Мир всем
Шрифт:
От того, что Марк так легко прочитал мои мысли, я покраснела и, чтобы скрыть смущение, спросила:
— А в старших классах как называли?
— А в старших я научился крепко давать сдачи.
Он протянул руку. Честное слово, мне показалось, что его тёплая ладонь наэлектризована и при соприкосновении наши пальцы заискрят от высокого напряжения. Чтобы напустить на себя безразличие, мне пришлось приложить усилие:
— Марк, как вас по отчеству?
Марк посмотрел на меня с лёгкой иронией и нехотя признался:
— Анатольевич.
— А я Антонина Сергеевна.
Мне показалось важным именно
Кивком головы Марк указал на лом, который я по-прежнему крепко держала в руке, и официальным тоном спросил:
— Так вы, Антонина Сергеевна, позволите мне помочь вам в знак благодарности?
Я поняла, что моё упрямство выглядит глупо, и молча протянула ему лом — пусть долбит на здоровье, если хочет, а у меня и без лома дел полно. Чтобы не выдать своего смущения, я схватила свободную лопату и пошла к машине закидывать мусор в кузов. Но между работой я не забывала поглядывать в сторону Марка, каждый раз постыдно заливаясь румянцем, когда наши взгляды встречались. Меня тянуло подойти к нему, запросто, по-дружески поболтать, вспоминая фронтовые пути-дорожки, но глупая гордыня мешала мне показать свой интерес. Потом я переместилась в другой конец дома, откуда Марк исчезал из поля зрения, а когда вернулась, то вместо Марка увидела лом, крепко воткнутый в землю подле расчищенного крыльца.
— Ушёл твой кавалер! — ехидно сказала соседка по бараку — высокая сухопарая буфетчица Нина. — Всё поглядывал на часы, видать, торопился, а потом воткнул лом и улепетнул, пока ты прохлаждалась. За мужиков нынче держаться надо, а то отобьют. — Она подхватила бревно, больше похожее на головешку, и скомандовала: — Подсобляй, мне одной не сдюжить.
— Не больно-то и хотелось, — пробормотала я про себя в адрес Марка, но внутренний голос поспешил утешить, что Колпино — город маленький и мы ещё не раз встретимся. Вполне возможно, Марк Анатольевич приведёт в мой класс своего ребёнка. Интересно, красивая у него жена или нет? От вредоносных мыслей я постаралась переключить силы на субботник и преуспела так, что вечером едва дотащилась до барака.
Марк
Марк взглянул на часы и ужаснулся: без двадцати три! Время поджимает, а он, вместо того чтобы спешить на дежурство, молотит лёд ломом и волнуется, как школьник перед контрольной. В надежде, что Антонина вернётся, он тянул до последнего, а когда в запасе оставалось пятнадцать минут, воткнул лом в землю и побежал, рискуя сломать ногу на скользких ледянках. Врач не имеет права опаздывать на работу, даже если разразится землетрясение.
Вообще-то он хотел работать не на вызовах, а хирургом, но вакансий хирургов в гор- больнице не было, и кадровик из Горздрава не стал особо вникать в ситуацию:
— Сами понимаете, дорогой товарищ, сначала необходимость, а потом желание. Как там в песне поётся: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону…» И никто, заметьте, не спорил.
Конечно, он понимал. На фронте не приходилось выбирать что делать, особенно когда раненые шли сплошным
Его призвали с четвёртого курса мединститута вместе с такими же недоучившимися студентами со всех концов страны. Тридцать долгих километров по льду Ладоги из блокадного Ленинграда отложились в памяти насквозь промороженным кузовом полуторки с брезентовым верхом и горячим супом (настоящим, с мясом!) в эвакопункте Жихарево на Большой земле.
Люди ели жадно, давясь и захлёбываясь, а он уговаривал их начинать есть помалу, чтоб не умереть от несварения желудка, и плакал, потому что сам не мог удержаться и пил суп через край тарелки, боясь, что еду отнимут. Прямо из эвакопункта его отправили в райвоенкомат, а оттуда в сибирский городок Ленск.
— Запомните, с этого момента вы не Васи, Миши или Равили, а слушатели военного факультета мединститута. И чем скорее вы забудете про свою гражданскую сущность, тем скорее станете настоящими бойцами Красной армии, — сказал начальник курса — военврач второго ранга, на первом построении. — Перед вами стоит задача в крайне сжатые сроки пройти четвёртый и пятый курсы института. Будет нелегко, но вы должны помнить, что ваши знания и руки необходимы фронту, поэтому трудиться придётся в полную силу.
Двухнедельный курс молодого бойца начался в шесть часов утра следующего дня с пронзительного крика дневального:
— Рота, подъём!
До отбоя в двадцать три ноль-ноль изучали уставы, топографию, оружие, строевую подготовку. Времени в обрез — впереди фронт. Скудный обед после блокады представлялся роскошью: на первое суп с перловкой в горячей воде, на второе тушёная капуста. В помещении сразу два курса: пятый — слушатели эвакуированной академии из Куйбышева, и четвёртый — новички из Ленинграда, Одессы, Мурманска, несколько харьковчан и два бурята из Улан-Удэ. После обеда самоподготовка и стрельбы.
После присяги начались занятия по госпитальной практике. Кафедры разбросаны по разным местам, транспорт не ходит, и чтобы успеть на занятия, курсантам приходилось бегать из одного конца города в другой, плюс по ночам часто поднимали по тревоге разгружать эшелоны с ранеными. Война чувствовалась даже за тысячи километров от фронта, и самым большим желанием курсантов было как можно скорее попасть туда, в самое пекло боёв.
Через год он сдал государственные экзамены на хорошо и отлично, а на следующий день молодым врачам зачитали приказ о присвоении званий и распределили в войска. Через неделю после выпуска лейтенант медицинской службы Марк Сретенский прибыл в распоряжение 320 пехотной дивизии и приступил к службе.
Марк до мельчайших подробностей помнит своего первого раненого с осколочным поражением брюшной полости. У долговязого бойца ступни ног свешивались с операционного стола, а лицо имело предсмертный оттенок восковой бледности.
— Не бойтесь, Марк Анатольевич, — подбодрила его операционная сестра, — вы справитесь.
Преодолевая дрожь в пальцах, он мысленно несколько раз обозвал себя тряпкой и трусом, но с первым же разрезом неуверенность улетучилась, и операция прошла успешно. Тогда шло наступление, и он не отходил от операционного стола почти сутки, вскоре потеряв счёт и дням, и операциям.