Мир и война в жизни нашей семьи
Шрифт:
Буряты – народ низкорослый, скуластые с раскосыми прищуренными глазами. Верхняя одежда длинная, наподобие наших тулупов, вместо застежек кушак. На ногах меховые унты. Мужчины и женщины одеваются одинаково. Иногда только у женщин борта одежды оторочены какой-нибудь красивой отделкой цветной и с узорами. И мужчины, и женщины, и даже дети почти всегда сосут трубку.
Тогда в Читу был большой завоз мандаринов. Мы их ели как никогда много.
Мы с Верой жизнью в Чите довольны. Получали по тем временам сравнительно хорошо. Понемногу регулярно посылали Кате для Жени и нашей маме.
Иркутск. В связи с производственной необходимостью в Управлении наметилась перестановка кадров. Мне предложили работать в Даурии, а к тому времени в контору приехал
Шёл март. Вера была в положении, через несколько месяцев предстоят роды. Она уже ходила несколько раз в женскую консультацию.
Даурия – захолустье, а Иркутск – областной город. Мы обсудили вопросы о работе с Абрамом и с отделом кадров и договорились первоначальную наметку поменять. И с благосклонного согласия Абрама отдел кадров мне дал направление в г. Иркутск возглавлять УДР-213, а Цейтлина командировать начальником работ в Даурию. Цейтлину мы с Верой очень благодарны. Основной довод в пользу работы в Иркутске – это предстоящие роды. Мы очень хотели, чтобы они проходили под квалифицированным врачебным надзором.
В марте 1938 г. мы переехали в г. Иркутск. В Иркутске жили на окраине, недалеко от ипподрома. На работе у меня было два объекта:
1) строительство двухэтажного жилого дома для начсостава;
2) мастерские в военном городке и на станции Батарейная окружная.
Я вёл работы по водопроводу, канализации, отоплению и электроснабжению. По электроработам у меня был помощником техник Коля Морозов. В работе я подчинялся Читинскому управлению Военспецстроя. Здесь в Иркутске я единоличный хозяин. Работы много: руководство работами, оформление отчетности, выписка нарядов, оформление ведомостей на зарплату, получение материалов. Во всех бухгалтерских делах основная работа лежала на Вере. Она вникала во все мои дела и очень хорошо помогала. Она же – первая защитница рабочих, если я иногда ворчал на них, особенно на бригадиров, людей опытных. Она меня всегда ругала, если я увлекался нападками на своих подчиненных. Вера очень не любила, когда я употреблял слово подчиненный. Она говорила: «Они не подчиненные». Это слово она считала просто унижающим достоинство человека. Верочка утверждала: «Они делают одно с тобой общее дело, они твои помощники-соратники». И рабочие её очень уважали за общение с ними на равных, на основе одних и тех же, по сути, интересов, связывающих сотрудников друг с другом.
Соседями по квартире у нас были тоже, как и мы, молодожены. Украинцы по фамилии Скорики. Очень хорошие люди родом из г. Сумы, немного постарше нас. У них росла дочка Валерочка лет четырех.
В памяти об Иркутске у меня остались некоторые приятные воспоминания, пережитые вместе с Верой.
В один из выходных дней мы пошли на ипподром смотреть заезды. Ощущение азарта там, конечно, очень сильно развивается. Каждый переживает за свою замеченную им лошадь. Интересно было смотреть и нам – и на сам заезд, и на реакцию публики. Вера переживала очень эмоционально. Нам запомнился случай, когда в момент самого быстрого бега у впереди несущегося экипажа соскакивает колесо, отрывается одна оглобелька, лошадь летит неимоверно быстро вперёд. За ней вдогонку летит уже оторвавшаяся тележка. На какой-то период наездник был вырван из тележки. Тележка с одним крутящимся колесом осталась валявшейся на боку далеко позади. Затем возница отделился от лошади (выпустил вожжи) и после этого несколько раз перекувырнулся и какой-то небольшой момент лежал, а затем стремительно вскочил и, как очумелый, побежал, прихрамывая, вдоль дорожки за лошадью. Затем хромать стал больше. Упал, потом тяжело встал и направился к трибунам. Тут к нему подбежали люди и взяли его под руки. А там, вдали, служащие ипподрома стали ловить лошадь. Это было наше первое и последнее посещение бегов на ипподроме.
Правда, было ещё одно посещение ипподрома. Но смотрели там уже не бега, а слушали и смотрели Военный ансамбль под управлением Александрова-старшего – организатора и первоначального руководителя знаменитого ансамбля.
Рождение Люси. С большим волнением и переживанием мы ожидали
Комнатка наша маленькая, обставлена бедно. Стол грубый, три табуретки, тумбочка для посуды. Но всегда было светло и исключительно чисто. И гордостью нашей обстановки был сваренный еще в моей мастерской в Чите умывальник из листового железа. Конструкция умывальника спроектирована мною. Высота умывальника немного больше метра. Сосок умывальника (кран) на высоте 85 см приварен к бачку. В бачке умещалось около 6–7 литров воды. Под умывальником в тумбочку ставилось ведро для стока. Тумбочка закрывалась дверцей. Все это сооружение покрашено голубой краской.
К кроватке с Люсей любила приходить девочка Скориков. Сама маленькая, она любила смотреть на Люсю, показывать ей пальчиками вилочку и говорить нежненьким голоском: «Тю-тю, лю-лю». Дотрагиваясь до пальчиков Люсиных рук, всегда пыталась её поцеловать.
Один раз как-то мы ходили с Верой в детскую поликлинику. Я несу на руках Люсю в красивом так называемом конверте (пакете) из материи типа толстой байки светло-коричневого цвета, очень теплой. Лицо у Люси открыто. Вера идет со мной под руку. Нас обгоняет интеллигентного вида мужчина, засмотрелся на Люсю и говорит: «Ох, какая красивая девочка!». А сам глядит на нас с Верой. Когда же взгляд остановился на Вере, то к сказанному добавил: «А мама ещё лучше! Хорошая семья. Счастья вам».
Эта оценка меня осчастливила. Я гордился тем, что обладаю таким богатством.
После поликлиники мы пошли к Ангаре. Я хотел в ней искупаться. Стоял август, было жарко. Но когда я попробовал рукой воду, она оказалась очень холодной. Мы решили зайти отдохнуть в ресторан. В ресторане мы пообедали, хорошо закусили, и я на радостях немного выпил. Вера тоже пригубила. В ресторане в Иркутске мы были только в этот единственный раз.
Деньги у нас тогда имелись. Я получал прилично. Вере выдали декретные. И мы зашли в комиссионный магазин золотоскупки. И купили тогда давно желанные и присматриваемые вещи. Вере купили хороший темно-синий диагоналевый костюм, очень красиво пошитый и пришедшийся Вере по фигуре. Мне купили карманные часы «Омега».
Жили мы в Иркутске, всё время работая. Вера, хотя и была в декрете, работала очень много. Надо было содержать в чистоте всю семью, а также приготовить еду и накормить. Помимо этого вести мою отчётность по УРД: наряды на рабочих, ведомости на зарплату, отчёты по расходованию материалов. Веру оформили счетоводом-бухгалтером.
Мы стали иметь некоторые денежные накопления и немного прикопили про запас.
Призыв в Армию. Когда в промотделе ВКП(б) меня оформляли на военное строительство на Дальний Восток, мне говорили, что работа там мне зачтётся как военная служба (до этого мне в связи с учёбой предоставили отсрочку от призыва в Красную Армию). Но в тот момент политическая обстановка из-за военных конфликтов с Японией обострилась. В армию срочно начали призывать всех, кто до этого пользовался отсрочкой. И мне прислали повестку: явиться в Иркутский военкомат. Меня направили для прохождения действительной военной службы в 1-й ОКА в г. Ворошилов-Уссурийский. Сдав все дела по УРД-213, я должен был выехать дальше на Дальний Восток в г. Ворошилов-Уссурийский.
Разлука. Так прервалась наша жизнь молодожёнов. Независящие от нас обстоятельства разлучили нас. Случилось это в декабре 1938 года.
Вера уже без меня поехала с Люсей в Москву, вернее – в Павшино.
От Иркутска до Москвы Вера ехала вместе с семьёй Скориков. Они ехали домой в Сумы в отпуск. Они были очень внимательны к Вере и оказали большую помощь в сборах к отъезду. Вера благополучно доехала с ними до Москвы.
За тот период, пока мы трудились в Чите и Иркутске, папаньку выпустили из заключения. Первое время его в Павшине, благодаря усилиям Курделева, не прописывали: ему надлежало жить за пределами Москвы не ближе 101 километра. Лишь позднее из-за плохого состояния здоровья разрешили жить в своей семье в Павшине.