Морская сила(Гангутское сражение)

Фирсов Иван Иванович

Не давая опомниться неприятелю, стремительным натиском русская армия обратила в бегство шведов. Бежали стремглав к Днепру, кое-кто переплывал ре­ку. Едва избежал плена раненый Карл со свитой.

На поле сражения осталось более девяти тысяч шведов, девятнадцать тысяч попали в плен. Потери русских оказались в шесть раз меньше.

Перед шатром Петра сложили полторы сотни шведских знамен и штандартов. В плену очутились главнокомандующий фельдмаршал Рейншильд, пер­вый министр граф Пипер, генералитет,

около двухсот офицеров, взята королевская казна.

На поле битвы состоялся смотр победителей и тор­жественный обед для всего войска.

В свой шатер Петр пригласил и шведов. Царь лю­безно встретил пленных генералов, вернул им шпаги и лукаво проговорил:

— Вчера мой брат Карл просил вас в сей день на обед в шатер мой, и хотя он не сдержал своего слова, но мы сие выполним и потому прошу вас со мной ото­бедать.

Среди других тостов Петр предложил выпить за здоровье учителей.

— Кто же эти учителя? — спросил Рейншильд.

— Вы, господа шведы, — ответил Петр.

— Хорошо же отблагодарили ученики своих учи­телей, — горестно усмехнулся фельдмаршал.

Российский генералитет по заслугам, как положе­но, воздал Петру. «В знак трудов своих, как в сиюпрославленную баталию, так и в прочих воинскихдействиях понесенных, изволили принять чин шаут-бенахта, и то подтвердилось общим всех генерали­тета, министров, офицеров и солдат поздравлени­ем». Так Петр получил первое адмиральское звание.

В наступающих цепях преображенцев бились и флотские офицеры. Особо отметил царь отвагу ра­ненного в руку Скляева, первым из кораблестроите­лей получил он морской чин капитана флота.

На другой день после похорон убитых Петр от­правил его в Петербург. Не успели остыть пушки по­сле Полтавской битвы, а мысли царя уже были обра­щены к флоту. Еще зимой в Воронеже вместе с Федо-сеем просиживал он над чертежами нового пятиде-сятичетырехпушечного линейного корабля для Бал­тики.

— «Мункер» лихо лавирует против ветра. Его пропорций будем придерживаться, — приступая к ра­боте, высказался Петр.

— Думку таю, Петр Лексеич, заострить носовые обводы, так он круче и шибче пойдет по ветру и ско­рость прибавит, — советовал тогда Скляев.

Спускаясь по Дону и на Азовском море Петр про­должал рассчитывать и вычерчивать контуры кораб­лей… Теперь настала пора воплотить задуманное в жизнь.

— Нынче сам видишь, уже совершенно камень в основание Санкт-Питербурха положен. Поезжай на верфи, Федосей, захвати-ка мой чертежик, который с тобой мараковали на Азове. Готовь стапель. Изыс­кивай дуб для строения, а я буду к зиме, заложим наш первенец и обзовем его «Полтавой» в честь нашей виктории.

Скляев отправился не один. Вместе с ним ехал Собакин.

— Наш контр-адмирал, — смеясь сказал он Скляеву, — погоняет:

«Езжай, мол, на свои верфи, там де­ло не терпит, бригантины и галеры скоро понадобят­ся, Выборг пойдем воевать…»

Петр в тот же день уезжал к Перевалочны, вдогон­ку шведам. Только что прискакал гонец от Меншикова с радостной вестью:

— У переправы через Днепр шведский генерал Левенгаупт сдался с войском в плен. Пленено тыщ пятнадцать, не менее.

Царь без промедления отправился к Меншикову, но не забыл и про Скляева:

— Вручишь от меня адмиралтейцу Колычеву и друзьям нашим Наю и Козенцу подарки в память о славной виктории. — Денщик приволок большой сверток: в шведскую палатку были завернуты три изящные офицерские шпаги шведов.

Друзей провожал Сенявин, царь пока не отпускал его от себя:

— Кланяйтесь братанам моим в Питербурхе. Везет вам. Поди, еще на взморье выскочите не раз под парусами, соленого ветра хлебнете, а здесь-то пресно.

— Не скажи, — возразил Скляев, — вон Алексашка еще за шведом гоняется, добивает Карла где-то на Днепре.

Собакин хитровато прищурился:

— Хаживал когда-то в былую пору Алексашкой, а нынче не чета, светлейший князь Ижорский Алек­сандр Данилович.

— Не подступись к нему, — поддержал его Федосей, — в фельдмаршалы метит.

— Ну, как сказать, други, — возразил Наум, — што ни говори, а своей шкурой все добывает, под пули лезет, а дела творит знатные, на общую викторию шведов разоряет. Да и чего греха таить, Бог его умом не обидел.

Одним из первых поле боя под Полтавой покинул король Карл XII. Впервые генералитет видел своего предводителя в подавленном состоянии.

Время еще отпустило шанс на спасение армии, и Левенгаупт, наблюдая, как король, болезненно мор­щась, взбирается через силу на коня, задал один во­прос:

— Ваше величество, как быть?

Король вяло отмахнулся, безучастно глядя вдаль:

— Делайте что хотите.

За все девять лет войны такого еще не случалось…

Левенгаупт не заставил себя ждать и, едва отъехал король, без промедления отдал приказ: «Отступать!»

Два дня без передышки откатывалась на юг неког­да непобедимая армия. Без отдыха и еды войска те­перь гнал вперед страх неизбежного плена.

Спустя два дня вечером на высоком берегу у Перевалочны король и его спутники перевели дыхание. Внизу перед взором запыленных и измученных всадников катил свои волны многоводный, привольный Днепр. Под обрывом, подбиваемые волнами, колыха­лись несколько десятков бревен.

Мрачный, с почерневшим от усталости лицом, дергал седые усы престарелый Иван Мазепа. Он знал, что его участь решается в эти мгновения и у него один исход.

Словно читая мысли гетмана, король с болезнен­ной улыбкой проговорил: