Моника 2 часть
Шрифт:
– Общество избавится от него и даст здоровый пример тем, кто хочет подражать ему, – подчеркнул Ренато высокомерно. – К тому же, это станет настоящей справедливостью, лишенной чувствительности.
– Я скажу одно. Хуан как слепая сила. Отталкивая и раня его, общество делает его врагом, превращает его силу во зло. Поймите же сейчас, признайте его невиновным, дайте ему возможность исправить ошибки и возместить убытки, общество лишь приобретет великодушную и полезную силу.
– Возможно. Но не законными средствами. Вы человек закона, нотариус Ноэль. Поэтому еще более нелепыми и несуразными кажутся ваши слова, вы неприятно меня
– Я… я… – бормотал старый нотариус. – Я встану на сторону Хуана.
– Тишина! Тишина! – взывал председатель, бешено звоня в колокольчик, пытаясь утихомирить усиливающийся шум. – Время для обсуждения вышло, выслушаны все свидетели. Суд закрывается. Сеньоры присяжные, можете удалиться на обсуждение. Всем покинуть зал!
Публика вломилась в зал, ожидая вердикта присяжных, которые медленно занимали места. Судьи тоже заняли места, председатель поднял руку, призывая к тишине, и приказал:
– Секретарь, заберите вердикт присяжных, прочтите громко. А вы, обвиняемый, встаньте.
– Вот вердикт, сеньор председатель, – пробормотал секретарь. – Суд присяжных сообщает: «Перед честью и совестью, перед Богом и людьми, нет, обвиняемый не виновен!»
Волна бешеной радости охватила загроможденные публикой скамьи. Странный гомон, одобрения одних, возражения других сотрясали широкую трибуну с важными персонами, почетными гостями. Буря различных эмоций пробежала по всему залу, все стояли на ногах, Хуан искал глазами Монику. Он видел, как она подняла дрожащие руки, благодаря Бога, отступая с волнением, пока не оперлась о спинку стула, замерла рядом с Ренато. С другого бока его брата, превратившегося теперь в злейшего врага, появилась другая женщина, которая однажды зажгла его сердце и плоть, которая с ложной заботливостью повернулась к Ренато, разыгрывая целый спектакль:
– Дорогой Ренато, не надо так беспокоиться. Такое случается, и никому до этого нет дела…
– Тихо! – просил председатель. – В соответствии с вердиктом суд полностью оправдал Хуана Дьявола, оставляя за собой право предостеречь и посоветовать ему впредь быть более благоразумным. Во исполнение воли народа, выраженной в вердикте присяжных, приказываю немедленно выпустить его на свободу, так как нет причин для задержания. Судебное разбирательство сеньора личного обвинителя закончилось!
Все пришло в движение. Сегундо Дуэлос, Колибри, остальные члены экипажа «Люцифер», лейтенант Бриттон и другие моряки «Галиона» с воодушевлением подбежали к Хуану и окружили его. Судьи спускались с трибун, удалялись жандармы, председатель суда пожал руку Ренато и сказал:
– Сожалею всей душой, сеньор Д'Отремон, но этого ждали все. Также сожалею, что присуждаю вам оплату судебных издержек, закон есть закон, и мы не можем принимать решения по своему усмотрению, как сеньоры присяжные.
– Я очень вам благодарен, сеньор председатель, и меня не удивил исход дела. Я понимал его неопределенность…
– Да еще с врагом в собственном доме, – председатель бросил многозначительный взгляд в сторону Ноэля, скрывшегося в толпе. Затем обернулся к Монике, но та, казалось, не видела и не слышала, что происходит. Она оцепенела, руки вцепились в спинку стула, и наконец, она шагнула, как во сне.
– Моника!
Галереи опустели. Голос
– Моника, я думал, ты уходишь. Считаю, что должен поблагодарить тебя, и не нахожу слов. Ты такая благородная и великодушная. Твое безумное предложение отдать приданое, и как ты говорила в мою поддержку…
– Я думаю, почти все говорили в твою пользу, Хуан. Тебе не за что меня благодарить, потому что я лишь сказала правду.
– Но правда в твоем сердце уже многое значит для меня. Ты так запомнила вечер, когда я рассказал тебе о мучениях Колибри, и ты…
– Я помню каждый час, проведенный с тобой, Хуан, – призналась Моника. И тут же изменившись, почти яростно произнесла: – Но не трать время на излишнюю учтивость. Ты лучше меня знаешь, кого должен благодарить. Прибереги благодарность для нее и поблагодари ее, как она того заслуживает. Она ждет тебя.
– А? Не знаю, кого ты имеешь в виду, Моника. Клянусь, что не понимаю…
– Ты прекрасно понимаешь. Конечно же, ты постараешься скрыть, но со мной нет нужды притворяться. Я обязана быть осторожной. Я умею молчать и промолчу.
– Молчать? О чем молчать?
– Не спрашивай, так как мои терпение и воля имеют пределы, ведь я тоже могу сойти с ума и крикнуть от боли, хотя человек может вынести и большее.
– Клянусь тебе, что…
Хуан резко замолчал. Рядом с Моникой, сзади, возвышалась горделивая фигура Ренато, бледного от гнева, со сжатыми челюстями и горящими глазами. Моника обернулась по выражению лица Хуана и в страхе отступила. Как две шпаги скрестились в воздухе взгляды братьев, но не вырвались оскорбления, трепетавшие в глазах обоих. Словно два разных мира столкнулись лоб в лоб, приумножая жар яда братско-вероломной крови, пока Ренато наконец не нашел самое жестокое оружие для брата: презрение. И повернув голову, не обращая внимания на Хуана, он сказал Монике:
– Полагаю, бессмысленно просить тебя вернуться в наш дом.
– Совершенно бессмысленно! – гневно взорвался Хуан, еле владея собой. – Прости, что отвечаю за тебя, Моника, но мы еще женаты и нет места позору, нет надобности давать тебе развод, которого так страстно желает Ренато. Больше всего я дорожу свободой, которой ты добилась для меня, за что я благодарен тебе.
– Сегодня все против меня, но из-за этого я не падаю духом, – с неудержимой желчью признался Ренато. – Вижу, Моника, ты хочешь исполнить до конца роль примерной супруги. К несчастью, у меня нет власти помешать этому. Всегда к твоим услугам, Моника. На всякий случай скажу, что мать ждет тебя в старом доме, как и я в своем. Несмотря ни на что, если захочешь вернуться, двери моего дома всегда открыты. Доброго вечера, – с высокомерным выражением Ренато покинул супругов и удалился быстрым шагом.
– Оставь меня, Хуан, – уныло попросила Моника. – Ты уже поблагодарил меня. Эту благодарность я не заслуживаю, поскольку не выполнила долг.
– Что с тобой? – больно удивился Хуан. – Значит, на суде ты говорила потому, что считала долгом восстановить справедливость? Значит, ты встала на мою сторону, встала против Ренато по велению совести, а не сердца?
– Полагаю, для тебя это одно и то же.
– Не одно и то же, учитывая, что я так спрашиваю. Не одно и то же, когда требую. Да, я требую откровенного признания.