Мой ангел-хранитель
Шрифт:
Сигюн приближается к трону, встает рядом с возвышением.
– Доброе утро, Всеотец, - девушка поклонилась, хотела было опуститься на колени, но бас царя заставил её вздрогнуть и напрячься.
– Снова ты! Зачем ты явилась сюда?
– гневно спросил король, прожигая девушку одним единственным сердитым глазом.
– Сегодня судят моего мужа, я обязана была прийти и вновь молить вас о прощении, Великий Всеотец, - отвечает Сигюн подрагивающим от волнения голосом, нервно сжимая подол платья.
– Ты ошибочно полагаешь, что сегодня твой супруг вырвется на свободу, или я куплюсь на твои моления. Суд Асгарда уже давно постановил
– Он не заслуживает более прощения. И ты должна сказать спасибо за то, что я не отправляю в наказание тебя и твоего ребенка. Хотя, по всем правилам ты должна сидеть там же, где и Локи.
– Почему же вы не сделали этого тогда? Разве я была против того, чтобы отбывать наказание вместе с супругом? Да я бы и сейчас, не задумываясь, встала бы под стражу, удерживая Локи за руку, если бы не сын.
– И ты не стоишь под стражей и не встала под стражу в тот раз только потому, что я слишком уважаю твоих родителей, твой народ, твой мир, в котором сейчас кровь проливают асгардские воины, - повысил голос Один.
– Не нужно упрекать меня войнами, мой царь. Не нужно думать, что этими словами вы ударяете мою совесть. На свободе меня удерживает лишь мой сын и… ваша жалость, - Сигюн перевела взгляд на двери, чей грохот раздался неожиданно и громко. Потом послышался еле уловимый лязг цепей.
Сигюн с замиранием сердца смотрела, как в зал входят стражники, ведущие закованного в цепи Бога обмана. Она смотрит на него, и на глаза накатывают непрошеные слезы. За год в тюрьме Локи не на секунду не распрощался со своей гордостью и властностью, даже под стражей, закованный в тяжелые цепи, что опутывают его талию, и в кандалах, что одеты на его запястья, лодыжки, шею, он входит в тронный зал, словно царь, словно повелитель. Его зеленые глаза смотрят только вперед, губы его сжаты в тонкую полоску, а руки, обрученные в тяжелые кандалы, замок которых запирают магические руны, сжаты в кулаки. Как же он изменился за этот год. Он будто вырос, окреп, казалось, стал ещё выше прежнего, черные, как ночь, волосы отрасли до плеч, но были все так же аккуратно уложены назад. Его глаза не были затравленными или дикими - они были спокойными и даже насмешливыми, как и всегда, однако, в них скрывалось куда больше эмоций, чем показывал их обладатель. Эти глаза лгут всегда, надменно улыбаясь, и только одна девушка способна прочитать и увидеть в них боль, печаль и еле сдерживаемый гнев.
Вышагивая к трону, Локи краем глаза заметил её. Маленькую, стройную. Да, уже стройную… Хотя, Локи не сомневался, что её изогнутую фигурку не испортила даже беременность. Определенно, после родов в ней что-то изменилось, и это было очень сильно заметно его глазу. Она стала ещё более женственной: грудь округлилась, становясь более выпуклой, талия хоть и была немного шире прежней, но изгибы её остались все такими же глубокими, грациозными. Маг непременно заглянул в глаза Сигюн. Надо же, они тоже изменились, хотя по-прежнему смотрели на него с безмерным чувством любви, тоски и печали - и все это только лишь в её очередных слезах. Однако, помимо этого, Локи увидел нежность, заботу, теплоту, которые прежде замечал в ином свете, - все это было обращено только на него, но теперь лишь одно слово определяло
Локи, не выдавая истинных чувств, восхищался своей женой, и ему так не хотелось отводить от неё взгляда, но он должен это сделать, ибо сейчас не самое лучшее время поддаваться чувствам.
– Локи, - чей-то голос, пропитанный теплом и лаской, окликнул мага. Фригга появилась внезапно, она встала рядом с Сигюн, нервно потирая пальцы, пристально глядя в глаза сына-узника.
– Здравствуй, мама. Теперь ты гордишься мной?
– с насмешкой спросил бывший принц.
– Не надо. Будет только хуже, - с мольбою в глазах ответила Фригга.
– Куда уж хуже?
– Довольно!
– послышался резкий голос Всеотца.
– Я сам поговорю с пленником, а вам здесь делать нечего! Фригга, Сигюн, покиньте зал!
Ванка отрицательно покачала головой, стараясь не заплакать. Ощутив на плече руку царицы, она вздрогнула. С мольбою посмотрев ей в глаза, девушка отпрянула на шаг назад.
– Позволь ей остаться, Один. Он - отец её дитя, - с этими словами асинья скрылась в тени зальных стен.
Маг, не обратив более внимания на жену, ближе подошел в возвышению трона, специально приставив ногу так, что звон цепей раздался на весь зал. Он словно шут, даже сейчас, в такой ситуации не мог быть серьезным, не мог сдержаться от излюбленной ухмылки.
– Не возьму в толк, из-за чего весь сыр-бор?
– невинно спросил колдун.
– Ты ни сколько не раскаиваешься в содеянном? Там, где ты, повсюду война, разруха и смерть, - серьезно сказал Один, глядя на ухмыляющегося тюремщика.
– Я отправился в Мидгард, дабы править людьми, как милосердный Бог. Такой же, как ты, - пожал плечами Локи, не понимая, чем же не доволен его приемный родитель. Помнится, в далеком детстве он сам сказал сыновьям: “Вы оба рождены царями”. Локи всего лишь пытался оправдать его речь, учитывая, что старший принц уже на подходе к правлению.
– Мы не Боги, - покачал головой Всеотец.
– Мы рождаемся, живем, умираем так же, как люди.
– Плюс-минус пять тысяч лет, - подметил маг, изгибая тонкие губы в довольной ухмылке, хлопая зелеными глазами.
– Если бы не твоя жажда власти, все было бы иначе, - промолвил царь, указывая на создавшееся положение, в котором находится приемный сын.
– Я рожден править!
– возвысил голос Локи, впиваясь в родителя холодным взглядом.
– Ты был рожден, чтобы умереть ещё в детстве! Тихо сгинуть на ледяных скалах. Не прояви я жалость, никто бы и никогда не узнал о тебе.
Все внутри Локи перевернулось сверх на голову. В голове всплыл момент из юности, когда отец говорил ему совсем иные слова, когда действительно дорожил им, если уж не любил, то хотя бы считал родным. Теперь уже он смотрит на него не как на сына, как это было однажды, а как на узника, как на опасного преступника, которого добивает словами, жившими в нем уже очень давно.
– Если меня казнят, то прошу, отец, не надо прелюдий, - с саркастичной мольбою заговорил колдун. От слова “казнят” у стоящей рядом и наблюдающей этот неприятный диалог Сигюн подкосились ноги, а в груди все словно покрыло льдом так, что трудно было дышать.