"Молва"

Поляков Борис

выполнил какое-то пустячное его поручение...

— Сегодня, локатинент, двадцать шестое, а мы

знаем о красных бандитах столько же, сколько знали до

того трагического вечера на Маразлиевской. Кто они и

сколько их? Где скрываются? Кто ими руководит? Чего

можно ждать от них в ближайшее время? И наконец,

что прикажете докладывать Бухаресту?

«Здорово, видно, его распекли», — подумал Харитон

и начал робко оправдываться:

—

Я действовал так, как мы наметили, господин

полковник. Скитался по городу и, выдавая себя за

скрывающегося от облав красноармейца, искал надежное

убежище, заводил знакомства, прощупывал настроение

своих новых знакомых и пытался напасть на след

подполья. Но, к сожалению, господин полковник, Одесса,

как я все больше убеждаюсь, не та, какой мы ее знали

раньше. И люди не те. Большевики с ними что-то

сделали. Дети и те готовы вцепиться нам в горло. Офицера

СС у развалин Хаджи-бея застрелил подросток.

— Что же вы предлагаете? — перебил его Ионеску.

Харитон снова откашлялся, глянул на полковника.

— Люди не идут на откровенность, они напуганы и

ведут себя сверхосторожно. Поэтому я предложил

бы... — неровный, срывающийся голос Харитона звучал

робко, — временно отказаться от радикальных мер...

— Вы хотите сказать: от виселиц и расстрелов? —

уточнил Ионеску.

— Совершенно верно, — подтвердил Харитон

несмело.— Крайне напряженная обстановка не способствует

нашей работе. Мы сеем страх, пытаемся запугать

население и убедить его, что сопротивление бесполезно...

¦Винный погребок (румын.).

3 Б. Поляков

33

— Посмотрите, — Ионеску протянул следователю

первый номер только что вышедшей «Одесской газеты».

«Единение в общей работе», — прочитал Харитон

название передовой и быстро пробежал глазами места,

которые были подчеркнуты красным карандашом: — «Вам

много лгали о нас в советских газетах, рисовали всякие

ужасы и страдания, запугивали разными выдумками.

Мы говорим вам — не бойтесь... Всем честным людям,

труженикам, всем, кто с верой в бога хочет строить

мирную жизнь и заниматься полезной деятельностью,

наша помощь, содействие и защита!»

Харитон оторвался от газеты, глянул на своего шефа.

Тот наблюдал за ним и нервно стучал по столу

костяшками пальцев.

— Как видите, — сказал он с язвительной

усмешкой,—мы не только сеем страх и запугиваем...

На столе Ионеску затрещал телефон. Полковник

поднял трубку, и Харитон увидел, как лицо грозного шефа

вытянулось и посерело.

— Когда это произошло, господин оберштурмфю-

рер? —спросил Ионеску и, достав платок, вытер

выступившую на лбу испарину. — Дас ист шреклих, зер шрек-

лих, герр оберштурмфюрер... Яволь, яволь... * — и мягко,

словно хрупкую вещь, опустил трубку на рычаг. —

Немедленно, — прошипел он, наливаясь краской, —

зовите всех сюда!

Через полминуты все сотрудники особого отдела

сигуранцы были в кабинете своего шефа.

— Господа, — начал полковник, — полчаса назад

красные бандиты совершили еще одну крупную

диверсию: недалеко от города пустили под откос большой

эшелон с живой силой и техникой. Бандиты забросали

горящие вагоны гранатами, оторвались от преследования

и скрылись в катакомбах...

НА ПРИВОЗЕ

Хмурый осенний день.

Привокзальная площадь, еще недавно шумная,

многолюдная, сейчас тихая и пустынная. Кругом воронки,

висят оборванные струны трамвайных проводов. У оди-

* Это ужасно, ужасно... Конечно, конечно... (нем.).

нокого «оппеля», замершего возле полуразрушенного

здания вокзала, прохаживается немецкий автоматчик.

Зато на узкой и короткой Привозной улице, ведущей

к знаменитому Привозу — городскому рынку, идет

бойкая торговля мукой, крупой, рыбой, бельем, посудой,

новыми и старыми вещами, квашеной капустой,

маслинами, немецкими сигаретами. Кто продает, кто

покупает— понять невозможно. Обстановка суматошная,

ярмарочная.

Еще более оживленно на самом Привозе, похожем на

гигантский муравейник. Здесь меняла на меняле,

скупщик на скупщике, спекулянт на спекулянте.

«Запретное стало возможным, — ликует «Одесская

газета».— Сон превратился в явь. То, против чего

боролись коммунисты, — частная инициатива, — сейчас

получило полный простор.

...На этом же базаре существует бойко торгующий

винно-закусочный ряд, на котором на чистеньких

столиках продается рюмками водка и закуска. Ничего не имея

против такой торговли, считаем необходимым заставить

продавцов мыть рюмки и стаканы после каждого

употребления».

— Продаю осетрюгу, продаю осетрюгу, — басит

небритый, с многодневной щетиной курносый мужичок в

полосатом рваном бабьем свитере.

— Это осетрина или севрюга? — спрашивает у него

другой мужичок, протиснувшийся к «осетрюге» сквозь