Москва в очерках 40-х годов XIX века
Шрифт:
Есть, наконец, еще промысел, в котором кулак выручает копейку исключительно одною сметливостью. Добрый десяток лет, как завелись у нас конторы транспортов, через которые можете отправлять в любой край России какую угодно кладь; но что было делать до учреждения их, когда настояла такая надобность. «Нанимать подводы да посылать с нарочным или ждать оказии», – скажете вы. Нет, стоило только ударить челом кулаку, и по вашему прошенью, по кулакову веленью, посылка ваша исправно достигала до места своего назначения. Если услышите от какой-нибудь ярославской, владимирской или калужской крестьянки, что муж ее живет в Москве, в кулаках, знайте, что эта отрасль того корня, который потребности завели у нас исстари. Такой кулак обитает большею частью в Ямской слободе, и здесь обращается главный круг его действий.
– Кладь, что ль, какая, барин? – спрашивает он, когда кто придет в Ямскую отыскивать извозчиков.
– В Казань, пудов под сто будет.
– Что ж, доставим хоть двести. По полтинничку, без лишнего.
Разумеется, поторговавшись, вы поладите на полутора рублях.
Но какой же барыш кулаку ехать бог весть куда, а оттуда возвращаться иной раз порожняком? – спросит незнакомый с этим родом отправки. Да в том-то и сила, что кулак поедет не сам, а сдаст кладь извозчику, иногда попутному, иногда нет, но во всяком случае известному, потому что он дорожит вашими вещами, как своими собственными, зная, что от целости их зависят его доброе имя и будущий кусок хлеба. И кто бы ни поехал, Ванюха или Петруха, а кладь будет доставлена исправно. С вас кулак взял по полтора рубля с пуда, а извозчику даст копейками десятью менее, да, кроме магарычей, возьмет с него за комиссию примерно по рублю с дуги, то есть с каждой подводы, отправленной с кладью. Все это справедливая награда за его неугомонные хлопоты, потому что он сплошь и рядом по целым дням ищет клади, рыскает по Гостиному двору, по разным подворьям, по своей слободе.
Кончена речь о кулаке, а все-таки не разъяснила она причины его зазорного прозвища. Без всяких прибавлений передам заметку, какую слышал в споре одного мужичка с нашим комиссионером: «Бодлива корова, да рог бог не дал; велик кулак, да плечо узко». Итак, все есть у кулака, да на счет кармана-то… маленько того…
Не хотелось бы мне ставить на одну доску с типом смышлености, с кулаком, крайнее проявление ее, барышника, который, как всякая крайность, вышел неказистым выродком; но этого требует истина нелицеприятная; родственность их, как говорится, факт неоспоримый; они должны быть вместе, тем более что зачастую, как мы видели, и кулак смахивает на барышника.
Не скрою, что я не очень жалую барышника и, чтобы, говоря о нем, сохранить всевозможное беспристрастие, повествовать sine ira et studio [3] постараюсь сказать как можно меньше.
Что такое барыш, откуда взялось это слово и кто такой барышник, известно всем и каждому. Все мы более или менее барышники, потому что кто же не любит поживиться на счет ближнего, и многие ли из нас решатся на бескорыстный подвиг, не имея в виду хотя отдаленной награды, или, попросту, барыша. Но в таком случае этому слову пришлось бы дать слишком обширное, мировое значение, какого оно не заслуживает и какого я ни за что не дам ему, потому что у самого есть пушок.
Настоящий барышник, по промыслу, всегда отъявленный плут и обманет кого угодно, отца родного: грех, за который, по его словам, лишь «три пятницы молока не хлебать»; кулак хитрит позволенными средствами, барышник просто плутует. Покупает ли он, например, хлеб, он непременно обмеряет мужика, лишь зазевайся тот или дай ему волю насыпать меру своим способом; продаст ли лошадь, бьюсь об заклад, что будь она с кучею пороков, сбудет ее за доброезжую: как ботаник, заставляющий химическими средствами усиленно расцветать растение, так точно он из клячи сделает ретивую, из старой молодую – словом, заткнет за пояс любого цыгана.
И долго, и скучно рассказывать про все плутни барышника, описывать его бесконечно разнообразные промыслы; ограничусь немногими заметками.
На углу бойких улиц, прилегающих к городу {57} , вы, вероятно, видали людей с какими-то неопределенными товарами под мышкой, одетых всегда дурно, с лицом, красноречиво говорящим, что люди эти усердные любители самопляса [4] ; вероятно, замечали не раз, что они зорко смотрят по сторонам на всех проходящих, бесцеремонно останавливают каких-то молодцов с двусмысленною наружностью, останавливают словами не совсем понятными для вас, начинают толковать, но о чем – разобрать нельзя, потому что едва лишь заговорит с прохожим один, товарищи его мигом окружат собеседников и посыплют бойкими словами. Докладываю вам, что это барышники, или обер-барышники, как величают они себя. Они купят какую угодно вещь: и платье, и ружье, и часы, и зонтик; но уж и покупают! Если продавец просит за вещь, положим, десять рублей, ему подают для почина два двугривенных, потом полтинник, – и так далее, прибавляя гривну за гривною, мучая свою жертву в продолжение получаса, барышники добьются до того, что купят вещь за четверть цены, а пожалуй, и меньше. Если продавец настойчив или нетерпелив и с досадою вырвет свой товар из рук бесстыдных наглецов, они не морщатся, а выместить – выместят, и продажа не минует их рук. Сделается это следующим образом: что давал один барышник, то дает и другой или надбавляет сущие пустяки. Все они торгуют так дружно, что продавец бежит на Площадь {58} ; но тамошние барышники, такие же продувные выжиги, чуют, что «птицу уж пощипали», и дают еще меньше; он возвращается к прежним барышникам, но и здесь сбавляют старую цену, и, волею или неволею, он должен взять все-таки меньше, чем мог получить полчаса тому назад.
Но главный и любимый промысел угловых барышников – покупка хапаных, т.е. краденых вещей, от чего не откажутся и их товарищи. Воровские они заметят сразу. Купят вещь почти задарма; ну да ведь и продавцу пришлась она не дорого. Купленая вещь переделывается, перешивается, перекрашивается, переплавляется и, пройдя в барышнической лаборатории через несколько процессов, выходит оттуда такою, что ее не узнает и настоящий хозяин.
Главное поприще действий большей части барышников – Площадь, а по воскресеньям толкучие рынки у Сухаревой башни и на Смоленском. Ни один из них не торгует определенным товаром, а покупает и продает, что ни попадется; ему все рука, он во всем знает толк, во всем старый воробей. Впрочем, женщины-барышницы – торговки, которые нисколько не уступают мужчинам ни в бойкости, ни в наглости, и решительно должны быть отчислены от прекрасного пола, – они держатся преимущественно дамских нарядов и всякого тряпья; руководимые чувством деликатности, барышники редко отбивают у них покупки по этой части, разве вещь-то попадется уж слишком задорная.
В понятиях барышников о торговой честности есть любопытная черта. Купил вещь один из них, но ведь и другие не прочь бы от выгодной купли; следовательно, справедливость требует вознаградить их за великодушную уступку. Вознаграждение является в виде так называемой вязки (род магарыча {59} ), называемой сообразно ценности покупки и ожидаемой прибыли от нее; вязка, по согласию, или пропивается, или делится между соучастниками торга.
Случайно или по страсти, con amore, или для упражнения своих способностей барышник нередко занимается в продолжение некоторого времени одною продажею: торгует драгоценностями, благородными металлами, самоцветными камнями. Не улыбайтесь: я не шучу. У такого барышника, как у бродячего ювелира, лавка вся на руках: кольца, перстни, цепочки, ключики к часам и тому подобное: не видно, а наберется всего-навсего по крайней мере… гривенника на три. За эту сумму барышник выручит не менее пяти рублей, а при счастьи и десять, то есть от пятисот до тысячи процентов барыша! Что скажете на это? Попросите объяснить такой неслыханный коммерческий оборот? Извольте.
Стоит барышник на большой улице, стоит у сторонки с видом возможно скромным и робким, словно сблудившая кошка. Видит он, что идет «простоплетный олух», смиренный степняк, какой-нибудь дворовый человек, который глаз не соберет, озирая московские диковинки. План нападения обдумывается барышником в мгновение ока, и через две минуты крепость спускает флаг.
– Купите, сударь, – говорит барышник, атакуя свою добычу и показывая из рукава, как будто тайком от прохожих, золотое кольцо, – купите, продаю за бесценок, от нужды. Червонного золота, вот и клеймо. Ей-богу, от одной нужды. Купите, сударь.
Действительно, кольцо горит как жар, и видны на нем какие-то царапинки, выдаваемые продавцом за пробное клеймо.
«Проведу я московского плута, – думает деревенский хитрец, взяв в руки кольцо, – вещичка хорошенькая, жене ли подарить иль самому пощеголять. А врет, что от нужды: вишь, смотрит каким бездельником, пьяная рожа, на добрых людей боится взглянуть: стилясил где-нибудь. Да не на такого напал! Отдаст задаром».
И точно, барышник объявляет цену кольцу такую малую, что за эти деньги не купишь порядочного серебряного. Но как ни дешева контрабанда, а покупщику хочется приобрести ее еще дешевле. Что за чудо? К чрезвычайному удовольствию его, барышник поддается, уступает, спешит сбыть вещь, точно вор какой. Куплено золотое кольцо, много-много за четвертак, и новый владелец его заранее поздравляет себя с удивлением, какое произведет в деревне красота и дешевизна покупки.