Мои друзья скандинавы
Шрифт:
Знаменитый русский океанограф А. Книпович считал, что за много веков не было выработано более совершенного типа судов, чем суда викингов. Взбегая на гребень, их струг разрезает волну, и вода не заливает его. Он легко идет и под парусами, и на веслах. Высокий дубовый киль делает его устойчивым. Вот почему этот вид корабля сохраняется, особенно в северных областях Норвегии, у рыбаков и по сей день.
Главный недостаток корабля викингов — отсутствие палубы. Но и сегодня из восьмидесяти тысяч рыбаков Норвегии около половины промышляют рыбу на беспалубных судах, схожих с ладьями викингов. Их сечет снег, валят с ног штормы.
— Мы издавна сроднились с морем, такой уж наш норвежский характер, — объясняет Адам. — Но, конечно, один только характер не спас бы викингов от поражений. Главное — превосходство в технике.
Корабельная техника! Странно применять это слово к такому, казалось бы, элементарно простому сооружению, сработанному с помощью одного топора, но это так.
В то время, когда другие строили плоскодонные и поэтому малоустойчивые, неповоротливые, тихоходные суда, норвежцы первыми стали сооружать остродонные, килевые корабли. Это давало им возможность избегать дрейфа. Суда стали маневреннее. Викинги приближались к врагу быстрее, чем могла долететь весть об их появлении.
А если при случайной встрече с более сильным противником надо было уйти, никто не мог догнать их. Это придавало викингам смелость и уверенность в непобедимости.
Уверенность в превосходстве своей «техники» воодушевляла викингов. Бесстрашие им придавала и вера в то, что крылатые девы валькирии уносят души павших в бою в Валгалу, где герои каждое утро вступают друг с другом в жестокий бой, но к обеду их раны заживают, и они снова начинают пировать и бражничать.
Каждый острый меч викинга имел свое личное, собственное имя. Тысячи средневековых мечей хранятся в исторических музеях Европы. И больше половины из них — мечи викингов.
«Северные люди» (норманны — так называли скандинавов в Европе), предприимчивые, бесстрашные мореходы, на своих драконах отправлялись они в дальние походы, совершали пиратские набеги. Собираясь целыми флотилиями, драконы входили в устья рек, и, разбив там лагерь, викинги совершали набеги, грабя все, что можно было награбить, убивая женщин и детей, уводя взрослых мужчин, чтобы продать их в рабство. А то, что не могли забрать с собой, сжигали, как говорил французский летописец, «не оставляя собаки, которая лаяла бы им вслед».
Особенно страдали от разбоя викингов Германия, Англия, Франция. Поднявшись по Сене, они осаждали Париж, через Гибралтар проходили в Средиземное море — наводили ужас на Италию, завоевали Сицилию, захватили обширные владения во многих странах. В Европе их называли «божьим наказанием».
Трудно, наверное, викингам было смириться с христианским раем, где праведные вместе с ангелами распевают псалмы, славящие господа. А ведь таким, наверное, его представляют себе молодые монашенки в темных длинных рясах и белокрылых крахмальных чепцах, те самые, что пришли в музей «Корабли викингов» вслед за нами.
Они пристально разглядывают и резьбу на киле корабля Гокстадтского кургана, и резных коньков на спинке ложа королевы, погребенной в корабле со всеми своими украшениями и кухонной утварью, с кадками для пресной воды — пригодится, мол, в загробной жизни!
Это французские монахини. Предки их творили в церквах молитву «Господи, спаси нас от ярости норманнов». А они теперь прибыли с экскурсией в край норманнов и с особым любопытством разглядывают найденные при раскопках в кургане Тюне круглые бронзовые броши с изображением рычащего льва и всадника на коне, с копьем наперевес.
Здесь же, в ларьке, они покупают ставшие модными копии этих украшений средневековых скандинавок.
Свои боевые быстроходные суда викинги называли «драконами», мелкие рыбачьи — «улитками». Улитка — по-старонорвежски «шнека». А мне-то думалось, что это название рыбачьей промысловой лодки прирожденное беломорское, кемское, архангелогородское. Ведь и по сей день у нас на Севере небольшие рыбачьи суда называют шнеками. Да что шнека — само слово наша «ладья» сродни скандинавскому «ледья».
Но люди, промышлявшие на этих ладьях, на улитках, были не менее мужественными, чем те, которые оседлали драконов. Пожалуй, даже более мужественными, потому что они не только рыбачили, уходя далеко в море, но и охотились на самых больших животных земного шара — на китов…
Всплеском хвоста, — да что всплеском, даже простым прикосновением к борту улитки кит легко мог опрокинуть шнеку, даже не заметив находящихся в ней людей…
И все же они подкрадывались к этим морским чудищам, метали в них остроги. А потом мили за милями в стремительном беге, то ныряя, то снова выходя на поверхность, обдавая их фонтанами воды, кит тащил утлую шнеку за собой.
А когда победа оставалась за человеком, то-то было торжество! Ведь мяса в среднем ките столько, сколько у целого стада в сотню коров! А жира сколько! Хватит на зимнее освещение не то что деревни, а городка.
Постепенно норвежцы стали самыми лучшими, самыми умелыми, знатными китобоями мира. И добыча их ценилась все больше и больше.
Ведь после Копенгагена и другие столицы стали вводить уличное освещение, фонари и там освещались китовым жиром — ворванью. И в фонарях на Невском проспекте Петербурга, о которых писал Гоголь, горел китовый жир, добываемый норвежскими китобоями…
Многими открытиями в Арктике и Антарктике наука обязана смелым норвежским китобоям.
Но, после того как в 1873 году норвежский китобоец Свенн Фойн изобрел гранатный гарпун и гарпунную пушку, а китовый жир стал употребляться при изготовлении маргарина, эти животные на севере Атлантики очень скоро были почти совсем истреблены. И тогда государства, которые участвовали в китобойном промысле, заключили соглашение, запрещающее убой китов в Северной Атлантике.
Теперь, для того чтобы охотиться на китов, норвежским китобоям приходится объехать половину света, уходить далеко от берегов родины на холодный, слишком холодный, неприветливый юг — в Антарктику.