Мой мальчик

Хорнби Ник

– Где твои туфли? – воскликнула она, когда он вошел. (Уилл подвез его до дома, но был ноябрь, на улице мокро, и за то короткое время, пока он шел по тротуару, вверх по лестнице и до двери, его носки снова промокли насквозь.) Маркус посмотрел себе на ноги и на какое-то время замолчал: он было подумал изобразить полнейшее удивление и ответить, что ничего не знает, но быстро понял, что она ему не поверит.

– Их украли, – в итоге ответил он.

– Украли? Зачем кому-то красть твои туфли?

– Потому что… –

Он уже хотел сказать правду, но проблема была в том, что правда спровоцировала бы множество вопросов. – Потому что они были красивые.

– Да это же были простые черные мокасины.

– Нет. Это были новые кроссовки «Адидас».

– Откуда у тебя новые кроссовки «Адидас»?

– Мне их купил Уилл.

– Что за Уилл? Тот самый Уилл, который водил нас в ресторан?

– Да, Уилл. Он, типа, стал моим другом.

– Типа твоим другом?

Маркус был прав. С ее стороны последовала куча вопросов, хоть и задавала она их странным образом – просто повторяла то, что он только что сказал, придавая этому вопросительную интонацию и повышая голос.

– Я хожу к нему домой после школы.

– ХОЖУ К НЕМУ ДОМОЙ ПОСЛЕ ШКОЛЫ?

Или:

– Видишь ли, у него на самом деле нет ребенка.

– НА САМОМ ДЕЛЕ НЕТ РЕБЕНКА?

И так далее. Как бы то ни было, когда допрос подошел к концу, он понял, что попал в большие неприятности, хотя, видимо, и не в такие большие, как Уилл.

Маркус надел свои старые туфли, и они с мамой пошли прямиком к Уиллу. Фиона накинулась на Уилла, как только они вошли, и сначала, когда она распекала его, он выглядел смущенно и виновато и стоял, уставившись в пол. Но по мере того, как это продолжалось, он тоже начинал заводиться.

– Хорошо, – сказала Фиона. – Так в чем смысл всех этих милых чаепитий после школы?

– Извините?

– Для чего взрослому мужчине день за днем тусоваться с двенадцатилетним мальчишкой?

Уилл взглянул на нее.

– Вы намекаете на то, на что, я думаю, вы намекаете?

– Я ни на что не намекаю.

– Нет, намекаете, не так ли? Вы намекаете на то, что я… развлекаюсь тут с вашим сыном.

Маркус посмотрел на Фиону. Она что, действительно это имела в виду? Развлечения?

– Я просто спрашиваю, почему вы принимаете в своей квартире двенадцатилетнего мальчика?

Уилл вышел из себя. Лицо его побагровело, и он начал громко кричать:

– А выбор, черт возьми, у меня есть? Ваш сын, блин, заявляется сюда без приглашения каждый вечер. Иногда его преследуют банды садистов. Я мог оставить его за порогом им на растерзание, но решил впустить ради его же собственной безопасности. Да в следующий раз я палец о палец не ударю! И пошли вы оба к черту! Если вы закончили, то можете проваливать отсюда.

– Вообще-то, я еще не закончила. Почему вы купили ему дорогие кроссовки?

– Потому что… да вы

только посмотрите на него! – Они оба посмотрели на него. Даже Маркус оглядел самого себя.

– Что с ним не так?

Уилл взглянул на нее.

– А вы не догадываетесь? Вы и в самом деле не догадываетесь.

– О чем?

– Вообще-то, Маркуса в школе едят с потрохами каждый день. Они его раздирают на куски каждый чертов день, а вас волнует, откуда у него взялись новые кроссовки и не развращаю ли я тут вашего мальчика.

Внезапно Маркус почувствовал себя опустошенным. Он и не представлял, насколько все серьезно, пока Уилл не начал орать, но Уилл был прав, его действительно раздирают на куски каждый чертов день. До сих пор он не связывал дни недели воедино: каждый из дней был плохим, но, чтобы выжить, он притворялся, будто бы каждый следующий день не связан с предыдущим. Теперь он понял, как это глупо и насколько все в его жизни дерьмово, и ему захотелось лечь в кровать и не вставать до выходных.

– У Маркуса все в порядке, – отчеканила мама.

Сначала Маркус не поверил своим ушам, но потом, прислушавшись к словам, отдававшимся эхом в его голове, попытался найти в них иной смысл. Может быть, речь идет о другом Маркусе? Может быть, у него все в порядке с чем-то, о чем он забыл? Но никакого другого Маркуса не было и в помине, и ни с чем другим у него не было все в порядке, просто его глупая, ненормальная мать ничего не замечает.

– Да вы, наверное, шутите, – сказал Уилл.

– Я знаю, что ему нужно время привыкнуть к новой школе, но…

Уилл рассмеялся:

– Ага. Дайте ему пару недель, и все будет в порядке. Как только у него перестанут красть ботинки и преследовать его после школы, все встанет на свои места.

Но ведь это не так. Они оба с ума посходили.

– Я так не думаю, – сказал Маркус, – на это мне потребуется больше, чем пара недель.

– Знаю, – согласился Уилл. – Я просто пошутил.

Маркусу казалось, что в таком разговоре не место шуткам, но, по крайней мере, это означало, что хоть кто-то понимает, что в действительности происходит. Но как же получилось, что этим «кем-то» оказался Уилл, с которым он знаком всего ничего, а не мама, с которой он знаком как минимум всю жизнь?

– Мне кажется, вы все несколько утрируете, – заметила Фиона. – Вероятно, вам в жизни не приходилось общаться с детьми.

Маркус не понял, что означало слово «утрируете», но Уилла оно еще больше разозлило.

– Да я, блин, сам был ребенком, – сказал Уилл. Теперь он ругался через каждое слово. – И я ходил в эту чертову школу. И я могу отличить ребенка, которому просто трудно приспособиться, от того, у которого все хреново, так что не надо мне тут говорить, что я утрирую. И я еще должен это выслушивать от человека, который…