Могильщик. Цена покоя
Шрифт:
— Ты действительно был там? — с нескрываемым любопытством спросил жрец.
— Конечно. В славном отряде Ёбнутого Гриза.
Кажется, Настоятель едва сдержал смех. Тем не менее, тон его был более, чем просто серьёзен.
— Если ты назовёшь нашего короля Ёбнутым Гризом, боюсь, тебе придётся выдержать столько дуэлей, сколько на приёме будет посвящённых рыцарей. Да и в принципе, не стоит его так называть нигде. Даже среди тех, кто кажется тебе своим.
Валлай ещё раз пожал плечами, но промолчал. Плевать ему было на слова жреца. Он был в отряде Гризбунга,
Второй гонец выехал из какого-то переулка, едва не врезавшись в Валлая, но умудрился остановить коня. Тот встал на дыбы и тяжело ударил копытами в грязь, забрызгав наёмника почти до шеи.
— Зенки протри, гонец едет! — проорал гонец и ударил шпорами.
Его конь зацепил крупом коня Валлая, но не сильно. Очевидно, сделано это было специально, но оставалось лишь стиснуть зубы и двигаться дальше.
— Ненавижу эту блядскую грязь, — процедил рубака. — Как пить дать, этот говнюк перейдёт на рысь, едва выедет из города.
На этот раз Настоятель хихикнул вслух.
— Как думаешь, почему я держусь позади?
Через полчаса, когда путники добрались-таки до хороших кварталов и мощёных улиц, которые были лишь на чуточку чище немощёных, Настоятель остановил коня.
— Вот место, где мы приведём себя в порядок, — сказал он. — Здесь всё скромно, но со вкусом.
Валлай оглядел фасад здания, вывеску, гласящую “Влажные уста”, и констатировал:
— Это бордель.
— Гостиница, — поправил его жрец.
Когда они вошли в помещение, рубака, присвистнув, покачал головой:
— Всё-таки бордель.
— Лучший в столице, — кивнул Настоятель, улыбаясь исключительно встречающей их девушке. — Говорят, в пригороде появился ещё лучше, но нам не по дороге и я этому не верю. К тому же, здесь для нас уже готовы обед и горячая ванна. На господ Ангиура и Валлая. Ведь готовы?
— Конечно, готовы, — лучезарно улыбнулась девушка, поправляя что-то вроде набедренной повязки, состоящей из посеребренных нитей, на которые были нанизаны разноцветные бусы. Помимо этого «что-то вроде» из одежды на ней был только ворох всё тех же бус и браслеты на кистях и голенях. — Вам на второй этаж. Я провожу.
— Нам нужно перекусить, помыться, переодеться и идти на приём, — говорил Настоятель Валлаю, пока они поднимались по лестнице. — Как закончишь, сразу иди ко мне.
Их комнаты располагались друг напротив друга. Ангиура, если это было его настоящее имя, увела встретившая их девушка, Валлая — другая, появившаяся словно из ниоткуда. Одежды на ней было не больше, чем на первой. В комнате ждало ещё двое, полностью
— Господин желает обед или сначала ванну? — лучезарно улыбаясь, спросила одна, невысокая, но грудастая брюнетка. Вторая, худенькая блондинка, чем-то напоминающая ему Лине, только улыбалась.
— Сначала ванну, — без колебаний ответил Валлай и принялся стаскивать куртку.
До комнаты Настоятеля рубака добрался примерно через час. Валлая сложно было смутить чем-либо, но всё же он постучал в дверь, прежде чем войти.
— Входи!
Настоятель был один. Он стоял у небольшого столика, сервированного блюдом с тонко нарезанной копчёной олениной и бокалом с вином. Жрец успел надеть только нижние штаны, и Валлай увидел его худую спину, испещрённую тонкими белыми шрамами. Такие шрамы могла оставить только трость в руках человека, поистине знающего, как с ней обращаться.
— Я сейчас, — пробормотал Настоятель, левой рукой отправляя в рот кусочек оленины. В правой он что-то держал перед собой. — Угощайся, — сказал он, прожевав, — это прекрасное мясо. Я уже совсем отвык от такого. Но в столице, думается мне, быстро привыкну заново. К тому же, мне нужно наесть хоть немного мяса на кости: худые жрецы ассоциируются у людей с фанатиками. Это хорошо, когда общаешься с быдлом, но плохо при разговорах с благородными — тебя либо не воспринимают всерьёз, либо опасаются. Мне не нужно ни того, ни другого, но пока, по счастью, моя худоба принесёт мне только пользу. Ведь это худоба человека, спасавшего людей.
— Помогающего им отходить в мир иной, ты хотел сказать, — поправил Валлай, подходя к столику, щедро загребая мяса и отправляя его в рот. Было действительно вкусно. — Не нужно говорить о фанатиках и благородных, жрец, просто признай, что все мы любим вкусно пожрать и баб.
— Баб, да, — сказал Настоятель, поворачиваясь, наконец, к рубаке. В правой руке он держал небольшую шкатулку, уже закрытую, и вид у него был чрезвычайно задумчивый. — Я, к своему сожалению, дал обет.
— Не трахаться?
— Не иметь жены и детей. На шлюхе я бы никогда не женился ни при каких раскладах. Второе же условие моего обета, к счастью, даёт определённые возможности при достаточном полёте фантазии, конечно же. От массажа определённого вида, выполненного определёнными частями тела, не только руками, детей не бывает, и это факт. И я могу поклясться, что не нарушал обет хоть жизнью своей матери, долгих лет ей жизни. — Взгляд Настоятеля, наконец, стал куда менее отстранённым. — А ты прекрасно выглядишь, Валлай.
Рубака поправил тесный в локтях и подмышках камзол и ничего не ответил.
— А как сидит, — продолжил жрец, оставляя шкатулку на столик и подходя к вешалке со своей одеждой — рубахой, рясой и плащом. — Я давал мерку портному, но, сам понимаешь, на глаз. И не ошибся.
Жрец принялся одеваться, а Валлай сгрёб остатки мяса. Перекуса в его комнате было на один зуб — пара ломтей мягкого кислого сыра и кусочек копчёной куриной грудки, — и почти пустой желудок более или менее перестал бунтовать только после порции оленины.