Мир и война в жизни нашей семьи

Зубкова Людмила

В 1926 году я пошла учиться в пятый класс. В монастыре Иосифа Волоцкого была школа. Раньше там жили монахи и монашки. Очень красивое место: кругом лес, два больших озера, очень глубокие. Это было от нас около 3 км через Валуйки. У меня много стало подруг. Из деревни Валуйки Пузанова Маруся, Лена Молчанова, Лена Пузанова. Очень хорошо дружили. Я первый раз была у них на елке. И так продолжалась дружба. Мои подруги, Тоня и Настя, больше не учились. Жизнь у них дома была трудная, много работали по дому. В поле земли много, животных немало: 2 коровы, 2 лошади, овцы, свиньи, куры, гуси и т. д. Отец немного торговал, но налогами задушили, не было смысла торговать, только убытки и долги.

В 1928 годуя закончила седьмой класс на хорошо. Много было друзей.

Я очень хорошо танцевала. Когда училась в 7 классе, ввели у нас урок танцев. Уже кадриль танцевала с мальчишками: Витей Пузановым, Илюшей Быковым, Ваней Чумодиным. Дома было всё хорошо, много работали по хозяйству. Лизе, как самой старшей, было очень трудно: весь дом и мы – все под ее присмотром. Лиза болела, что-то с головой. Совсем не спала, ночи все ходила, про себя говорила. Летом 1928 г. моя крестная Катя взяла меня в Москву, у них был большой участок на станции Долгопрудной. Была посажена клубника. Мы с крестной и еще три девушки работали с утра до вечера, пололи, поливали. Собирали ягоду. Я работала с июня по октябрь. Помню, мне заплатили 100 рублей. Я купила хороший серый платок пуховый, туфли и синее платье. Очень была довольна.

Конец 1928 года и 1929 год для нас были очень трудными. Райфо нас задушило налогами, у нас не было денег, всем были должны, и папанька заложил сундук с добром мамы Н. И. Рыкову, чтобы заплатить налоги и долги. Была неделя золота, к нам пришла милиция и стала делать обыск, нас всех посадили в столовой. В горнице висела полдневка, и туда Надя положила золотые вещи мамы. Всё конфисковали. Имущество описали; корову, лошадь, овец, свиней – забрали. Сначала отняли одну половину дома. В конце 1929 г. и вторую половину дома взяли под школу. Жизнь была сплошной ад. Жили мы в кухне очень тесно, спать было невозможно. Папанька, Сергей, Коля, а потом и Наденька уехали в Москву. Помню, в конце 1929 г. появилось постановление, и нам отдали дом. И я одна мыла потолки, стены, но прошло месяца 3–4, и нас совсем выгнали из дома. Поселили нас в конце деревни в маленьком домике. Жили мы там недолго, опять перебрались на кухню в своем доме. Плакали мы день и ночь: за что нам такая участь досталась? Жили мы небогато, работали все в поле и дома, никогда не держали работников, ходили все в перешитом от мамы. Ребята ходили в одних сапогах на троих. Лиза лежала в больнице в Подольске, совсем плохо с головой. Мне было очень трудно. Ваня работал с Костей Мошечкиным в слободе на бойне, где режут скот. Анеточка жила в Шестакове, их тоже раскулачили, они были действительно богатые, на них работали. Наши богачи Волковы Н. П. и А. П. все уехали и всё увезли. Рыков Н. И. тоже уехал. Остались мы только трое несчастных: Лиза, Ваня и я.

И так наступил 1930 год. Нам становилось труднее и труднее, совсем уже невозможно жить, всё у нас забрали. В конце марта пришли, арестовали Ваню и увезли в слободу. Мы с Лизой в ужасном состоянии. Никакой связи с нашими нет. Они живут в Москве. Крестная живет в Москве, у нее всё хорошо, их семью не трогали. Через дней 10 после ареста Вани ночью стук в дверь. Открываю, вся трясусь. Милиция и наши соседи – Стешуха и ее муж и еще двое. Нам сказали: «Срок для сбора вещей – 2 часа». Мы должны уехать в Казахстан на постоянное поселение. Я не знала, что мне делать. Мне было 15 лет, Лизе – 29, она плохо соображала. Я все спрашивала, что мне брать. Мне сказали, будет одна лошадь, т. е. сосед согласился дать свою лошадь. Главное, я взяла несколько мешков ржаной муки, мы как раз только смололи, картошки, капусты и, конечно, одежду на себя, Лизу и Ваню. Было у нас спрятано несколько маминых отрезов, платки летние и теплые. Всё погрузили, нас посадили в сани и повезли в Волоколамск. Несмотря на очень раннее утро, я помню, всё Рахманово вышло нас провожать. Все женщины плакали, кричали: «Что вы делаете?» Особенно причитала тетя Настя (Катина свекровь): «За что, за что?» Милиция безобразно ругалась, а тетю Настю ударили по лицу кнутом. Мы с Лизой рыдали. Как трудно было расставаться с родным домом! Привезли нас в Волоколамск на станцию, свалили наши вещи, на улице было холодно. Кроме нас там оказалось очень много народа из слободы, Валуек, Новлянского и т. д. И богатых я не встречала. Все больше просто середняки, работали сами в своем хозяйстве. Приехали мы рано утром, а к вечеру привели к нам Ваню. Я так была рада, что Ваня с нами. Вечером нас стали грузить в товарные вагоны, холодные, грязные, все имущество тоже бросали в вагон, много осталось вещей на улице, спросить ничего нельзя, страшная ругань и плетки. Я помню, когда нас погрузили в вагон, мы заняли место около окошка (просто дырка). Я хотела посмотреть, нет ли кого знакомых, в меня ткнули штыком винтовки прямо чуть не в глаз. Ночью поезд тронулся в путь. Мы не знали, куда нас везут.

Запомнились такие стихи:

Расскажу я вам, как сажали нас / Ночью в грязный товарный вагон,И потом везли, дверь на заперти, / Чтоб дорожки домой не найти.И потом, друзья, можно в сутки раз / Под штыком сходить за водой.Принесли

воды и давай делить. / Дети тут же кричат: «Мама, пить!»И один стакан доставался нам, / В сутки раз во рту промочить.И так шли деньки, / Путь далекий был,Путь нежданный наш / Шел всё вперед.В воскресенье, как раз / В самый светлый день,Мы приехали к месту своему. / Привезли в Туркстепь,Степь широкую. / Только пылью здесь хоть подавись.Власть советская этим славилась, / И врагов своих всех заморит.

Привезли рано утром. Поезд остановился в степи. Помню, был высокий откос. Команда: «Быстро выгружайтесь!» Все думали, повезут еще куда-нибудь в населенное место. Сказали: «Нет! Устраивайтесь, как можете». Все плакали, очень много старых и пожилых людей заболели, никакой помощи. Верная смерть. Кругом степь: ни деревца, ни кусточка, воды тоже нет. Очень далеко ходили за водой. Помню, что за целый день можно сходить только два раза. Нет никаких человеческих условий. У всех почти были брезенты, сделали палатки. Есть совсем нечего. Из муки делали болтушку, и это была пища.

Какой выход? Бежать, как можно скорее! Вопрос был продуман и решен так. Я и Маруся Мошечкина бежим вместе с семьей Чумодиных; Лиза и еще Лиза Мошечкина – с Пузановыми. Костя и Ваня вдвоем, когда нас отправят. Бежать сразу всем не надо. Может, кому-нибудь повезет добраться до дома. Это был кошмар. Стоял май. Днем очень жарко, ночью темно и холодно. Шли мы только ночью, днем боялись идти, очень многих ловили и отправляли обратно в степь на поселение. Кругом песок. Идти было трудно: по колени песок. По дорогам не шли, опасно. В степи такой вой, как будто бы очень много собак и вот-вот тебя догонят и разорвут. Дошли до какой-то станции, не помню, билеты нам не давали. Плакали и умоляли женщину взять нам билеты, за это дали ей платок, и так раза два от станции до станции. В Семипалатинске (денег у нас не было) пришлось продать материал (сарпинку), платки и купили билет до Москвы, но ни сидеть, ни лежать нельзя, мы ехали почти всё время лежа под лавочкой. Только ночью сидели на полке. Еды было мало, нас жалели и давали нам есть, кто что мог.

Не помню число, но знаю, в июне мы приехали в Москву. Маша Мошечкина хорошо знала Москву, она меня проводила до Кати. На меня было страшно смотреть: худая, грязная, а вшей было столько, что, когда сняли с меня рубашку, хрустело под ногами. Всё тело покрыто ссадинами. В это время была у Кати Анеточка. Она повела меня в баню. Всё мое платье, рубашку Катя сожгла.

И снова надо начинать жить. Как и где жить? В Рахманово ехать нельзя. У Кати уже живут брат Коля и брат Павла Петровича Коля. Надя где-то работала на заводе, но комнаты и прописки не было. Тоже часто бывала у Кати, ночевала у её соседки – Юлии Платоновны. Катя страшно переживала за нас. Павел Петрович злился. Папанька и Сергей жили у дяди Васи в Москве в Газетном переулке, тоже нелегально. Мне еще не было 16 лет, документа никакого, и решили устроить меня в прислуги по знакомству в Москве на Собачьей площадке к Сахаровым. Жила я почти всё время на кухне, спала в коридоре. Работы так много, что не было времени посидеть, а сил совсем не было, очень была слабая. Уборка квартиры, включая и комнаты. Стирка с 4-х человек, по 10 простыней, 10 пододеяльников – до 100 вещей, а мне было только 16 лет. Наталья Петровна совсем не считала меня невзрослым человеком и всё спрашивала, как с прислуги взрослой. Особенно было обидно, когда я приходила с рынка. Начинала всё считать, взвешивать, и когда что-нибудь не так, начинала кричать: «Я вычту из жалованья!». Я всегда очень плакала, а она смеялась. Каждый день для меня был каторгой.

Осенью 1930 года я пошла вечером учиться на курсы бухгалтеров, платные. Нюша сказала, что она будет платить. Я получала 100 рублей, за курсы – 80 рублей. У меня оставалось только на то, чтобы купить тапочки. Я хорошо помню, никто ни копейки, хотя братцы торговали и деньги у них были. В воскресенье меня отпускали, а куда идти? Крестная бывала очень недовольна, когда я приходила. Мы с Наденькой ездили в Парк культуры, хоть посидеть спокойно. Я всегда учила уроки, много читала. Когда приезжала домой, боже мой, сколько дел: посуду мыла-чистила до 11–12 часов, обувь чистила, много-много дел.

В 1931 году я закончила курсы хорошо, получила первый документ, звание «помощник бухгалтера». К тому времени у меня стало лучше с жильем: комнатка на кухне освободилась, и я стала там жить. Как я была рада! Купила себе лампу и вечерами занималась, готовилась поступить на Высшие курсы бухгалтеров. Осенью 1931 года я поступила и стала учиться. К тому времени Нюша стала жить в Павшине на Песочной у тети Аграфены. Комнатка, наверное, не больше 6–7 метров. Кости, мужа, с Нюшей не было: он жил где-то с матерью, очень болен. Жила она с дочкой Женей. Папанька приезжал часто, и меня Нюша взяла к себе. Она часто говорила: «В тесноте – не в обиде». Очень переживала за меня. Нюшу устроила в Павшино Дуся Волкова, они с Анеточкой были подруги. Я помню: все Волковы гуляли у нас на свадьбе у Нюши.