Москва и Восточная Европа. Советско-югославский конфликт и страны советского блока. 1948–1953 гг.
Шрифт:
На совещании 10 февраля 1948 г. в Москве, на котором присутствовали Сталин, Молотов, Жданов, Маленков, югославская и болгарская делегации, возглавляемые Карделем и Димитровым, был вновь поставлен вопрос албано-югославских отношений, предпринята попытка оценить перспективы греческих коммунистов в их борьбе с «монархо-фашистами» и проанализированы планы возможного создания федеративных объединений на Балканах.
Атмосфера на совещании, по воспоминаниям Джиласа, была нервной. Сталин и вторивший ему Молотов, не сдерживая себя, выговаривали югославам за «дивизию», которую те собирались послать в Албанию, рассуждали о возможности победы греческих партизан либо, в случае бесперспективности этой борьбы, о прекращении их поддержки, интересовались мнением югославов по этому поводу. Димитров, бледный от волнения, должен был выслушивать, как «комсомолец», гневный монолог кремлевского вождя по поводу его несвоевременных и, главное, не согласованных с Москвой рассуждений о федерациях в Восточной Европе. Ссылаясь на напряженные отношения с Западом, советское руководство говорило о необходимости в этих условиях обязательного согласования всех внешнеполитических шагов Югославии и Болгарии с Москвой. 12 февраля 1948 г. между СССР и Югославией были подписаны протоколы о консультациях по международным вопросам в качестве приложения к Договору о дружбе и взаимной помощи [27] .
27
Архив
Албанская тема и перспектива объединения Югославии и Албании на условиях Белграда всерьез беспокоили Москву, несмотря на продемонстрированную Джиласу готовность к югославскому «поглощению» Албании. Сталину приходилось учитывать, с подачи Молотова как руководителя внешнеполитического ведомства, также и позицию США и Великобритании, с которыми СССР в годы войны заключил соглашение о гарантиях суверенитета и территориальной целостности Албании. Очевидно, с этим были связаны и колебания кремлевского руководства в вопросе о конфигурации возможных балканских федераций. На совещании, говоря о возможности создания югославо-болгаро-албанской федерации, Сталин неожиданно предложил, чтобы сначала объединились Югославия и Болгария, а позднее к ним присоединилась бы Албания, хотя раньше он предлагал вариант югославо-албанского объединения.
В Белграде, кажется, понимали, что кремлевский вождь находится на грани решительных действий в связи с Албанией, и Кардель сообщил советскому руководству, что Тито готов приехать в Москву для обсуждения всего комплекса двусторонних отношений, в том числе и связанных с Албанией. Сталин положительно отнесся к этой инициативе [28] .
Югославская делегация, вернувшись в Белград, 19 февраля 1948 г. отчиталась на заседании Политбюро ЦК КПЮ о результатах московских переговоров. Было решено не соглашаться с предложением Кремля о федерации Югославии и Болгарии. На расширенном заседании Политбюро 1 марта Тито мотивировал эту позицию особыми, подчиненными отношениями болгарской компартии с ВКП(б), что чревато для югославов попаданием в зависимость от Москвы [29] . На этом же заседании из уст Тито и его соратников прозвучал ряд других совершенно недопустимых с точки зрения строго подчиненных отношений с ВКП(б) высказываний. Речь шла о том, что СССР не желает считаться с интересами Югославии и стран «народной демократии», не готов заключать сейчас торговое соглашение на 1948 г., откладывая переговоры по нему до декабря и ограничивая ассортимент товаров для поставок, в том числе и вооружений. Джи-лас, докладывая об обсуждении в Москве проблемы военного строительства, пришел к выводу о намерении поставить Югославию в зависимость от СССР [30] .
28
Jугословенско-совjетски односи. 1945–1956: Зборник докумената. Београд, 2010. С. 254.
29
Там же. С. 255. Проблема федерации была озвучена в середине марта болгарами, известившими албанцев, которые уже знали об этом из другого источника, о планах Кремля. Югославы, со своей стороны, немедленно информировали Э. Ходжу, что, по их мнению, условия для создания федерации еще не созрели. А. Ранкович через югославского посла в Тиране сообщил албанской стороне, что Югославия не готова будет на предложенную Москвой схему, но считает, что объединяться следует сразу всем трем странам (Животић А. Jугославиjа, Албаниjа и велике силе (1945–1961). Београд, 2011. С. 308).
30
Jугословенско-совjетски односи. С. 260–264.
Проблемы югославо-советских экономических отношений Тито обсуждал 10 марта с послом А. И. Лаврентьевым, пытаясь выяснить, какие причины побудили советскую сторону отказаться от подписания торгового договора, что не позволяло Югославии реализовать значительную часть своих экономических проектов. Как отмечал посол в своем дневнике, Тито был заметно взволнован и в присутствии своего заместителя Карделя подчеркивал, что он ставит этот вопрос официально [31] . Спустя неделю югославский руководитель подготовил письмо на ту же тему, выражая озабоченность состоянием советско-югославских торгово-экономических отношений [32] . Вопросы экономической, военной и финансовой помощи от СССР занимали большое место в югославо-советских отношениях зимой и весной 1948 г. Югославы хотели получить дополнительные средства для развития военной промышленности, рассчитывали на передачу советской стороной части трофейных военных кораблей. Кардель сделал запрос советской стороне о возможности предоставления Югославии кредита в размере 60 млн долларов, но получил отказ. С такой же позицией советской стороны югославы столкнулись и по всем другим запросам. Москва ссылалась на тяжелую ситуацию в экономике, связанную с ее переходом на мирные рельсы [33] . Это вызвало откровенное раздражение югославского руководства, что проявлялось на партийных форумах и отражалось в их документах. Возможно, югославские расчеты и запросы в сфере экономики встречали негативную реакцию советской стороны, поскольку рассматривались как завышенные. Советское руководство пыталось объяснить югославам, что им следует умерить свои амбиции, отказаться от планов создания автаркической экономики, развития всех отраслей тяжелой и военной промышленности, напоминая им, что многое они могут получить от СССР, а кроме того он служит гарантом и югославской безопасности.
31
Восточная Европа в документах российских архивов. Т. 1. С. 778–779.
32
Советско-югославские отношения. 1945–1956. Новосибирск, 2010. С. 232–233.
33
Там же. С. 220–221.
Член ЦК КПЮ Сретен Жуйович, давний конфидент посла Лаврентьева, сообщил ему о содержании выступлений на пленуме, возможно, добавив кое-что от себя. Информация
34
Гиренко Ю. С. Сталин–Тито. М., 1991. С. 353.
35
Гибианский Л. Я. Секретная советско-югославская переписка 1948 года // Вопросы истории. 1992. № 4–5. С. 124 (далее – Вопросы истории. 1992 – с указанием номеров журнала).
Последней каплей стал отказ югославов предоставить советским специалистам информацию о состоянии югославской экономики. Эта процедура была почти рутинной, но годом ранее в Белграде было принято решение о запрете выдавать эту информацию без специального разрешения, которое теперь следовало запрашивать в высших инстанциях. Югославы мотивировали это нововведение тем, что без строгого контроля происходило нежелательное распыление такого рода сведений. Именно в высшие инстанции и были вынуждены отныне обращаться советские представители, хотя прежде советские специалисты всегда имели свободный доступ к такой информации [36] .
36
Советско-югославские отношения. С. 234.
Рубежным днем в советско-югославских отношениях стало 18 марта 1948 г. В этот день Молотов направил югославскому руководству две телеграммы. Одна из них касалась отказа югославов предоставлять советским советникам экономическую информацию [37] . Вторая, отправленная по поручению Сталина как председателя Совета министров, была прямо связана с первой, но в ней уже говорилось о том, что отказ в предоставлении экономической информации правительство СССР рассматривает как «акт недоверия к советским работникам в Югославии и как проявление недружелюбия в отношении СССР», что заставляет его немедленно отозвать всех советских и гражданских специалистов из Югославии [38] . Одновременно югославская сторона уведомлялась об отзыве военных советников и инструкторов.
37
Там же.
38
Там же. С. 233–234. Решение об отзыве за подписью Председателя Совета министров Сталина было принято 18 марта 1948 г. Вторым пунктом решения Молотову как министру иностранных дел поручалось уведомить об этом югославское правительство.
18 марта в ОВП ЦК ВКП(б) справкой о Югославии была открыта весенняя серия информационно-аналитических материалов о состоянии дел в компартиях «братских» стран. (В течение двух последующих недель появились справки о компартиях Венгрии, Польши и Чехословакии.) Называлась эта справка, в отличие от предыдущих, уже иначе, а именно: «Об антимарксистских установках руководителей компартии Югославии в вопросах внешней и внутренней политики». Если предположить, что этот объемный материал готовился не одну неделю, то, скорее всего, «решение по югославским товарищам» было принято накануне или в ходе февральской встречи в Москве. Возможно, это было еще раньше – 31 января, когда Молотов направил югославскому руководителю письмо, в котором строго «выговаривал» за намерение послать дивизию в Албанию.
В справке, состоящей из пяти обвинительных пунктов, говорилось о пренебрежении КПЮ марксистской теорией, переоценке достижений в развитии Югославии по пути к социализму и, главное, об игнорировании Советского Союза как решающей силы «лагеря демократии и социализма». Выводы, сделанные ее авторами Л. С. Барановым, В. В. Мошетовым и В. И. Лесаковым, давали кремлевскому руководству возможность опираться на мнение «экспертов» в принятии любых, в том числе и кардинальных решений. В справке констатировалось, что лидеры югославской компартии не являются марксистами, «допускают серьезные политические ошибки, выражающиеся в недоброжелательном отношении к Советскому Союзу и братским компартиям. Эти ошибки превращают их в подголосков буржуазии в проведении внутренней и внешней политики страны, что таит в себе большие опасности для дальнейшего развития и построения социализма в Югославии» [39] .
39
Восточная Европа в документах российских архивов. Т. 1. С. 787–800.
Трудно было представить, что, выступая с обвинениями такого характера, Кремль сможет договориться о чем-то с Тито и его окружением, которые, конечно, оставались марксистами, но стремившимися к защите национальных интересов своей страны, казалось, даже ценой конфликта с кремлевским руководством. Такая позиция не могла устроить Сталина, который в духе существующей внутри «лагеря» иерархии отношений рассматривал страны «народной демократии» не в качестве равноправных и свободных союзников, а скорее как послушных вассалов. Начиная с этого дня, югославское руководство пыталось доказать советской стороне свое право отстаивать собственную точку зрения на возникшие разногласия, но непременно подчеркивая свою безусловную лояльность Кремлю и готовность выполнять его «советы» и поручения, а также исправлять ошибки, но только те, которые они сами сочтут таковыми. Это уже относилось к сфере партийной практики КПЮ и внутренней политики югославского государства. Вероятно, всё это вызывало бесконечное раздражение у кремлевского руководства, которое считало, что любая их критика требовала немедленного удовлетворения. В случае с Югославией Сталин столкнулся с чем-то новым для себя. Он не ожидал, по всей видимости, от Тито и его товарищей такого бескомпромиссного отстаивания своей точки зрения, рассчитывая, что югославы будут вести себя в соответствии с принятой в системе партийной дисциплиной и иерархическими принципами. Отсюда такое стремительное разрастание конфликта с переносом его на межгосударственный уровень и подключением к нему всех советских сателлитов. Какая форма покаяния была нужна Кремлю, точно неизвестно, но ясно, что не простая партийная самокритика. По всем признакам кремлевские лидеры уже хотели смены руководства КПЮ. Через два месяца в Бухаресте, в резолюции Коминформа это «пожелание» будет окончательно сформулировано.