Мой неожиданный сиамский брат

Вихрев Федор

Крючков, убрал список в портфель, встал.

– Леонид Ильич нет слов, Ждем, если что вспомните потом. Вы простите, что я так ...просто потрясен. Тут каждое слово, каждая крупица информации на вес золота. Но как-то не вериться...

– Ничего, ничего я понимаю, сам в растерянности, - Ильич встал, прощаясь.
– Давай, генерал, не теряй времени, бери в 'ежовые' рукавицы этих гадов. Используй их на полную катушку.

Собеседники крепко пожали руки.

– Спасибо Вам, Леонид Ильич.- И вдруг, озорно подмигнув, генерал продолжил.
– Родина 'подшефного' не забудет.

В остальное время Брежнев много читал, много звонил. Обзвонил, как раньше

было, два десятка наиболее авторитетных секретарей обкомов. Поговорил с Машеровым, вызвал его для разговора в Москву. Петр Миронович, явно удивленный столь неожиданным приглашением. упросил Брежнева немного подождать, ссылаясь на неотложные дела в ЦК Компартии Белоруссии. Договорились встретиться чуть позднее, перед Пленумом ЦК. Надо заметить, что ранее было решено переместить Машерова на ближайшем Пленуме на место Косыгина. Поговаривали, что Ильич неодобрительно относится к этому решению, ревнуя к популярности Петра Мироновича, как возможного кандидата на пост Генерального Секретаря ЦК, но в действительности против перемещения его в Москву генсек отнюдь не возражал. Не видел в нем соперника.

Немного позднее приехал начальник ГРУ. Ему Леонид Ильич, уже имея опыт разговора с Андроповым, рассказал обо всем еще быстрее. Тем более, что Петр Иванович Ивашутин был отличным аналитиком, к тому же имел великолепную память. Конечно, ему трудно было сразу поверить в реальность такой фантастики, но когда Викторин припомнил несколько рассказанных ему Рыбаковым в 'той' жизни случаев, генерал вынужден был признать, что 'сказка стала былью'. Поговорили весьма плодотворно, кроме предателей, начальник ГРУ получил также сведения о возможных действиях США и НАТО. Потом Викторин взял управление в свои руки и почти час отвечал на вопросы Петра Ивановича.

После сдвинувшегося по времени позднего обеда Ильич отправился на охоту. День продолжился удачно, генсек был счастлив. Тем более, что и охота закончилась удачно.

Вечером идиллия проживания в охотничьем домике Завидово' была нарушена. На территорию охотничьего хозяйства, благополучно преодолев все посты охраны, въехала 'чайка'. Леонид Ильич, в этот момент благодушно отдыхал, расположившись на веранде дома с Юлечкой Чубарсовой и всей компанией товарищей по охоте. Громким контрабасом звучал густой, сильный голос Брежнева. Он был занят любимым после охоты делом - распределением, что Бог послал. А Высшие силы сегодня не поскупились на охотничьи трофеи. Две кабаньи туши щетинистой горой лежали друг на друге. Егеря разделывали туши кабанов на четыре части, передки и задки. Пальцем шеф указывал то на одну, часть туши то на другую.

– Вот этот передок Косте Черненке - старый друг лучше новых двух... Этот передок Громыке, давно главному дипломату ничего не посылал. Это не правильно. Андрею в Америку к Рейгану ехать скоро, пускай подкрепится... Вот этот задок Грише Романову в Ленинград фельдегерской связью пошлите. Пускай почувствует, что помнит о нем Генеральный секретарь. Перспективный кадр партии - пусть порадуется. Смотрите, чтобы не пропала кабанятина. Слышишь, Рябенко?

– Да, Леонид Ильич, сделаем, - ответил начальник охраны.

– Ну а этот задок,... Горбачеву пошлите. Пусть порадуется, побалуется мясцом... 'сородича'... А этот задок Диме Устинову, министру обороны. Надо поддержать, у него сейчас проблем много. Один Афганистан чего стоит... Вот этот передок...

Тут процесс распределения был прерван самым бесцеремонным образом. Из 'чайки' выбежала лет сорока пяти, дородная, в теле женщина. И сразу с криком - Папа!
– бросилась

к остолбеневшему Ильичу.

'Ну, шеф, держись', - заехидничал Викторин.

Приблизившись к папе, дочка остановилась и удивленным голосом спросила.

– Папа ты ли это? Ты такой помолодевший... Да просто красавец. Где мешки под глазами?.. Где живот?

– Ну, Галю... дочка. Сама видишь. Стараюсь быть в форме.

'Ильич, где бы ты был, если бы не сиамский брат Витя. Скромнее надо быть, скромнее',- продолжал чревовещать Трофимов. А 'первая принцесса СССР' продолжала рассматривать, тормошить, столь разительно изменившегося отца. Продолжалась эта идиллия недолго, минут пять. Неожиданно радостные воркования дочки прекратились. Она замолчала, пристально вглядываясь, куда- то за спину Ильичу. Почувствовав недоброе, папа попятился, стараясь закрыть Гале обзор, догадываясь, куда та смотрит и на кого. На веранде наступила томительная тишина.

– Так значит это, правда!
– Закричала дочка, и разгневанной фурией бросилась к 'избраннице сердца' папы.

Разыгравшаяся яростная битва всем хорошо запомнилась. Дочка генсека, имея более тяжелую весовую категорию, поначалу одерживала вверх. Но Юля была моложе и в обиду себя не дала. Две женщины громко визжа, таскали друг друга за шевелюры. Слова и угрозы которыми они обменивались, от души и со вкусом, относились к тем, что обычно встречаются в идее надписей на заборах. Причем молодая соперница, явно побеждала в боевой схватке. Старшая же одерживала верх в словесной дуэли, как ни как - опыт приходит с годами.

'Ильич, спасай женщин, а то покалечат друг друга', - первым пришел, в себя Викторин. Генсек очнулся от столбняка.

– А ну прекратить! Смирно! А то прикажу обеих в бассейн забросить.
– Прокричал Ильич.
– Медведев! Собоченков, что смотрите? Разнимите! Держите их!
– тут же рявкнул на застывших телохранителей Ильич. Охранники быстро соорудили живой шлагбаум, встав между враждующими сторонами. Возникла, пауза.

Женщины смотрели с ненавистью друг на друга, тяжело дышали, но уже не дрались. Они, конечно, понесли некоторый ущерб, но на готовность к новому столкновению это не повлияло. Волосы как у огородных пугал, помада размазаны по лицам, как боевая раскраска индейцев. У Юли на левой щеке красовалась глубокая царапина. У 'принцессы' под правым глазом наливался ультрамарином синяк.

– Все... брэк, расходимся. Галя, иди в свою комнату, приведи себя в порядок. Юленька, подымись к себе. Я сейчас приду.
– Ильич устало пошел за дочерью. Дальнейшие перипетии семейных отношений остались вне знания Трофимова. Викторин решил отдохнуть и немного подремать, не подслушивая семейных тайн своего симбионта. Потом, ночью перед сном, Ильич кратко поведал о дальнейших событиях.

– Юленька будет жить в Москве, я позвоню управделами Совмина Смиртюкову. Пусть выделит квартиру и машину с водителем. А Гальку отправил к мужу, пусть Юра утешает. Но пришлось пообещать, что уеду послезавтра в Заречье, к жене. Виктория Петровна плачет... Нельзя ее обижать. Я супругу очень уважаю. Вот такие, друг ситный, дела, - проговорил тихо, и устало генсек. Было видно, что утомился, как выжатый лимон Ильич. Все-таки возраст, не тридцать лет. Викторину стало жаль 'брата'. За эти дни Тимофеев сдружился, прирос к вынужденной 'второй половине'. Брежнев, конечно, был не ангел. Он был политиком и этим все сказано. Но Ильич, в отличие от политиков 'демо' волны не был равнодушен к судьбам и жизни остальных, простых людей. Именно поэтому Леонид Ильич Викторину нравился.