Моран дивий. Стезя
Шрифт:
– Живой?
– Тим бросил на меня быстрый обеспокоенный взгляд.
Я поморщился. Прыжки с парашютом - то ещё удовольствие. Меня при приземлении здорово приложило об асфальт. Так, что на мгновение вышибло дух. Думал, уже не поднимусь, но на удивление быстро оклемался и заковылял за помогшим мне подняться и избавиться от снаряжения Тимом к машине, удостоверяяся по дороге в целостности конечностей и позвоночника. Остальное - переживём.
– Как тебе это удалось?
– спросил я осипшим после пережитого голосом и приложился к бутылке с водой, стараясь успокоить дрожащие руки.
– Я работаю у них, - Тим спокойно
Я поперхнулся и закашлялся. Не поворачиваясь, он заботливо постучал меня по спине.
– Там, в бардачке, початая бутылка коньяка завалялась, - усмехнулся он.
Прокашлявшись, я полез за коньяком и, сделав пару больших глотков, почувствовал как отпускает сковывающее мои мышцы напряжение и перестаёт бить остаточный нервозный озноб.
Тим работает на охотников? Вот так удар по почкам...
Что, в таком случае, означает организованный им побег? Зачем? Если это имитация, организованная для меня игра, то зачем он признался? Может, он ведёт свою игру? Все эти вопросы вихрем пронеслись у меня в голове и закружились на языке, защекотали, норовя выскочить наружу, гомоня, перебивая друг друга и оттаптывая впередилетящим хвосты. Я затолкал их подальше ещё одним глотком коньяка и спросил:
– Стражи знают?
Тим засмеялся:
– Стражи? Ты о чём подумал, княжич? Что я перебежчик?
– Что ты предатель крови...
Он с интересом глянул на меня.
– Смотрю, въезжаешь уже в тему. Ладно, не ссы, Дмитрий Алексеевич, "я верен родине и делу, суров и яростен к врагам"...
Мы лавировали по бесконечному лабиринту дворов какого-то спального района. Небо стало светлеть, рождая новый день - пасмурный и промозглый.
Наконец, Тим остановил машину в ущелье многоэтажек, у бетонного ангара автосервиса. Пока он тыкался в своём телефоне, силясь дозвониться до несознательно дрыхнущего абонента, я вышел из машины. Поёживаясь, прикурил сигарету, выдыхая в стылый предутренний воздух пар пополам с дымом. Да уж, не собирался я в Москву. Знал бы, что закинет меня сюда нелёгкая, оделся бы потеплее.
Железные ворота дрогнули и, грохоча, отъехали в сторону. В проёме возник зевающий мужик в висящих под пузом маскировочных штанах. Тим кинул ему ключи от "киа".
– Перекрась и смени номера, - бросил ему на ходу и скрылся в гараже, выкатив оттуда через несколько секунд на белой "калине".
Я плюхнулся на пассажирское сиденье, и мы снова запетляли среди спящих железобетонных громадин.
– Я работаю в корпорации "Висайтинг-групп", которая принадлежит ордену охотников. Занимаюсь программным обеспечением. В иерархии сотрудников - не самая заметная фигура: так, старший помощник младшего подметайлы. Среди шабалков легче затеряться. Охотники тщательно проверяют кандидатуры на руководящие и подруководящие должности, ключевых специалистов, а к мелкой сошке и внимание помельче. Так что я могу спокойно осуществлять в тылу врага те задачи, которые поручены мне орденом стражей.
Я хмыкнул.
– ... А именно: вести разведывательную, а местами и диверсионную деятельность. Как сегодня, например, спасая неразумного княжича от последствий его благородных порывов.
– За столько лет тебя ни разу не разоблачили, разведчик?
– За сколько - за столько? Я здесь работаю чуть больше года. Попасть в самоё осиное гнездо не так легко, даже на должность уборщицы. Все эти годы велась подготовительная работа, мной нарабатывался стаж по специальности, связи, пути... Кто бы меня взял с улицы в любую солидную фирму? А уж в эту и подавно. Теперь-то моей карьере конец. Боюсь, спалился я безвозвратно.
– На этот раз я испортил тебе карьеру?
– Ты испортил мне настроение, дурень. Это ж надо было додуматься самому отдаться в руки этих мразей! Ты что, решил заделаться христианским мучеником? Накормить собою львов алкающих? Ты даже представления не имеешь на что они способны и для чего им понадобился последний Угрицкий князь!
– А ты имеешь?
– я посмотрел на его профиль, уже достаточно хорошо различимый в сером рассвете, плотно сжатые губы и яростно подрагивающие у скул желваки.
– Да, - коротко бросил он, словно отрезал.
– Догадываюсь.
Мы помолчали.
– Может, просветишь?
Тим какое-то время хмуро смотрел на мчащуюся навстречу дорогу, постукивая пальцами по рулю, потом, словно нехотя, разлепил губы:
– Потерпи до места. Я отвезу тебя к Магистру, он желает встретиться. С ним и поговоришь.
Последнее время я прямо таки нарасхват.
Откинувшись на подголовник, закрыл глаза. И постарался убедить себя, что не чувствую горечи после произнесённых слов. Надежда на то, что помощь Тима была дружеской, а не служебной необходимостью, растаяла как прошлогодний снег. С чего ты, идиот, вообще решил, что Тим тебе до сих пор друг? И что с ним тебе не стоит быть настороже, как с остальными?
Выбравшись по Ярославскому шоссе за город, мы остановились у придорожной пирожковой. Жареные в масле пирожки с капустой и печенью здесь были на удивление хороши. Как и припорошенные сахарной пудрой упругие пончики, которые мы прихватили с собой в машину вместе с бадейками обжигающе-горячей кофейной бурды "три в одном". После завтрака жизнь показалась не такой уж сложной, а вопросы, которые она ставила, не такими уж неразрешимыми.
По дороге, свернув в кущи, мы ещё раз поменяли машину на ожидающую нас чёрную и блестящую как нефть "тайоту-камри" и через час езды по просёлку добрались до цели.
* * *
Деревенька из нескольких домов, зажатая между рекой с отлогим, поросшим густой, ярко-зелёной травой берегом и сизой громадой леса, встретила нас тёмными провалами окон в давно покинутых домах и развалинами бывших животноводческих ферм. Их остовы, напоминающие скелеты застигнутых апокалипсисом динозавров, давно стали привычными для сельского пейзажа. Словно древние руины Парфенона они цивилизационной вехой отмечали пройденный путь и потерянный социалистический рай. Очень похожий на тот, от которого в своё время так же легко отказались Адам и Ева ради сомнительного удовольствия ощутить свою обнажённость перед миром.
Мы оглянулись, проезжая мимо сидящей на лавочке древней старухи с равнодушными слезящимися глазами. Она уже не принадлежала миру и весне. Она принадлежала первым осенним холодам, которые упокоят ещё одну уставшую человеческую душу на маленьком деревенском кладбище. Мы медленно объехали валяющееся на пустынной дороге человекообразное существо, сучащее ногами в бесплодных попытках подняться и усиленно пытающееся изобразить нам вослед связную человеческую речь парализованным алкоголем языком.