Москва-Лондон
Шрифт:
верой и надеждой благословляю вас. Но со всем остальным потерпите, как и Ричард с Дианой, до ее родов. Увы, иначе нельзя.
Вся неделя прошла в веселых играх, дальних и ближних прогулках, замечательных вечерних концертах, больших и малых балах. Два рыцарских турнира были посвящены двум невыразимо счастливым Дианам.
…Ранним утром в четверг, 28 января 1552 года, из ворот замка Вервен выехала торжественная многокрасочная кавалькада. Впереди на белых конях ехали пять юных герольдов с серебряными горнами. За ними — большой отряд рыцарей, на кончиках пик которых были укреплены треугольные флажки с гербами графства Вервен. Далее на редкостном по красоте высоком сером с яблоками коне, покрытом пурпурной попоной, в драгоценном седле, в сияющем одеянии, с изумительной графской короной на голове сидела графиня Луиза де Вервен-старшая. Позади нее два новых министра ее двора. За ними на тонконогих и благородных арабских скакунах, убранных по-королевски, с длинными распушенными хвостами, ехали графини де Вервен в таких же ослепительных туалетах и коронах, как и старшая графиня. На полкорпуса лошади позади них, с обеих сторон, на крупных вороных конях в высоких чулках белого бархата, а сами — в роскошных одеждах знатных аристократов, при шпагах в драгоценных ножнах ехали Ричард Чанслер и Чарльз Смит. Несколько сотен великолепно экипированных всадников, вся армия графства Вервен, замыкали эту крайне редкую здесь торжественную церемонию.
Молебен в соборе продолжался около часа, после чего торжественный кортеж, восславляемый приветственными возгласами собравшейся на площади большой толпы, проследовал через весь город, леса, поля и живописнейшие холмы с ветряными мельницами к самой границе графства.
Здесь рыцари охраны образовали ровный круг своими спинами внутрь, так, чтобы не видеть происходившего в его пределах. Оба министра встали на своих конях в круг таким же образом.
Чанслер и Смит помогли спешиться всем трем графиням де Вервен.
Обе Дианы, мать и дочь, тотчас утонули в объятиях своих названых супругов, Ричарда и Чарльза.
— Не заставляй меня слишком долго ждать, дорогой мой, — шептала, всхлипывая, супруга Ричарда. — Я ведь теперь не одна… Нам будет так страшно и одиноко без тебя… Ах, я так люблю тебя, мой Ричард! Я жду… Мы ждем тебя…
— Ты зажег во мне новую жизнь, а теперь она снова гаснет, дорогой мой, — шептала, всхлипывая, супруга Чарли. — Не оставляй меня надолго, любовь моя… Я буду ждать тебя, как восхода солнца… Вернее и преданнее меня
у тебя не будет ни одной женщины на свете… и не ищи… Я так люблю тебя, дорогой мой! Не обмани же мою первую и последнюю в жизни любовь, мой славный… мой добрый… мой нежный… мой Чарли… Этого я не переживу!..
Диана-бабушка поцеловала Ричарда и Чарли, троекратно перекрестила их и глухо проговорила:
— Я жду вас. Мы ждем вас. Мы безоглядно верим вам. Ну, с Богом, дорогие дети мои! Будьте в пути осмотрительны и осторожны. Рисковать вам больше нельзя — ведь теперь у вас есть мы, ваша семья. Благослови вас Господь!..
…Только на десятый день Чанслен и Смит смогли наконец покинуть гостеприимное заведение Малютки Бетси. Она трогательно и со знанием дела ухаживала за ними, особенно за раненым Чарли. Ах, как она была внимательна, заботлива и добра, эта милая и не слишком-то счастливая, в сущности, женщина.
А по ночам или днем, когда она хотела перепутать эти части суток, Бетси беззлобно и назидательно, словно детям в церковной школе, говаривала облюбованной на это время жертве своей неугасимой и неукротимой страсти:
— Уж не думаете ли вы, милорд, будто я не знаю, что вы любите отнюдь не меня, а совсем другую женщину? И это прекрасно — любите ее себе на здоровье и ей на счастье. Но что же остается делать тем женщинам-бедняжкам, которые хотели и могли бы любить хоть кого-нибудь из вас, ну даже самого последнего и никудышного мужичонку, но их почему-то не любит никто? Так будьте же снисходительны к таким женщинам и милосердны
к ним. Не отдавайте всего себя одной лишь своей избраннице, поверьте, от избытка тепла и счастья ваша женщина, скорее всего, изменит вам же… И не пытайтесь отворачиваться от меня — уж свое-то я все равно возьму…
… — Как ты думаешь, мой дорогой тесть, — смеялся Ричард, когда они скакали по пустынной дороге, щедро рассчитавшись и тепло простившись с доброй, всплакнувшей даже от избытка чувств Малюткой Бетси, — что сказали бы наши Дианы, узнай они о нашей первой и, надеюсь, последней неверности?
— Думаю, они возненавидели бы нас, — хмуро промолвил Чарли. — Это каждый вам скажет.
— Вот как? Ты всерьез так думаешь? А по-моему, они так добры, что простят нам это небольшое дорожное приключение. И к тому же мы ведь подверглись насилию… Ну, я уж — во всяком случае… и неоднократно… черт возьми… Я ведь тебе рассказывал.
Чарли скривился в усмешке, покачал головою и сказал:
— Они родились и жили во лжи и неверности. Так, в сущности, их и произвели на свет Божий. Так уж получилось, что мы стали их первыми мужчинами, которым они поверили и отдали все, что копилось и спало в их душах из поколения в поколение. Никто не может так высоко ценить и так верно беречь любовь, как подобные женщины, те, что до конца познали изнанку любви. Поэтому истинная любовь для них гораздо дороже жизни — ведь до познания ее они жили только ради украшения жизни других. Мы же обманули их доверие и любовь. Не знаю, как ты, дорогой мой зять (я ведь теперь, надеюсь, имею право говорить с тобою на «ты»?), а мне противно все это
и муторно, как при первой хорошей качке. Я презираю себя и не представляю, как я посмотрю в глаза моей Диане.
— Черт возьми… — пробормотал Чанслер, совершенно потрясенный столь длинным для молчаливого Чарли, таким страстным и гневным монологом своего друга, брата и… тестя, судя по всему. — Черт возьми, ты сам все это придумал… нет, нет — продумал?
— Моя Диана на многое открыла мне глаза. Ты знаешь, никогда в жизни я не подозревал, что на свете может быть такая умная женщина! Хотя скольких женщин я знал до нее… А она! Ты знаешь, я чувствую, будто прежнего Чарли Смита на свете больше нету.
— А кто же есть?
— Человек, принадлежащий моей Диане Трелон!
— Но ведь и я тоже человек, принадлежащий моей Диане Трелон!
Так до самого Лондона у них не было иной темы для разговора. Жизнь делала свой крутой виток — она ведь не может течь плавно, ибо русло
ее пролегает над вечно бурлящим вулканом…
Глава XXI
— Вы знаете, джентльмены, ваш рассказ настолько глубоко и сильно потряс меня, а ваши искренность и доверие ко мне настолько очевидны, что я не