Модификаты
Шрифт:
— Их выбор, — хмыкнул Рожер. — А ты, конечно же, не в курсе, почему такой же выбор сделало большинство сильных мира сего, как принято говорить.
— Что ты имеешь в виду? — непонимающе нахмурилась я.
— Дети богатейших семей, Софи, верховных политиков, глав транснациональных корпораций. Почему среди их детей нет Модификатов?
Я в недоумении проследила за движениями капитана, пытаясь понять, к чему он ведет.
— Я не обладаю подобной информацией. Зачем мне этим было бы интересоваться?
Тюссан остановился, пристально глядя на меня и явно решая, вру ли ему. Я открыто смотрела в ответ. Мне нечего скрывать здесь. Он кивнул и снова зашагал медленно и бесшумно.
— В самом деле, этим у тебя вряд ли был повод интересоваться. А вот тем, у скольких Модификатов за это время родились дети, Софи, этим ты тоже никогда не озадачивалась? Ведь старшим из нас уже за тридцать.
Мои щеки загорелись, и я точно знаю, что покраснела. Но не потому что обладала какой-то информацией, которой стоило стыдиться. Дело было совсем в другом. Я никогда не вникала в такое. И не случайно, а как раз нарочно. Когда ты растешь, слыша о достижениях твоих близких повсюду: на уроках в школе, из хвалебных репортажей СМИ, из уст знакомых и посторонних, начинаешь ощущать себя кем-то… не слишком значимым, что ли. И с юных лет я позорно страдала из-за ущемленного самолюбия, мечтала тоже быть не просто носящей громкую фамилию и вроде как примазавшейся к славе остальных членов семьи. Я хотела стать личностью, создавшей нечто реальное, важное, то, что не будут ассоциировать с чужими свершениями. Поэтому да, я целенаправленно отстранилась от всех научных тем, так или иначе затронутых когда-то моими родителями. Даже более того, я просто не желала знать, как их открытия ведут себя дальше, отпущенные в мир. А когда отец с мамой и сами стали открещиваться практически от них, вообще решила, что просто меня это больше никак не касается. Некрасиво и малодушно пошла на поводу у собственного тщеславия? Ну что же, значит, я не слишком отличаюсь в этом от людей, давших мне жизнь.
— Я никогда не изучала подобную статистику, — пробормотала я, глядя на свои колени.
— А я вот, так вышло, что изучал, дорогая, — снова остановился передо мной капитан. — Ни одного ребенка, Софи, зачатого естественным путем, у Модификатов не родилось.
— Этого не может быть, — затрясла я головой. — Такое не осталось бы в тайне. Это обязательно просочилось бы в СМИ, это же скандал.
— Но не просочилось. Не об этом сейчас речь. Ты биолог, Софи, так что скажи мне, какая вероятность того, что столько людей оказались чисто случайно неспособными к воспроизводству без специального вмешательства?
— Это никак не может быть случайностью, — вынуждена была признать я, хоть новость еще никак не хотела укладываться у меня в голове. В конце концов, я не обязана верить Тюссану. Это всего лишь его слова, ничем не подтвержденные, и я действительно не верю, что подобное можно было утаить от всей земной общественности.
— Представляю, о чем ты думаешь, дорогая. — Я сжала кулаки от того, что мне опять захотелось закричать, запрещая меня так называть. — Позже я предоставлю тебе бесспорные факты. Ну, а пока доведем наш разговор до конца. Ты в курсе, что среди Модификатов так и не нашлось до сих пор ни единого ученого, сумевшего бы совершить настоящий прорыв в науке, выдающегося художника, писателя, сотворившего истинный шедевр литературы, кого-то, кого можно было бы назвать по-настоящему гениальным? Мы блестящие аналитики, спортсмены, практикующие инженеры, непревзойденные управленцы, выносливейшие путешественники, но никогда не творцы.
Я закусила губу до крови. Отец упоминал о таком. Он называл это "отсутствием божьей искры", вот только к тому времени я считала все, что он говорил, бредом, нездоровым порождением его сдвига на почве религии. Если Рожер и заметил момент моего осознания, то никак не прокомментировал, а просто продолжил взрывать мой мозг:
— Ты знаешь, что восемьдесят процентов наших пассажиров, вывести из стазиса которых мы должны на Нью Хоуп только в том случае, если условия на планете окажутся действительно настолько идеальными, какими представляются сейчас — Естественные из тех самых "золотых" семей?
— Нет, — покачала я головой, даже не понимая, как реагировать.
— А вот твой друг Штерн оказался куда как любопытнее и кое-что разнюхал. Например, о том, что с их пробуждением я потеряю все свои исключительные властные полномочия и всем станут распоряжаться они. Дети хозяев старого мира станут главными и в новом. А такие, как я — лишь извозчики, обслуга. — Мне только оставалось, что смотреть на него, впитывая информацию. — Так же, как вы все, господа ученые, должны будете трудиться на их благо, как делали это на Земле. А вот теперь посиди и подумай, Софи, стоит ли осуждать меня за то, что я желаю разрушить сложившийся порядок вещей и не собираюсь быть использованным. И нужно ли тебе обвинять себя, ведь благодаря Компенсатору я намерен сделать все практически бескровно. Я ведь не настолько наивен, чтобы полагать, что Естественные, да и часть Модификатов, даже узнай все то, что я рассказал тебе, примут мою сторону. А война на корабле мне абсолютно ни к чему.
Он кивнул, словно ставя точку, и ушел из отсека, предоставляя меня своим мыслям и шокирующим открытиям, которые мое сознание пока упорно отвергало.
ГЛАВА 13
Оказавшись в одиночестве, я какое-то время позволила себе просто поддаться отчаянью и разбивающей на части душевной боли. Прижав к груди колени и обхватив их, плакала навзрыд, размазывая жгущие кожу горячие слезы до тех пор, пока этот изматывающий поток не иссяк, оставив внутри гулкую пустоту. И я приветствовала ее, ведь так было легче думать. Как вышло, что весь мир в одночасье перевернулся для меня? Всю жизнь я хранила секреты своей семьи, смирилась с их существованием, но вдруг оказалось, что эти тайны — полнейшая ерунда по сравнению с тем, что было скрыто от меня самыми близкими людьми. Сознание словно раскололось на две части. Одна с маниакальным упорством отказывалась верить хоть во что-то, сказанное капитаном, твердя, что он лжец, жестокое чудовище, способное жонглировать фактами, извратить и преподнести, как ему выгодно, любую информацию, и у меня нет никакого шанса проверить ни одно из его безумных утверждений, а что не доказано фактами, то просто чушь. Но другая с не меньшей тщательностью и настойчивостью собирала все известное мне прежде, заставляя видеть реальность в новом ракурсе. Будто все, что я знала раньше, теперь нанизывалось по крупицам на совершенно иное основание, выстраивалось в некой абсолютно незнакомой системе координат, в которой не существовало таких принципов, как общечеловеческое благо и гуманизм, одинаковый для всех вне зависимости от происхождения. Да, считалось, что человечество изжило, оставило в прошлом любую дискриминацию, и у всех в этой жизни есть равные возможности, но если задуматься, разве это было правдой? Я достаточно знаю о человеческой психике, чтобы осознавать, что это против самой нашей природы. Никакая цивилизованность не способна изжить из нее желание возвыситься, стать хоть в чем-то лучше других, присвоить себе и своему потомству некие исключительные права, приподнимающие над другими. И эти качества тем сильнее владеют нами, чем ближе какая-то опасность. В натуре человека заботиться в первую очередь о выживании и благополучии своем, своих близких. Затем о тех, кто имеет, на его взгляд, значение. Все остальные — лишь серая масса и даже скорее враги, нежели те, о ком стоит волноваться.
Теория заговора так называемого "золотого миллиарда" была весьма популярна в СМИ и в сети каких-то лет тридцать назад, на заре космической эры, когда проживание больших человеческих сообществ вне пределов Земли представлялось еще лишь фантазией. Планета слишком перенаселена, гласила она. Наша родная планета способна прокормить только тот самый пресловутый миллиард жителей, чтобы иметь возможность к самовосстановлению. От всех остальных нужно избавиться, сбросить как балласт, тянущий экологию на дно, бесполезно сжирающий ресурсы планеты, нужные для выживания более ценной части человеческой популяции. И, конечно, в ранг "нужных" попадали отнюдь не работяги с заводов и не жители трущоб в странах третьего мира, и даже среди представителей среднего класса их были единицы. То и дело случались скандальные разоблачения фармацевтических компаний, создающих чудо-панацеи от неизлечимых болезней, которые на деле были теми же ядами или мутагенами, вызывающими не совместимые с жизнью пороки у потомства счастливо излеченных. Многочисленные вопли о том, что вакцины, распространяемые безвозмездно благотворительными фондами в беднейших и самых густонаселенных регионах планеты, приводят к массовой стерилизации. Теория о разработках, делающих возможным инфицирование разными формами онкологии, особенно среди детей, которое даже при условии излечения оставляло их неспособными к воспроизводству в дальнейшем. Активно применяемые пищевые добавки с угнетением репродуктивной системы. Яркая и навязчивая пропаганда однополых отношений, восхищение новыми веяниями типа семей "чайлд-фри" или так называемых асексуалов, отвергающих близость в принципе. Все эти якобы сенсации вспыхивали как спички, но потом так же быстро и гасли, и на тех, кто упорно продолжал придерживаться версии насильственного сокращения численности землян с подачи и при непосредственном участии сильных мира сего, смотрели как на чокнутых или отчаянно желающих эпатажа. А когда, наконец, появились полноценные, абсолютно самодостаточные человеческие колонии на Луне, Марсе, Европе, эти разговоры вообще сошли на нет. Но что, если все это время те, кого выставляли параноидальными приверженцами теории заговора и истериками, были правы? И что, если возникновение Модификатов — действительно лишь еще один новый ход в этой партии по планомерному сведению количества людей к столь желательному минимуму? Сделайте своих детей более идеальными существами, чем вы сами, способными на великие свершения во славу и на благо всей Земли, которые, к тому же, не оставят после себя потомства. Выполнят свою функцию и просто исчезнут за ненадобностью. Чудовищно, но разве не логично? И выходит, мои родители к этому причастны? Ведь до сих пор в центрах репродукции, куда все обращаются для внесения желаемых качеств в ДНК будущих детей, используются пакеты модификаций, разработанные и закрепленные именно ими. Неужели мама и папа, эти люди, которых я считала беззаветно преданными идее общечеловеческого процветания и блага, зачем-то заложили программу бесплодия для всех Модифицированных?
— Нет-нет-нет, — замотала я головой, прикусив до крови губу, будто это способно было вытрясти все эти отвратительные мысли. — Они не могли. Зачем? Ради чего?
Неужели психический недуг, поразивший Титара, разрушил в них тех людей, какими я их считала? Но почему тогда они вовсе не воспротивились самой программе Модифицирования? Как могли люди, создавшие тот же Компенсатор, способный буквально возвращать с того света, обречь миллионы на запланированное вымирание? Они ведь имели шанс сказать, поднять шум, остановить этот ужас еще в зародыше. Пусть потерять все, лишиться славы и права работать, но не дать происходить чему-то столь несправедливому дальше. "Могли? Да неужели? — вторгся в сознание горько-саркастичный голос. — А как же все до них, кто пытался предупредить о тех же вакцинах, отраве в еде и лекарствах, об извращении психики молодого поколения? Кто им поверил? И куда эти смельчаки, собственно, канули, София? У каждого человека есть что-то, ради чего он готов будет отступиться от любых принципов, закроет глаза на несправедливость, смирится с неизбежным. Ты тогда была ребенком, откуда тебе знать их обстоятельства? Или просто они были совсем не теми людьми, какими тебе удобно себе их представлять".
Я с силой стукнулась затылком о переборку за моей спиной, стремясь болью вышибить буквально уничтожающее меня смятение и ужас.
— Хватит, — рявкнула сама себе. — Какой смысл думать об этом сейчас?
Я никогда уже не смогу спросить родителей ни о чем. Я даже, черт возьми, не знаю, обстоит ли все так, как преподнес Тюссан. И даже если обстоит, то это не моя проблема в данный момент и не моя ответственность. Надо мной висит другая вина, требующая продуманных действий, что позволят ее искупить и предотвратить дальнейшее ухудшение, а не рефлексии и размышлений о поступках и идеологии других. Я являюсь сейчас источником будущих страданий людей, пусть и не добровольно. Все тело содрогнулось и отозвалось фантомной болью при воспоминании о "дозированном физическом воздействии" капитана. И через это он готов провести каждого, кого сам или его единомышленники сочтут заслуживающим вмешательства в психику. Да, я могу попробовать прикрыться от чувства стыда знанием о том, что воздействие Компенсатора обратимо и со временем утрачивает силу. Но нет сведений о том, что будет, когда кто-то будет подвергаться ему снова и снова. И ведь о предшествующей пытке никто не забудет. И откуда мне знать, что, пожелай капитан в следующий раз "подкорректировать" меня, принудить еще к чему-нибудь, я не сломаюсь уже окончательно? Не просто подчинюсь под воздействием, а утрачу способность к сопротивлению вообще. А когда нечто ужасное случится по моей вине с другими, как мне с этим жить? Видеть кого-то раздавленным и безвольным и знать, что приложила к подобному руку в самом прямом смысле.