Мир культуры. Основы культурологии
Шрифт:
противоположны. Фауст несет в себе дух познания, Мефистофель — дух
беспокойства, Фауст верит в человека и человечество, Мефистофель сомневается, но
этот скепсис необходим — он позволяет искать и находить истину.
Именно в Германии, в литературе и философии, прозвучало в полной мере
горькое понимание того, что рационализм Просвещения ограничен, что он не
рассмотрел чего-то важного в мире, а события конца XVIII века только подтвердили
эти мысли.
§ 4
Просветители довольно рано стали и сами осознавать некоторую
ограниченность своих упований на знания, разум, воспитание людей.
Первоначальная убежденность в том, что, по словам Локка, “вера не может иметь
силу авторитета перед лицом ясных и очевидных предписаний разума” [ 121,
т. 5, с. 7], к концу века уступает место сомнению в всесилии разума, о чем говорит
Гёте: “Сумма нашего бытия никогда не делится на разум без остатка, но всегда
остается какая-нибудь удивительная дробь” [там же, с. 24]. Эта реакция на
рационализм времени так или иначе прорывается в направлениях художественной
культуры, таких, как сентиментализм, и в предромантических тенденциях писателей
и теоретиков “Бури и натиска”. Все большее место начинает занимать понимание
того, что “бурный гений” Просвещения остается один против всего мира, и не
напрасно Беранже называет такого человека безумцем, понимая не только величие
его дела, мысли, идеи, но и его одиночество.
423
Критичность и самокритичность времени постепенно заводили в бездны
скепсиса, явного и скрытого. Кант, критикуя саму идею логического познания мира,
приходит постепенно к выводу о том, что познать возможно лишь внешние стороны
мира, огромная часть существенных его сторон не доступна познанию и познается
лишь при помощи веры. Так терпит фиаско рационализм. Еще более глубоким
оказывается скептицизм английского философа, историка и экономиста Юма (1711
—1776), сомневающегося вообще в возможности понимания мира. Реакция на
рационализм проявилась и в более радикальной форме в “философии чувства и
веры”, пытающейся снова оживить религиозное мировоззрение и уводящей в
иррационализм, утверждающей таинство познания. На этом фоне гордые призывы
просветителей к свободе, равенству и братству как к естественному состоянию
человека натыкались на прямое противостояние реакционного мышления, например,
у Де Сада, оправдывавшего извращения и мучительство как способ утверждения
себя в мире (отсюда слово “садизм”).
Крушением если не всех, то многих надежд стала Французская революция —
последний парадокс эпохи, соединившая в себе высокие помыслы и прекрасные
лозунги с насилием, призыв к человечности — с бесчеловечностью и уничтожившая
около двух миллионов французов, из них 600 тысяч — на гильотине. Среди
последних были и один из теоретиков Просвещения Ж. А. Кондорсе (1743—1794), и
гениальный химик Лавуазье (1743—1794). Бурление мысли, начавшееся на пороге
эпохи Просвещения, предполагало радикальный (Руссо) и реформистский (Вольтер,
Гете, Кант) пути разрешения социальной несправедливости. Революция избрала
первый путь.
И все-таки нельзя утверждать, что эпоха Просвещения уничтожила себя для
будущих поколений, что ее опыт стал опытом разрушений. Величие эпохи в том, что
она пробудила мысль и чувство; порицая своих гениев, она возвеличивала их; считая
тех, кто искал новые дороги для мира, безумцами, она прославила их поиск.
Беранже так сказал о веке великих надежд:
По безумным блуждая дорогам,
Нам безумец открыл Новый свет;
Нам безумец дал Новый завет —
Ибо этот безумец был богом.
Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло —
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какогонибудь!
[27, с. 34]
ВЫДЕЛИМ ОСНОВНЫЕ МОМЕНТЫ
424
1. Эпоха Просвещения в значительной мере оказалась и эпохой великих
социальных потрясений, реальную основу которых составили, с одной стороны,
развитие материальной культуры, появление машинного производства, с другой —
обострение социальной несправедливости.
2. Центральным звеном, сфокусировавшим в себе все противоречия времени,
становится человек, поэтому вырабатываются различные концепции, которые
касаются его роли в мире, способов достижения целей, отношений с обществом и
миром в целом. Уже не проблема выбора, не проблема смысла жизни, но проблема
места человека — становится главной в философии и искусстве этого времени.
3. Несмотря на то, что эпоха Просвещения возвеличила Разум и связывала с
ним все стороны социальных надежд, именно в это время Разум терпит поражение
во всех областях существования человека и общества. Французская революция,
начавшаяся как торжество Разума и не затронувшая многосторонний внутренний
мир человека, закончилась трагически. Вопреки постулатам Канта, понявшего, что
человек не должен быть средством, Французская революция не считала его целью.