Миниатюрист
Шрифт:
– Отто, – обращается она к недомерку. Тот молчит.
А вот Марин. Ниже Йохана, но повыше Отто, серые глаза устремлены в неведомую даль. Характерные детали – вытянутое лицо, губы едва сдерживают готовую вырваться сентенцию. Одета подчеркнуто строго: черный бархат, широкий кружевной воротник, крестик. Нелла, как завороженная, проводит пальцем по узкому запястью, изящной руке, высокому лбу, напряженной шее. Под лифом она обнаруживает тонкую меховую подкладку. Палец скользит вниз к черной юбке из лучшей шерсти, какую только можно найти. Схвачена самая суть: молчальница Марин, от которой
Еще одна мужская куколка. Ростом с Йохана, шляпа с широкими полями, шпага на боку, в мундире народного ополченца святого Георга. Крупное лицо обращено к Марин. Вполне узнаваемый Ганс Меерманс, пусть и не такой тучный.
Нелла переводит взгляд на последнюю, седьмую фигурку, и сердце у нее ухает.
Это Джек Филипс в кожаной куртке и белоснежной сорочке с просторными манжетами, в облегающих ногу кожаных сапогах. Волосы растрепаны, губы вишневого цвета. Он словно замер в ожидании, что его введут в дом, где он займет подобающее место. Уж не он ли затеял эту игру, чтобы над всеми ними посмеяться? Не он ли поведал миниатюристу всю правду о Йохане? У Неллы создается впечатление, что эти человечки к чему-то приготовились – уж не к тому ли, чтобы заселить кукольный дом?..
Корнелия, перекрестившись, прерывает ее мысли:
– Что все это значит? Что вы натворили?
Нелла пытается смотреть спокойно на шеренгу персонажей, завернутых в бумагу. Куколки сделаны с любовью, тщанием, хорошей наблюдательностью. В них нет никакого злого умысла – в чем тут выгода для Джека? Этот дом стоит на слишком крепких опорах, чтобы какой-то английский юноша мог легко его разрушить. Но потрясение так велико, что мысли путаются.
– Я ничего… это не я… – начинает она лепетать, но Корнелия ее обрывает.
– Черная магия, – говорит служанка. – Вы только гляньте.
– Неправда! – Нелла встает на защиту человечков, сделанных так красиво и неспешно, с таким вниманием к деталям.
– Откуда они? – хочет знать Корнелия, вид у нее довольно агрессивный.
– Миниатюрист, – коротко отвечает Нелла, предпочитая не упоминать Джека. Корнелия хмурится. Нелла подводит ее к шкапу и показывает пару гончих, колыбельку, брачную чашу, коробку с марципаном и два кресла, неотличимых от тех, что стоят в гостиной.
– Вы все это заказали?
– Да, – привирает Нелла.
– Понятно.
Это правда, пусть только наполовину, интуиция подсказывает ей, что лучше обойтись без лишнего шума. Она давно мечтала, пусть уже с ней, а не с кем-то еще случится что-нибудь замечательное. Таким ей представлялся брак, но быстро пришло понимание, что она была марионеточной невестой, и вот теперь вся надежда на миниатюриста. Этот шкап – мужнин подарок, и она распорядится им по своему усмотрению. Главное, чтобы мастера по приказу Йохана не арестовали, поэтому последнему лучше вообще ничего не знать. А ответы на вопросы ей предстоит искать самой – то ли у Джека, то ли у кого-то другого.
Она подходит к шкапу, и, как всегда, он поражает ее своей огромностью, безукоризненностью черепаховой эмали, рисунком из оловянного сплава на боковинах, словно что-то говорящим на своем языке. Под бдительным присмотром служанки она
Корнелия наблюдает за тем, как она в раздумье взвешивает на ладонях Джека Филипса и Меерманса.
– Им здесь не место, – говорит служанка.
– Почему?
Корнелия глядит на молодую хозяйку как на сумасшедшую.
– Потому. – Она забирает их у Неллы и сажает на карниз, где они в нелепых позах обречены ждать, когда же их пустят в дом.
– Корнелия… – Нелла глядит на двух изгоев. – Ты умеешь хранить тайны?
Служанка тоже уставилась на Меерманса и Джека.
– А что, не похоже? – говорит она внушительно.
– Тогда не рассказывай моему мужу о том, что я затеяла. Я буду ему женой и никуда не уеду, если ты ничего ему не скажешь.
Они смотрят друг на дружку. За окном сгущается зимняя ночь, небо похоже на глубокую темно-синюю реку, в которой рассыпаны звезды. Корнелия мнется.
– Зря вы так, мадам. Есть в этих куклах что-то нехорошее…
– Как и в самом доме, Корнелия.
Служанка успела сказать, прежде чем прикусила язык:
– Нам следует быть осмотрительными…
– Мы и будем.
Корнелия с сомнением глядит на молодую хозяйку.
– Не нравится мне это.
– Ну мастерит он всякую мелочь. В сущности, он никто. Норвежский ремесленник.
Служанка от волнения перекрестилась.
– Про нас-то он откуда знает?
– Там живет одна женщина, – говорит Нелла. – А потом я ее видела в церкви.
– O господи, – пугается Корнелия. – Это его ищейка!
Нелла ощущает себя предательницей. Миниатюрист, кто бы он ни был, пытается донести до нее что-то сугубо личное. И это послание может оказаться неприятным для посторонних ушей. Она не решается сказать Корнелии про записку, полученную в тот вечер, когда у них были Лийк с Гансом. Кто из этой истории выйдет победителем? Она, Нелла, или миниатюрист?
«Он каким-то образом меня видит, – решает она. – Запертую шкатулочку в большой запертой шкатулке. – Нелла сдерживает подступающую тошноту. Ее охватывает ужас – может, она вообще фикция, плод чужого воображения?
Корнелия уже на пороге останавливается.
– А где Лийк ван Кампен?
– Вероятно, дома, на Принсеграхт, – отвечает Нелла.
– Да я не об этом. Если ее муж здесь, то где она сама?
На этот вопрос у Неллы нет ответа. Она вспоминает, с каким восхищением Лийк оглядывала ее «дом», с каким удовольствием расставляла в нем миниатюрную мебель. Все это, наверно, неспроста. Между тем Корнелия уходит, а Нелла все не может оторваться от мира, разрастающегося на ее глазах. Люди из ее нового окружения уменьшились до размеров кукольного дома, их можно вертеть в руках, но они по-прежнему загадочны и неуловимы, и их намерения сокрыты во тьме. Огромный шкап не дает ответов, и скрытую силу, которой, Нелла уверена, обладают маленькие человечки, она тщетно пытается разгадать. В полусне ей мерещится, что они, неподвластные, разрастаются до пугающих размеров.