Моран дивий. Стезя
Шрифт:
Охотник засел за карты, бумаги и расчёты. Он курил часами у себя в кабинете, рожая идеи, прорабатывая их с помощью предварительных планов и яростно отметая. Он встречался с опытными походниками и с теми, кто хорошо знал Заморье. Он пополнял свои знания по психологии и полководческому искусству. Он беседовал с учёными, работающими на орден, уточняя нюансы добывания, аккумуляции и хранения энергетических потоков живого мира, лежащего за вратами Морана. Вместе с ними разрабатывал технологии переброски небывало огромной добычи, на которую орден замахнулся впервые за всю историю своего существования. Он подбирал команду. Изучал племена и народы Заморья, их историю, потенциал и пригодность
Он славно поработал. Его план был безупречен - практичен, реализуем, с подпланами и страховочными ветками. Чтобы ни одна неожиданность, нестыковка или слабое знание предмета не могли завести его исполнение в тупик и повлиять на конечный результат.
Магистр был доволен. Хотя мнение Магистра для Черемиса мало значило. Он знал себе цену и не нуждался в одобрении. Как не нуждался в руководстве. В титулах и привилегиях. В признании. В дружбе. В любви. В любых привязанностях. Всё, что необходимо было его внутренней сущности, он брал от эмоциональных фейерверков опасных миссий ордена. Всё, в чём он нуждался, - в оплате своих заслуг перед орденом. Плату он получал ту же, что и все охотники. Отличались только размеры награды.
К январю было всё готово. И орден начал действовать.
На рассвете солнечного зимнего дня большой отряд, состоящий из наёмников и всего пары охотников для руководства процессом, высадился у северных Юрзовских ворот Морана. Отвлекая основные силы стражей на себя, он дал возможность людям Черемиса проникнуть в Моран через Моранову Падь. Небольшой дозор не решился вступить в схватку с превосходящими силами противника и охотники беспрепятственно, бодро и весело понеслись по сыпучему морозному снегу в свете восходящего утреннего солнца.
Но уже к обеду солнце закрыли мрачные тучи, стало теплеть, повеяло сыростью. Бежать стало труднее. И охотники снизили темп, убедившись, что преследовать их никто не собирается. Видимо, лжедиверсанты неплохо помяли стражей, раз те решили отступиться.
Короткий зимний день, ещё более урезанный пасмурным небом, стремительно завершался. Черемис всё чаще с тревогой оглядывался по сторонам, словно ожидая кого-то. Наконец, его тревожно нахмуренные брови разошлись - сквозь деревья замелькал одинокий лыжник. Он предупреждающе свистнул - отряд замедлили ход и остановился, перехватывая оружие. "Свои!" - хрипло оповести он насторожившихся воинов.
Гибкая невысокая фигура в тёплых штанах и меховой куртке, перетянутой широким ремнём, медленно подкатила к вожаку. Человек откинул башлык и оказался женщиной в сбившейся на бок меховой шапке и прилипшими ко лбу влажными прядями светлых волос. Она раскраснелась от бега и тяжело дышала. Охотник терпеливо ждал, пока, опершись на лыжные палки и наклонившись вперёд, лыжница восстанавливала дыхание. Потом сплюнула в снег и подняла голову. Стоящий радом воин поморщился, увидев бесцветные глаза моры.
– Почему так долго?
– не смог сдержать раздражения Черемис.
Мора скривилась и хмуро уставилась на него.
– Стражей кружила, - нехотя процедила она.
– Для тебя старалась, Ольвик. Рассчитывала на более ласковую встречу.
– Прости, Бажина, - охотник улыбнулся, притянул её к себе и нежно провёл большим пальцем по румяным губам.
– Переживал за тебя. Думал, что-то случилось.
Мора потянулась к нему непроизвольно, прижимаясь к его груди и подставляя губы под ласку. Лицо женщины стало мягким, расслабленным и вопросительно-ищущим. Черемис осторожно отстранил её.
– Милая, скоро стемнеет. Нам надо торопиться.
Бажина опустила глаза, натянула поплотнее шапку и заскользила к голове отряда. Заняв место перед ведущим и кинув ему моток верёвки, она велела связать всех в единую цепь, первой затянув узел на ремне.
Начинался снегопад. Чёрные тучи, призывающие раннюю ночь, почти легли на лес, пропоров, наконец, брюхо ветками. Из прорех, медленно кружась в разбирающемся ветре, посыпались первые перья снега. Отряд в сгущающихся сумерках поторапливался вслед мелькающей между сосен фигуре моры. Пока её было видно. Пока в набирающей силу метели ещё удавалось с трудом рассмотреть лыжню и спину впереди идущего. Пока весь мир не заполонила бушующая сиреневая мгла. Ориентиром ослепших и оглохших от неистовства стихии людей стала только тянущая их вперёд верёвка. Моран не хотел пускать их через свои кордоны. Но никто, и он в том числе, не застрахован от предательства своих детей...
* * *
Я проснулся от визга тормозов. Сила инерции бросила моё сонное расслабленное тело вперёд, и если бы не могучая лапа быстро среагировавшего охранника, ухватившего меня за шиворот, поцеловался бы я, видимо, с ветровым стеклом.
Водитель, смачно матерясь, объехал невидимое мне препятствие, и джип, набирая скорость, вновь закачался на дороге, как пароход на волнах.
Я с усилием потёр ладонями лицо, в который раз за свою жизнь начиная утро с попытки разделить реальность и только что виденный сон. Хотя, теперь-то я об этом знаю, мои сны - такая же реальность, только давно сбывшаяся. Моран посвящает меня в события, о которых, порой, не знает больше никто, у которых не осталось живых свидетелей. Должно быть, знания эти представляют ценность не только для меня... Я потряс головой, пытаясь стряхнул морок прошедшего и не отпускающее ощущение зимнего бурана. Загадочный Ольвик - Олег Черемис, охотник первой крови (что бы это значило?) - это прошлое. Настоящее - это не менее загадочный Валентин Оскарович, охрана, нежно прильнувшая ко мне с обеих сторон в мчащемся на бешеной скорости внедорожнике, мелькающие за окнами предместья гигантского мегаполиса... Главное не перепутать. Сон и явь сплетаются всё ближе, всё отчётливее их связь и взаимозависимость.
Значит, Моран решил открыть мне ещё одну тайну. Не поздновато ли, дорогой товарищ? Пригодится ли мне теперь это знание? Может, жить мне осталось через камеру пыток до скорой безымянной могилы? Эх, и почему я сам попёр на рожон, когда не было в этом особой необходимости... Или была? Если бы я не пришёл, что бы стали делать охотники? До каких методов допроса и шантажа они дошли бы? И смогли бы противостоять им стражи, связанные заложниками?
Ладно. Чего зря склонять - "если бы да кабы"... Война план покажет.
Пока же мы неслись по магистралям, плелись по проспектам и волоклись в каких-то бесконечных пробках. Я дремал, просыпался, пялился в окно, пытался потянуть затёкшие ноги, пил любезно предложенный моим конвоем кофе из термоса и начинал терять уже всякую надежду, что бесконечная дорога когда-нибудь закончится. Но она закончилась. Ближе к трём часам дня мы добрались до огромной, бесконечноэтажной стекляшки. Въехали в гостеприимно распахнувшиеся при нашем появлении чугунные ворота и Валентин Оскарович, не взглянув на меня, бодрым размашистым шагом, будто не было многочасового утомительного переезда, направился к гранитным ступеням парадного подъезда. Туда же охрана вежливо порекомендовала следовать и мне. Отконвоировав меня к лифту, сопровождающие нажали кнопку тридцать седьмого этажа, провели по коридору и оставили в комнате одного. Предусмотрительно заперев, естественно.