Мои друзья скандинавы
Шрифт:
Пора наконец считать народ не по числу голов, а по числу горячих сердец. Норвегия должна стать независимой! У нее остались не только саги о древних героях. И сегодня сыны ее могут во имя человечества совершить не меньше! Ее Орфей — Эдвард Григ — покорил Европу, стихи Бьёрнсона звучат на всех языках земного шара. Пьесы Генрика Ибсена, лучшего драматурга современности, потрясают всех мыслящих людей на свете. И вот теперь на весь мир звучит имя человека, ученого, уже известного тем, что он свершил то, что почиталось невозможным — на лыжах пересек Гренландию, — Фритьофа Нансена. Слава Норвегии — в деяниях ее сынов.
Вот почему парламент — стортинг — на постройку «Фрама» и экспедицию Нансена отпустил немалые суммы. Вот почему «властитель дум» — поэт Бьёрнсон в стихах, посвященных спуску «Фрама» со стапелей, возглашал:
И на всех берегах Норвежского моря народ, провожая «Фрам», выходил навстречу ему на яхтах, на шлюпках, приветствуя и ожидая подвига.
И Нансен не мог не совершить его…
С душевным трепетом хожу я по палубе, спускаюсь в трюмы «Фрама», вхожу в машинное отделение корабля, имя которого теперь принадлежит истории, так же как имя каравеллы, на которой Колумб открыл Новый Свет, — «Санта Мария», или «Аврора», выстрел которой возвестил рождение нового мира.
«Фрам» совершил больше, чем то, к чему его готовили. После первого дрейфа во льдах Арктики он под командой Отто Свердрупа ушел в четырехлетний рейс-экспедицию вдоль ледовитых берегов Америки. А затем трехлетнее плавание и сенсационный успех — поход Руала Амундсена к Южному полюсу.
Когда во льдах Нансен подымал на «Фраме» «чистое» норвежское знамя (без шведских эмблем), это было актом гражданского мужества, призывом к борьбе.
Когда Амундсен на Южном полюсе поднял норвежское знамя, независимость Норвегии была уже отвоевана.
В одной из кают «Фрама» хранится этот национальный флаг, который развевался на Южном полюсе.
На столике в каюте Нансена фотография той, «которая дала имя кораблю и имела мужество ждать».
Навигационные приборы, снаряжение путешественников, меховая доха с капюшоном, сапоги из тюленьей кожи, зубоврачебные щипцы, хирургические ножницы.
А среди них «сооружение», известное нашим домашним хозяйкам, — обыкновенный примус…
Одного нет на «Фраме»: такой привычной сейчас, связывающей любую экспедицию (даже ту, которая шла на плоту из бальзовых бревен по Тихому океану) со всем миром — рации… А без нее сам не ведаешь, что в мире происходит, и о себе вести никому не подашь.
В каждой из шести кают на стене — табличка с фамилиями тех, кто жил в них во времена исторических рейсов «Фрама». Каюта Нансена, каюта Амундсена, каюта Свердрупа — все норвежцы и среди них русский, Александр Кучин.
На родине, в Архангельске, его заподозрили в том, что он провозит в Россию революционную литературу. Это была правда. Чтобы спастись от ареста, Кучин бежал в Норвегию и некоторое время занимался океанографией в Бергене, у друга Нансена, профессора-океанографа Хелланда-Хансена.
Нансену так понравился этот энергичный, способный студент, что, помогая Амундсену подготовить экспедицию, он посоветовал включить в команду и Кучина. Амундсен не раскаялся в том, что он последовал совету Нансена.
Через два года после открытия Южного полюса, вернувшись в Россию, Кучин стал капитаном «Геркулеса», который погиб со всей командой у берегов Таймырского полуострова при попытке пройти от Шпицбергена до Владивостока Северо-восточным морским путем…
Только через восемь лет на специально выстроенном для этого корабле «Мод» Амундсену удалось пройти тем путем, который оказался гибельным для Александра Кучина. Этим же путем «Мод» вернулась из Аляски на родину.
И в том и в другом походе в ее экипаже радистом (тогда уже рация входила в морской обиход) и мотористом-матросом был русский — Геннадий Олонкин.
Амундсен взял его в команду уже у Югорского Шара. На обратном пути с Аляски их осталось четверо — Руал Амундсен, Харальд Свердруп, Оскар Вистинг и Геннадий Олонкин.
История полярных исследований не знает такого примера, когда ответственнейшая и опасная экспедиция предпринималась бы при столь малом числе участников.
«Возможно, что мы подвергались очень большому риску, выходя в море на судне таких размеров, как «Мод», и имея всего лишь четырех человек для управления судном в случае бурной погоды, — писал Амундсен. — Но мы все были людьми испытанными, никто из нас ничуть не опасался, как пойдет дело…»
После этой экспедиции Геннадий Олонкин остался в Норвегии. Я знал, что он сейчас работает в метеорологическом институте в Тромсё, куда я и собирался поехать к нему.
Но в тот день на полуострове Бюгдой в музее «Фрама» мне об Олонкине напомнила фамилия его друга Вистинга.
Вистинг был и на «Фраме», уходящем в Антарктиду, — в первой пятерке людей, достигших Южного полюса. Он ходил штурманом на шхуне «Мод» во всех ее плаваниях и участником первого перелета дирижабля «Норге» над Северным полюсом.
В 1935 году, когда уже не оставалось в живых ни Фритьофа Нансена, ни Свердрупа, ни Руала Амундсена, стортинг решил сохранить «Фрам» как национальную реликвию, и вполне естественно было, что Оскар Вистинг стал директором-хранителем нового музея.
Местом последнего прикола «Фрама» избрали Бюгдой… Соорудили бетонный фундамент, подвели к берегу прославленный корабль и со всевозможными предосторожностями — кранами и на талях — вытянули «Фрам» на сушу, чтобы затем возвести над ним огромный бетонный шатер.
На палубе, распоряжаясь работами, направляя их, стоял шестидесятипятилетний штурман «Фрама» Оскар Вистинг, и, когда корабль, навеки простившись с соленой волной, встал на железобетонные опоры, сердце старого полярника не выдержало… Оскар Вистинг умер от разрыва сердца на палубе любимого корабля.
Дата эта, 3 декабря 1936 года, отмечена на бронзовом мемориальном барельефе — на внутренней стене бетонного шатра.
Одна из католических монахинь фотографирует сейчас эту памятную доску.