Москва-Лондон
Шрифт:
— Стоимостью в целых два государства! — смеялась Диана. — И все-таки я преклоняюсь перед умом и смелостью королевы Франции! Она — истинная королева, государыня!
— С этим нельзя не согласиться, — усмехнулся Ричард, — но при этом
я все-таки хотел бы знать, сколько пар рогов сможет принять на себя голова бедолаги короля Франции?
— О, не больше головы королевы! — засмеялась Диана-бабушка. — Я думаю, в этом деле они ревниво следят за соблюдением почетного равенства. По этому поводу ходит немало озорных и забавных стишков, знаю кое-что на эту тему и я. Вот, например:
Носить рога не стыд тебе:
Они давно в твоем гербе.
Носил их прадед с дедом,
Отец за ними следом…
Могучий рог, здоровый рог
Смешон и жалок быть не мог!*
— Надеюсь, дорогая моя, ты не слишком спешишь отправиться в Париж? — с нескрываемой тревогой спросила Диана-мать. — Я полагаю, твоя новоявленная сестра могла бы набраться терпения.
— Увы, матушка… Но я бы так этого хотела! Я почти не помню Парижа… О, быть в Париже гостьей самой королевы Франции! Ах, это всего лишь сладостный сон…
— У тебя все еще впереди, дорогая моя девочка.
— А у меня? — неожиданно для всех и прежде всего для себя самого спросил Ричард. — Что будет со мною? Что будет у нас с Дианой?
— Ответы на все эти вопросы, дорогой Ричард, вы получите после ее родов. Так решил наш семейный совет. Вы умный, добрый и сильный человек, вы истинный джентльмен, и мы все уверены, что вы не будете настаивать сейчас на каком-либо ином решении. Вы хорошо знаете законы нашей семьи, теснейшим образом связанные с нашим фамильным делом вы знаете о всех нас почти столько же, сколько и мы сами, — так будьте же снисходительны к нам и наберитесь терпения. — И мать его Дианы протянула ему руку. Он с благоговением прижал ее к своим губам.
— Я буду с душевным трепетом ждать приговора, — почти шепотом проговорил он. — Но дайте же мне хоть какую-нибудь надежду.
— Я думаю, дорогой Ричард, это не будет приговором.
— И на этом давайте пока закончим обсуждение этих наших трудных проблем, — решительно заявила Диана-бабушка, — ибо все они очень похожи на тесто: даже самое готовое и сдобное требует горячей печи. По-моему, дорогие мои, сегодня мы провели прекрасный вечер, но, мне кажется, и ему наступил конец, а следовательно, пришла и нам пора пожелать друг другу доброй ночи. Ричард, дитя мое, ты можешь проводить свою Диану до дверей ее спальни. Увы, так нужно еще две-три ночи… Чарли, мой мальчик, тебя не слишком бы затруднило проводить мою дочь до ее покоев?
Ричард, обняв свою Диану за талию, медленно повел ее к дверям гостиной.
Сияющий от счастья Чарли предложил свою руку ее матери, и они на-
правились к другим дверям.
Диана-бабушка с ласковой грустью посмотрела вслед обеим парам. Глаза ее немного увлажнились, она невольно вздохнула, улыбнулась своим мыслям и последней покинула гостиную.
— И ты действительно не пустишь меня к себе? — спросил Ричард.
— Увы, дорогой мой… — ответила Диана. — Это действительно так
нужно.
Чарли со своей спутницей довольно долго шел по узким и широким, длинным и коротким переходам замка, пока наконец они не остановились перед высокими резными дверями. Всю дорогу Чарли молчал и чувствовал, что ноги его почти перестали сгибаться в коленях. К тому же отчаянно
не хватало воздуха…
— Мы пришли, дорогой Чарли, — с очаровательной улыбкой проговорила Диана.
Чарли безмолвно смотрел на нее горящими глазами, облизывая кончиком языка пересохшие губы. Диана покачала головою и тихо засмеялась.
— Мне показалось, вы хотели бы немного посидеть со мною, не так ли, друг мой?
— А разве… это… возможно?.. — совсем чужим, каким-то скрипучим голосом спросил Чарли.
Продолжая тихо и мягко смеяться, Диана открыла двери и вошла в комнату. Это была сравнительно небольшая, уютная, обставленная удобной
и красивой мягкой мебелью гостиная с маленьким камином, с многочисленными букетами цветов в великолепных вазах, с пушистыми медвежьими шкурами на полу.
Она села на диван.
А Чарли вдруг сел на пол, обнял ее ноги и положил свою голову на ее колени.
Диана невольно вздрогнула и положила руки на его голову, будто хотела скинуть ее прочь. Но она этого не сделала, а начала своими прекрасными длинными пальцами перебирать волосы, нежно и неторопливо гладить их…
Утром, лежа на его мощной, в сплошных шрамах груди, Диана прошептала:
— Я буду очень счастлива, если ты никогда не пожалеешь об этой ночи, дорогой мой…
…Наверное, это была самая счастливая и веселая неделя в жизни всех трех поколений Трелон и Вервен, Ричарда Чанслера и Чарльза Смита. Сближение Чарли с Дианой-средней было с искренним восторгом воспринято всеми.
— О, дорогая моя матушка, — обнимала и целовала свою мать Диана, — ты больше всех нас, Трелонов, заслуживаешь этого своего счастья! Ах, о таком спутнике жизни и друге может только мечтать любая женщина!
— Ну, это каждый вам скажет, — подделываясь под голос Чарли, сказал Ричард. — А поскольку теперь я имею шанс стать его зятем, я рад и счастлив вдвойне: быть может, он отнесется к моему сватовству с пониманием
и одобрением. А если серьезно, Чарли, мой самый близкий и дорогой друг, мой брат, ты тоже достоин своего счастья! Дай мне обнять тебя, дружище!
— Ах, дорогие мои, — улыбаясь своей очаровательной застенчивой улыбкой, промолвила виновница столь внезапного торжества, — я так благодарна всем вам за вашу доброту… Я и в самом деле сейчас очень счастлива… Мне так стыдно в этом признаться, но я чувствую что полюбила наконец… полюбила впервые в жизни и в мои-то годы… О, Чарли! Ты вдохнул
в меня жизнь, которой я еще не изведала…
— Увы, такова судьба всех женщин из рода Трелон, — с глубоким вздохом проговорила Диана-бабушка. — Отчаяние и страдания в золотой раме… или — клетке… вот наш удел… Дети мои, Диана и Чарли, я с любовью,