Мой мальчик
Шрифт:
– Нет. Бросил, – торжествующе заявил Маркус, понимая, что заманил Уилла в ловушку.
– А…
– Правда, это было трудно.
– Представляю. Ты скучаешь по своему папе?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, ты понимаешь… Ну, не знаю… ты скучаешь?.. Ты же понимаешь, что это значит.
– Я же с ним вижусь. Почему я должен по нему скучать?
– А тебе бы хотелось видеться с ним чаще?
– Нет.
– А, тогда понятно.
– Можно мне еще колы?
Уилл сначала не понял, почему Маркус перевел разговор на отца, но было ясно, что есть смысл поговорить
Уилл понимал, как это печально, но также понимал, что его эта проблема не касается. Вообще, в принципе не существует таких проблем, которые бы его касались. Немногие могут похвастаться, что у них нет проблем, но это его тоже не касалось. Уилл этого не стыдился, а, напротив, открыто и громко этому радовался; то, что ему удалось достичь такого возраста, не столкнувшись с более или менее серьезными проблемами, он считал большим достижением, которое нужно сохранить и впредь. Конечно, он был не против время от времени угостить Маркуса колой, но все же ему не хотелось быть вовлеченным в ту сумятицу, которую представляла собой жизнь Маркуса. Ему это было просто не нужно.
На следующей неделе привычный просмотр «Обратного отсчета» был прерван чем-то вроде дроби камешков по оконному стеклу гостиной, а потом чередой настойчивых и длинных звонков в дверь. Уилл понял, что что-то случилось, потому что без особой на то причины никто не стал бы осыпать его окна градом камней и неистово трезвонить в дверь. Первым его порывом было сделать звук погромче и не обращать внимания. Но в конечном счете остатки чувства самоуважения возобладали над трусостью, и он направился от дивана к входной двери.
Маркус стоял на крыльце, осыпаемый градом какой-то карамели, по форме и твердости напоминавшей камни, – такая могла причинить не меньший вред, чем камни настоящие. Уилл это понял, получив пару прямых попаданий. Он завел Маркуса внутрь и нашел глазами «карамелеметателей» – двух злобного вида парней, подстриженных под горшок.
– Что это вы делаете?!
– А ты кто такой?
– Не важно, кто я такой. Вы кто, черт побери, такие? – Уилл и не помнил, когда ему в последний раз хотелось кого-нибудь ударить, но он бы точно влепил этим двум. – Проваливайте отсюда к черту!
– Ой-ой-ой… – проканючил один из них.
Уилл решил, что эти звуки имели целью выразить бесстрашие, но вся эта бравада была несколько подмочена немедленной и стремительной капитуляцией. Он удивился, но испытал облегчение. Уиллу никогда в жизни не пришло бы в голову убегать при виде самого себя (или, скорее, в достаточно маловероятном случае встречи с самим собой в темном переулке оба Уилла драпали бы в разные стороны с одинаковой скоростью). Но он уже был взрослым, поэтому, хоть подростки и потеряли всякое уважение к старшим («Вот призвать бы их всех, как в старые добрые времена, на обязательную военную службу!» и так далее, и тому подобное…), все же только самые отъявленные или хорошо вооруженные рискнули бы пойти на конфронтацию с кем-то больше и старше себя. Уилл направился назад в квартиру, чувствуя себя больше и старше и не без некоторой гордости за свое поведение.
Маркус угостился печеньем и, усевшись на диван, смотрел телевизор. Он выглядел абсолютно нормально, был увлечен передачей, а печенье застыло на полпути ко рту; глядя на Маркуса, невозможно было уловить признаков отчаяния. Если кто-то и допекал этого парня, смотревшего «Обратный отсчет», сидя на диване, то это было очень давно и с тех пор он успел об этом позабыть.
– Так кто это был?
– Кто?
– Кто? Эти парни, которые пытались размозжить тебе башку кусками карамели.
– А, эти… – сказал Маркус, не отводя взгляда от экрана. – Не знаю… Они из девятого класса.
– И ты даже не знаешь, как их зовут?
– Нет. Они просто начали преследовать меня, когда я шел домой после школы. Поэтому я решил, что мне лучше туда не идти, чтобы они не выследили, где я живу, и пошел сюда.
– Огромное спасибо.
– В тебя они не будут швыряться конфетами. Им нужен я.
– И часто это случается?
– Раньше они конфетами не бросались. Они придумали это только сегодня. Только что.
– Я не о конфетах говорю. Я говорю про то… про то, что всякие старшеклассники пытаются тебя убить.
Маркус посмотрел на него:
– Да. Я тебе уже об этом говорил.
– Ты не говорил, что все так серьезно.
– В каком смысле?
– Ты просто сказал, что тебя задирает парочка ребят. Ты же не сказал, что тебя преследуют люди, которых ты даже не знаешь, и швыряют в тебя чем попало.
– Тогда они этого не делали, – спокойно сказал Маркус. – Они только что до этого додумались.
Уилл начинал выходить из себя. Если бы у него под рукой оказалось немного карамели, он сам бы начал швырять ею в Маркуса.
– Маркус, ради бога, я говорю не про эти чертовы конфеты. Ты всегда воспринимаешь все только буквально? Я понял, что они никогда прежде этого не делали. Но они же допекают тебя уже лет сто!
– Ну да… Но не эти двое…
– Да, хорошо, не эти двое. Но такие же, как они.
– Ага. Много таких, как они.
– Ну вот. Вот и все, что я пытаюсь выяснить.
– Так бы и спросил.
Уилл пошел на кухню поставить чайник – просто чтобы произвести какое-нибудь действие, за которое его в итоге не посадят, но оставить начатую тему он не смог.
– Ну и что ты собираешься с этим делать?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты что, собираешься терпеть это вечно?
– Ты говоришь прямо как учителя в школе.
– А что они говорят?
– Ну, типа «держись от них подальше». А я и не пытаюсь к ним приближаться.
– Но тебя это, наверное, расстраивает.
– Наверное. Я просто об этом не думаю. Как в тот раз, когда я упал с этой штуки на детской площадке и сломал запястье.
– Ты уходишь от темы.
– Я пытался об этом не думать. Это произошло, я бы и хотел, чтобы этого не происходило, но ведь такова жизнь.