Мое кудрявое нечто

Райт Дана

– Но, знаешь, Миша сделал ужасную вещь… я ведь должна была давно уже собрать вещи и уйти из его дома. Разве нет?

– А ты этого хочешь?

Мы молчим, и чтобы сократить неловкость этого молчания и понять, как ответить на ее вопрос, я разжевываю тот самый черри, который рассмотрела довольно четко – он маленький, красный и круглый.

– Рит, – тонкие пальчики легко отталкивают мою тарелку, и я заставляю себя поднять глаза, – это все не важно, понимаешь, какие чувства возникают в тебе, правильные или нет. И какая разница, правильно ли ты ведешь себя? Кто может говорить тебе, что ты должна?

Мы снова молчим немного. Тина, видимо, ждет чего-то от меня, но я все еще не понимаю, что ей ответить. Мой вопрос не разрешен.

– Знаешь, я обожаю Коршуна, – заговаривает

она, поняв, что ответа от меня не последует. – С ним можно отрываться, не думая вообще ни о чем. Он никогда не станет высмеивать тебя, и никогда не подставит. Когда мне сообщили о смерти родителей, он был рядом. Только он. У меня никого не было в Москве тогда, Юра с Олегом были в армии, Леша в училище. Миша купил мне билет до Лос-Анджелеса и отвез в аэропорт. И он не попросил назад потраченных денег. Вместо этого он позвонил моему парню и рассказал, что произошло. Юра нашел возможность прилететь ко мне, и только благодаря этому я пережила тот момент. Не позвони тогда Миша Романову, я сошла бы с ума. А когда я вернулась в Москву, Миша проводил со мной все свое свободное время, оберегал, веселил, следил, чтобы я ела, потому мне даже жить тогда не хотелось. Коршун, он, настоящий, понимаешь? Да, он может бегать голышом перед незнакомыми людьми и болтать глупости без умолку, но он просто такой. Зато он не предаст никогда.

– Но…

– Да, – она не дает мне сказать, – он поступил как полный урод. Ты вправе ненавидеть его. Но, Рита, я уверена, он не хотел. Он не такой человек, я знаю его много лет и могу с уверенностью сказать, что в Коршуне нет жестокости. Он не хотел. Так бывает. Не рассчитал силу, неверно выбрал угол проникновения. Это не было насилие в привычном смысле слова.

– Я просила его остановиться, – четко проговариваю я.

– И он знает, что виноват. Я не защищаю его, Рит. Я люблю его, он мой друг, но если ты скажешь сейчас, что решила уйти от него, я помогу тебе собрать вещи и найти жилье. Потому что решение должна принять ты. Жить тебе. Не важно, что ты должна чувствовать, или что считается правильным чувствовать в такие моменты, и кто что думает обо всем этом. Ты должна решить. И если ты считаешь, что хочешь попробовать еще раз, то, я уверена, Коршун приложит все усилия к тому, чтобы оправдать твое доверие. Кроме того, ты носишь его ребенка, и если ты думаешь, что можешь просто уйти, и он никогда не появится в твоей жизни, ты сильно ошибаешься.

Мне кажется безумно глубоким и важным все, произнесенное ей. Ведь правда, кто определяет наши чувства? Где эта шкала? Что плохого в том, что я больше не ненавижу мужа? Что хочу быть с ним? Или хотя бы попробовать быть с ним.

А еще мне кажется, Тине самой не раз приходилось принимать тяжелые решения.

Когда мы просим счет, официантка сообщает, что он уже оплачен. Со мной такого не случалось, а вот Тина весело подмигивает мне, а потом посылает воздушный поцелуй светловолосому мужчине, наблюдавшему за нами, и уверенной походкой направляется к выходу. Вот что за несправедливость? Есть люди, у которых нет денег, чтобы просто зайти в такой ресторан, а есть те, у кого денег полные карманы, но и платить за обед им не нужно. «Я когда без Юры хожу, могу вообще деньги не брать» – хвалится девушка, вызывая теперь уже легкую зависть.

***

Она взяла трубку! Взяла! Трубку! Трубку она взяла!

Кто поговорил со своей женой? Я!

Кто рад этому так сильно, что может и обосрат… ну ладно, это уж я перегнул. Я владею своим кишечником на все сто. В общем, я рад!

Это можно считать первым шагом к нашему примирению? Вообще, можно считать, что примирение возможно? Или мне даже думать об этом не стоит? Потому что я кроме, как об этом и не думаю. В моей голове только девчушка, обиженная мной и растерзанная. Бледная, сжавшаяся, заплаканная, несчастная, как я видел ее в последний раз. Громко хохочущая, с зарозовевшими щечками и карими лемурьими глазами, с застывшим в них интересом к жизни и ко мне – какой я сохранил ее в своей голове. Я теперь не знаю, какая она. Но очень, очень… очень надеюсь, что сейчас она в своем лучшем образе, пусть и не для меня.

Пусть, когда

я вернусь в Москву, она будет счастлива, ну, или хотя бы на пути к этому состоянию. Даже если не со мной, не для меня. Просто пусть в ее душе зарастет рана, причиненная мной, чтобы она смогла жить дальше, не оборачиваясь, не вспоминая то дерьмо, которое я сотворил с ней.

Хотя нет, со мной, для меня. Я не выживу без нее, просто не смогу. Она мне нужна. Я сделаю все, что смогу, только чтобы она простила. Если потребуется, буду жить в палатке рядом с домом, и лягу под колеса ее тачки, чтобы она поговорила со мной. Выучу кучу извинительных песен и стихов, буду ходить за ней по пятам и орать их, скупая все полевые цветы, встреченные по дороге, только бы она выслушала меня. Буду убираться в комнате ежедневно, да даже весь дом буду драить, сам займусь стиркой и готовкой, чтобы… Ну ладно, с уборкой переборщил… но, черт! Что я могу сделать, чтобы она простила меня?

Сидеть в казарме и думать о ней невыносимо. Я знаю, что с ее здоровьем уже все в порядке. Швы давно сняли, пухляш ходит и живет нормальной жизнью. Разрывы не причиняют ей неудобств. Тина рассказала мне об этом. Но… как же она кричала на меня! И я не могу винить ее за это.

И как ревела в трубку. Мое сердце чуть не разорвалось от ее надрывающегося голоса. Она не желает даже видеть меня. Не представляю, с чего начну разговор с ней, когда вернусь… Когда вернусь… Когда я вернусь… Что я сделаю? Буду наблюдать за ней издалека, выжидая удобного случая для разговора?

– Коршун, пошли уже, хватит валяться и жалеть себя, – Леха пинает по моей койке, выдергивая из мыслей, и я с радостью вскакиваю, потому что за последние несколько месяцев это его пятая фраза, обращенная ко мне.

– Куда идем?

– Пива выпьем. Че в казарме сидеть? Надоело.

Вот и мне надоело. Мгновенно стаскиваю с себя провонявшую потом футболку, которую не удосужился сменить после тренировки, бегаю глазами по казарме, ища свежую, но нигде не могу найти ее. Блин, у меня что, свежие футболки закончились?

– Может тебе в душ сходить? – Леха разглядывает в зеркало свою франтовскую рубашку в светло-серый огурец, которую я бы в жизни не одел.

– А может тебе одеть что-то мужское? – язвлю, потому что мне сейчас не до… ого! судя по исходящему от меня аромату, мне, действительно, душ не помешает. Убираю нос от собственной подмышки. – Подождешь?

– Десять минут, время пошло, – констатирует Кобарь.

– А ты пока найди мне футболку, – ору налету.

Блин, я так увлекся поиском верного разрешения семейной ситуации, что даже про душ забыл. И как, интересно, парни терпят меня?

Когда мы выходим из казармы, с моих волос капает вода. Не страшно. В Крыму больше тридцати градусов тепла, так что я высохну минут за пятнадцать. Спасибо Лехе, и про душ напомнил, и футболкой поделился. Хотел рубашку мне свою всучить, но, спасибо, огурцов на теле мы не носим. Да и в плечах я пошире буду. И в шее. В общем, я пошире буду. А вот белая футболка с парочкой жеребцов вполне сойдет.

Идем вдоль набережной. Молчим. Видом наслаждаемся. Море сегодня спокойное, только волны слегка бьются о большие гладкие камни. И небо такое же мирное, яркое, без единого облачка. Надо домик тут найти, уверен, пухляшу понравится. Она сможет ездить сюда на каникулы. Пожалуйста, поговори со мной! Мне нужен шанс! Я не просру его! Начинает вечереть, но фонари вдоль берега еще не зажглись. Мне нравится это время. Оно длится не более получаса, но именно в эти минуты можно проследить, как день отдает привилегию вечеру и позволяет тьме опуститься на землю. Мои глаза четко отслеживают именно эти моменты. Не знаю почему. Просто мне нравится, как происходит эта световая уступка. Именно поэтому я люблю и предрассветные часы. Мы могли бы гулять с Ритой в это время, уверен, она заохала бы от восторга, стоя тут, на возвышенности, смотря на переливы морской воды, слушая ее шепот, наблюдая, как зажигаются вдалеке огни ресторанчиков. Мы могли бы даже прокатиться на катере. Я мог бы часами читать ей вслух под равномерный шепот волн. Пожалуйста, поговори со мной! Один шанс! Посмотреть в твои глаза и сказать, что я люблю тебя!