головокружение от узора кирпичной кладки. Двое мужчин, завидев ее, отвешивают низкие поклоны. Нелла отвечает книксеном. Они смотрят на нее с любопытством. Женщины сюда редко заглядывают, преимущественно ночью, когда волосы у них пахнут ванильным мускусом.
– Мне нужен Йохан Брандт, – говорит она.
Один из мужчин ухмыляется.
– Пройдете еще одну арку и в конце двора, слева, увидите дверь.
– Благодарю.
Она чувствует спиной, что они глядят ей вслед. Остановившись перед нужной дверью, она стучит и входит, не дождавшись ответа.
В комнатке, склонившись над столом, сидит клерк, а за его спиной на полках аккуратными стопками сложены
– Лукас Эрвин, ты меня слушаешь?
Человек, которого назвали Лукасом, переводит взгляд на нее. Его лоб усыпан красными угрями.
– Да, господин, – откликается он.
– Я жена Йохана Брандта, – говорит Нелла.
– Правда, что ли? – В глазах клерка промелькнула нескрываемая тревога.
– Да. Он здесь?
Лукас мнется.
– Да кто его знает. – Он отводит взгляд и как будто колеблется. – Пойдемте, – говорит он, приняв решение.
Нелла поднимается следом за ним по лестнице на третий этаж, и по длинному коридору они идут к большой дубовой двери. Но тут их перехватывает другой клерк.
– Элберт, – обращается к нему Лукас.
– Чего тебе здесь надо?
Нелла переводит взгляд с одного на другого. Они явно родные братья, удивительно похожи, разве что Лукас субтильнее и темнее, а Элберт ростом повыше, зато рот, нос и настороженные голубые глаза выдают их несомненное родство.
– Это жена Йохана, – сообщает брату Лукас.
Элберт смотрит на нее с прищуром, отчего Нелле становится не по себе. Братья явно напряжены, и это напряжение передается ей.
– Я пришла к мужу, – говорит она.
– Понятно. – Элберт косится на брата. – К сожалению, его нет. Он ушел час назад.
– Ушел? – удивляется Лукас.
– Да. А сейчас, с вашего позволения…
– Куда? Куда он ушел? – спрашивает Нелла.
– На склады.
– На склады? – тупо повторяет Лукас. Он словно выплевывает слова, и Нелла чувствует прилив неприязни. От его рубашки попахивает чем-то таким, что едва не заставило ее отшатнуться в ту ночь, когда она стояла босиком под дверью Йохана. А еще вспомнилась Марин нынешним утром, распущенные волосы и растекающееся кофейное пятно на скатерти. И ей кажется, что в ней самой тоже что-то опрокинулось.
– Я туда войду, – говорит она, показывая на дверь в конце коридора.
– Нет, – качает головой Элберт. – Это личный кабинет. Женщинам туда нельзя.
– Да пусть посмотрит, где он работает, – говорит Лукас, стряхивая что-то с лацкана.
– Лукас! – выговаривает ему брат. – Я сказал «нельзя».
– Я его жена. Я требую, чтобы меня пропустили.
– Простите, но я не могу.
Элберт кладет руку ей на плечо, но она ныряет под нее и бежит дальше по коридору, слыша топот за спиной.
– Да ладно! – кричит брату Лукас. – Пусть посмотрит, какое тебе дело.
Ага, поймает он ее, как же! Она уже рванула на себя дверь и вошла внутрь.
– Не смотрите! – успевает выкрикнуть Элберт.
Имя мужа застревает у нее в горле – первый слог успел сорваться шепотом с губ, а второй так и остался во рту, рассыпался, точно прах. Ее муж, Йохан, лежит на кушетке совершенно голый, а над его промежностью склонилась голова в темных кудрях, которая, кажется, приросла к лежащему телу. Приглядевшись, Нелла понимает, что голова двигается вверх-вниз на… на причинном месте ее мужа… и в скудном октябрьском свете кожа выглядит сероватой.