Миры Империума
Шрифт:
Я шел курсом на запад в течение пяти часов, затем выключил двигатель и около часа просто сидел на палубе, глядя на звезды и прислушиваясь, но никто меня не преследовал.
Бросив якорь, я спустился вниз и лег спать.
Когда перед самым рассветом я поднялся на палубу, низко над водой висел туман. У меня болело плечо, и эта боль вместе с ощущением вязкого тумана возле самого липа вдруг напомнила мне о блеске стали и развевающемся на ветру флаге и о большой лошади подо мной — что было весьма странно, поскольку мне ни разу в жизни не приходилось сидеть верхом.
Лодка неподвижно замерла на водной глади, и солнце, несмотря на туман, уже начало пригревать. Море и небо были пусты до самого горизонта, и казалось, будто Джейкси со своим боссом Ренатой принадлежат к какому-то другому миру. Направляясь на камбуз, чтобы приготовить яичницу с ветчиной, я заметил странную вещь — небольшие скопления чего-то похожего на грибы, росшие на досках из черного дерева и хромированных поручнях. Пинком выбросив их за борт, я потратил полчаса на отдраивание палубы и меди, вслушиваясь в царящую вокруг тишину. Затем, открыв люк, я проверил двигатели, подкрутив и смазав, где необходимо. Вернувшись на палубу, я обнаружил там незнакомца, стоявшего у поручней левого борта, который смотрел на меня сквозь прицел пистолета.
Он был одет в обтягивающую белую форму с золоченой бахромой на манжетах. Лицо его было худощавым и жестким, но не загорелым — явно городской житель. Предмет в его руке не походил ни на один из пистолетов, какие я когда-либо видел, но в его назначении не оставалось сомнений, а рука, направлявшая его мне в лицо, была тверда. Я посмотрел вокруг, но не обнаружил ни единого судна, даже резинового плота.
— Неплохо,— сказал я.— И как вам это удалось?
— Это нейрак — нервное оружие,— сухо ответил он.— Оно причиняет неописуемую боль. Делай в точности то, что я скажу, и мне не придется его применять.
Он показал мне на люк. Голос его звучал со странным акцентом, похожим на британский, но все же не совсем. Я шагнул назад, и он последовал за мной, держась на том же расстоянии.
— Слева от водяного коллектора находится вентиль топливного насоса,— сказал он тем же тоном, каким обычно просят передать сахар.— Открой его.
Я хотел было возразить, но пистолет говорил сам за себя. Спустившись вниз, я нашел вентиль и открыл его. Наружу хлынуло дизельное топливо, с тихим плеском ударяясь о воду у левого борта. Три сотни галлонов расползлись по неподвижной воде масляной пленкой.
— Открой передний кингстон,— сказал человек с пистолетом.
Он не отходил от меня, пока я поднимал крышку люка и открывал кингстон, впуская внутрь зеленую воду. Потом мы перешли на корму и открыли второй кингстон. Забурлила вода. Я видел через открытый люк машинного отделения, как она поднимается вокруг больших цилиндрических секций двигателя, затягивая с собой мелкий мусор, крутившийся на ее темной поверхности. За две минуты лодка почти полностью погрузилась кормой в воду, слегка накренившись на левый борт.
— Слишком уж обременительный способ для самоубийства,— заметил я.— Почему бы просто не прыгнуть за борт?
— Закрой кормовой кингстон,— сказал он.
Он стоял, прислонившись к кокпиту, хладнокровный и спокойный, словно техник, делаюший свою работу. Мне было интересно, в чем могла бы заключаться эта работа, но я быстро прошел на корму и закрыл кингстон. Затем я проделал то же самое с носовым. К тому времени лодка погрузилась совсем низко, и ее планширы выступали из воды всего дюймов на шесть. В воздухе чувствовался густой запах топлива.
— Если поднимется ветер, мы потонем,— сказал я.— А поскольку топлива у нас нет, то нет и насосов...
— Ложись на палубу,— прервал он меня. Я покачал головой.
— Я лучше постою.
— Как хочешь.
Он опустил дуло пистолета, и я напрягся, шире расставив ноги. Послышалось громкое гудение, и меня словно окатило жидким огнем, раздирающим плоть.
...Я лежал ничком на палубе, содрогаясь, словно только что ампутированная конечность. Подтянув под себя колени, я поднялся на ноги.
Человек в белой форме исчез. Я был один на лодке.
Я прошелся по ней от носа до кормы — вовсе не потому, что рассчитывал обнаружить его в ящике для наживки, просто ощущал необходимость хоть чем-то заняться, пытаясь осознать, что же, собственно, произошло. Покончив с этим, я прислонился к рубке, ожидая, пока пройдет тошнота. Место, куда я рассчитывал добраться, находилось примерно в шестидесяти милях к югу от Ки-Уэста и около сорока к северу от Кастильо-дель-Морро. Лодка держалась на плаву, по крайней мере до тех пор, пока ветер не усилился настолько, чтобы поднять заметную волну. Еды имелось в избытке, воды хватало на два дня — может быть, на три, если попытаться ее растянуть. Человек с пистолетом, прежде чем исчезнуть, покопался в моей радиостанции — я обнаружил, что в ней отсутствует лампа. Запасных у меня не было. Это означало, что единственный мой шанс — оставаться на плаву, пока рядом не появится кто-нибудь, кто бросит мне конец. С лодкой пришлось бы расстаться — но ее уже сейчас можно было считать потерянной, если только мне не удастся быстро ее спасти.
Впрочем, сделать я мало что мог — ручной насос в трюме находился на глубине двух футов под водой. Я потратил час на то, чтобы вытащить его на палубу, и еще час налегал на рукоятку, пока она не сломалась. Уровень воды, возможно, понизился на долю дюйма, а может быть, мне просто так казалось. Некоторое время я пытался вычерпывать воду ведром, подсчитывая в уме — шесть ведер в минуту, в ведре примерно три галлона, сколько потребуется, чтобы вычерпать десять тысяч галлонов? Единственный вывод, к которому я пришел,— что это будет длиться слишком долго. К полудню ветер начал усиливаться, а уровень воды понизился примерно на дюйм. Выловив из заполненного водой камбуза банку консервированной ветчины и бутылку пива, я сел на теневой стороне кокпита, глядя на собирающиеся вдалеке над стальной водой облака и представляя, будто сижу в прохладном полумраке бара Молли, рассказывая ей про таинственного человека в элегантном белом костюме, который направил на меня некое «нервное оружие», приказав мне слить горючее и затопить лодку, а потом исчез, пока я лежал на палубе...
Встав, я подошел к тому месту, где он стоял. Ничто не указывало на то, что он не был лишь иллюзией. Он прошел вместе со мной до носа, а потом снова до кормы, но не оставил ни единого следа. Я сам открыл топливный вентиль, сам затопил лодку. Правда, куда-то делась радиолампа, но, возможно, это тоже было делом моих рук, хотя я и не отдавал себе в этом отчета. Может быть, жаркое тропическое солнце вконец иссушило мои мозги, а выстрел из нейропистолета, последствия которого я ощущал до сих пор, являлся чем-то вроде приступа, какие бывают у людей, утративших связь с реальностью.