Модификаты
Шрифт:
— Что ты… — успела только пробормотать я, пытаясь шарахнуться от капитана, лицо которого снова молниеносно исказилось, превращая почти идеальные черты в какую-то маску неуправляемой ярости, внушающей мне ужас на совершенно первобытном уровне. Естественно, вырваться из захвата Рожера мне оказалось не по силам, тем более, когда его вторая ладонь стремительно легла на мой затылок, шокируя особенной бережностью этого прикосновения, будто моя голова была из тончайшего хрусталя, который ни за что нельзя повредить. Эта мысль едва успела вспыхнуть, даже не оформившись вместе с рвущимся из меня вопросом, как в следующее же мгновение выражение бешенства исчезло с лица Тюссана, и он с огромной силой толкнул меня в переборку каюты плечом. Я еще
Я закричала и ослепла на пару секунд.
— Я ведь мог сразу начать с насилия, звезда моя, — пробился сквозь накрывшую меня мучительную пелену мягкий, тошнотворно-вкрадчивый голос Рожера, пока я изо всех сил старалась проморгаться и вернуть контроль над дыханием. — Но нет, я давал тебе время. И еще, и еще. Ты ведь мне действительно дорога, София.
Его тяжелое, мощное тело вжало меня в стену, карая новой волной дикой боли, а губы вдруг прижались ко лбу, целуя нежно, собирая выступившую от боли испарину, совершенно не реагируя на мое хрипение, которое заменило первый крик. Потом он отстранился, давая, наконец, нормально вздохнуть. Темнота в сознании рассеялась, и я уставилась в абсолютно спокойные золотистые глаза капитана, которые сейчас уже казались источниками моего личного кошмара. Там не было ни гнева, ни присущего безумию лихорадочного блеска, ни сочувствия ко мне — вообще никаких эмоций. Он просто наблюдал за тем, как меня крючит от причиненной им боли, и мягко, очень-очень заботливо продолжал удерживать мою голову за затылок, поглаживая и даже слегка массируя пальцами, и говорил со мной, погружая в окончательную панику каждой следующей фразой.
— Я давал тебе шанс за шансом быть такой, как я хочу, добровольно, детка. Разве это так сложно? Разве я приложил мало стараний или был нетерпелив, торопил тебя? Нет, — Тяжелый, словно отлитый из сплошного металла, кулак капитана врезался мне в живот, едва я отдышалась, а пальцы на затылке жестоко сжались, захватывая волосы и не давая согнуться и хоть как-то закрыться от нового сокрушительного удара, превращающего в кашу мои внутренности. Я снова кричала или пыталась, а Рожер, не обращая на это внимания, все продолжал смотреть на меня с гребаной, тошнотворной безмятежностью и говорить, говорить, не забывая бить снова, едва я начинала дышать.
— Что не так со всеми Естественными, София? Почему вы не можете не совать свои носы куда не надо раньше времени? Почему не можете смиренно принять положение, в котором оказались? Даже если все попытки бороться с тем, что уже происходит, бессмысленны, вы все равно продолжаете это делать. Разве не глупо считать, что лучше сдохнуть, чем подчиниться?
Мои легкие свело в спазме, ничего ответить я не смогла бы, даже если вообще собиралась это сделать или избивающий, а точнее методично убивающий меня мужчина нуждался в моих ответах. В горле забулькало, изо рта потекло теплое, счет числу ударов давно потеряла, способность испытывать боль будто отделилась от основного сознания, почти бесстрастно констатирующего, какие внутренние повреждения я получаю раз за разом, и одновременно воющего от настигнувшего со всей отчетливостью понимания, зачем все это. Какая же я дура. Меня вообще не должно быть здесь, на "Ковчеге".
— Ты, лично ты, звезда моя, неужели не могла сейчас просто поступить, как следует члену команды, главная цель которого обеспечить идеальную работу экипажа в целом, несмотря ни на что? И у тебя есть для этого знания. Есть, я знаю, — Еще удар и еще были наказанием за то, что я нашла в себе силы отрицательно замотать головой. — И тогда ничего этого бы не происходило. Или если ты отреагировала бы как настоящая любящая и преданная моя подруга, готовая подставить плечо в трудный момент. Я ведь так старательно и терпеливо подводил тебя к безболезненному разрешению этой ситуации, хотя
При этих словах спокойствие снова на короткий миг слетело с физиономии капитана, и он сжал мою нижнюю челюсть, наклоняя голову вбок и подставляя под поцелуй — жесткий, беспощадно карающий, нарочно причиняющий боль вначале и тут же перешедший в трепетное поглаживания губ, от которого мне стало паршивей, чем от избиения.
— Но в отличие от нее тебе некуда уйти, — ухмыльнулся он у моих губ и снова ударил сильнее, чем прежде. — Не-е-ет, Софи, некуда тебе от меня деваться.
— Рожер, не переборщи, — раздался голос Мариса Верде, бесшумно появившегося в прежде запертой капитанской каюте. — Пора ее уже вести в медотсек. Внутреннее кровотечение — коварная вещь.
Я нашла мутным от страдания взором безопасника, стоявшего в паре шагов за спиной у истязающего меня капитана, и одного взгляда было понятно, что на его помощь мне рассчитывать не приходится. Скорее наоборот.
— Сволочи, — прохрипела я. — Какие же вы сволочи.
— Прекрати, звезда моя, — укоризненно произнес Тюссан, снова сжимая мой подбородок еще сильнее. — Тебе совершенно не идет ругаться. Ничего, мы над этим поработаем, когда ты станешь покладистой, хотя, видит Вселенная, как же я не хотел, чтобы до этого дошло. Ты ведь действительно сильно нравилась мне такой, как есть. А всего то и нужно было — стать по-настоящему моей, детка.
— Вы преступники, — давила из себя я. — До конца жизни будете по тюрьмам гнить.
— Не болтай, Софи, тебе сейчас это вредно, — усмехнулся капитан. — Просто прими, что законом и здесь, и на Нью Хоуп буду я и преданные мне люди. И только они сумеют чудом вернуться домой, если чертова планета не окажется достаточно хороша. Сделай выводы, милая.
— Рожер, время, — немного раздраженно напомнил ему Верде. — Оставь все эти сюсюканья на потом. Питерс может что-то заподозрить.
— Как будто мне теперь не наплевать, — рявкнул капитан через плечо и резко дернул мою челюсть, ломая или вывихивая ее, этого я не могла понять от вновь накрывшей ослепительной боли. Кажется, сознание наконец решило смилостивиться и покинуть меня, давая хоть какую-то передышку от издевательств и собственного сокрушительного чувства вины. — Никогда не смей указывать мне что делать. Займись своими делами.
— Медотсек, — голос безопасника был откровенно злым. — Док Питерс. У нас тут чрезвычайная ситуация красного уровня. Нападение с тяжелейшими травмами, однозначно внутреннее кровотечение по всем признакам. Немедленно подготовьте Компенсатор.
По дороге в медотсек я пришла в себя. Но лучше бы этого и не было. Смысл осознавать, как все погано и станет во много раз хуже, если уже ничего поделать с этим не могу? Что толку задаваться вопросом, как подобное вообще оказалось возможным и куда смотрели те, в чьи обязанности входило не допустить на борт летящего в безумную даль корабля таких, как Тюссан, Верде и кто там еще в этом замешан. Это меня, меня здесь не должно быть.
Конечно, док Питерс не обратил внимания на мои вялые попытки сопротивляться, помещая меня в камеру Компенсатора, а говорить внятно я все равно уже не могла.
— Все хорошо, детка. Мы успели, — сопровождал мое погружение в забытье фальшиво заботливый голос капитана. — Теперь все будет по-другому.
Конечно по-другому, потому что впереди настоящая катастрофа, и остановить ее уже никто не может. Не я уж точно.
— Привет, милая, — Казалось, между тем, как я отключилась и теперь пришла в себя, прошло лишь мгновение. Которое изменило все. — Док, оставьте меня с моей девушкой наедине.