Мой первый опыт в нерикоми
Шрифт:
— За умного и целеустремлённого чиновника, — ласково поправила его Лидия. — И Алёша — милый и талантливый ребёнок, из которого любящая тётя сделает великого керамиста. И ещё я думаю, что тебе пора устроить в зале постель на двоих, а я пока зайду в душ.
…Она вошла в зал в «горсомольской» футболке, в которую уже привычно переодевалась, если оставалась ночевать у Дмитрия, и давно забыла о каком-то значении принта на ней. Поэтому она не смогла сдержать хихиканье, когда жених просто перекосился при её появлении.
— Что с тобой, милый? У меня кривые ноги?
— Не могу видеть…
Лидия посмотрела на майку и рассмеялась. Воистину, причудливо тасуется колода! Один её мужчина попал в тюрьму за драку с «горсомольцами», а второй был их куратором и тоже, видимо, пострадал, когда недавние любимчики власти впали в немилость.
Ну что ж…
— Как скажешь, милый! — пропела Лидия. Она медленно стащила футболку, отбросила в сторону и предстала перед Дмитрием во всей красе. — Так лучше?
Скелеты выходят из шкафов
Миновало два месяца. Осталось позади скромное бракосочетание (Дмитрию было некого звать из родни — она была слишком дальней, по крови и географически, и Лидия, чтобы не расстраивать жениха, не стала собирать толпу). Новобрачные жили в квартире Дмитрия: у обоих работа была в Слобожанске, и лишь по выходным они навещали Лидину семью. Алёшка словно оттаял с появлением в их жизни «тёти Лиды», а та всё больше укреплялась в мысли, что её новый юный родственник просто молчун и бука от природы, но клеймо аутизма на нём поставили несправедливо. Жизнь текла ладно и равномерно; единственное, что омрачало мысли Лидии — это размолвка с подругой. Наверное, стоило нормально поговорить со Светкой — но после той сцены на вокзале подходить к ней первой не хотелось.
Да и не хотелось вспоминать предшествующий день.
Ей было хорошо с мужем. Умный, добрый, приятный собеседник и хороший любовник, пусть не богач — но и далеко не бедняк. Лидия чувствовала себя с ним спокойно и уверенно.
И ей не хотелось отравлять своё существование воспоминанием о зверском восторге той волшебной ночи…
* * *
В то утро она заспалась и проснулась от раздражённых голосов.
Один голос принадлежал Дмитрию, второй — незнакомой женщине.
— Слушай… сейчас не самое подходящее время.
— Да? А когда будет подходящее?
— Думаю, уже никогда. Послушай… там, в зале, спит моя жена
При этих словах Лидия покраснела — не от удовольствия. Знал бы он, что будущая жена приехала к нему, едва успев смыть с бёдер семя «прекрасного незнакомца»…
Она понимала, что вспышка скандала — вопрос нескольких минут, но любопытство взяло верх. Натянув платье на голое тело, она тихонько прокралась к двери и стала напряжённо вслушиваться в разговор.
— О, не беспокойся, мой мальчик, я вам не помешаю. Я ненадолго.
— Мы же всё обговорили, всё решили, — бубнил Дмитрий. — Давным-давно. Что мы не будем друг другу мозолить глаза и мотать нервы. Так?
— Так, — отвечал женский голос.
— Так зачем ты приехала?
— Хочу полюбоваться на своих сыновей.
— Мама!
(«Сыновей? Мама? Так Лёшка ему
— Как ты думаешь, долго ли ты сможешь рассказывать всем сказки о несчастной сестре, которая умерла родами — Господи, как в старом романе, честное слово! Как ты додумался до такой глупости?!. На дворе двадцать первый век, а не девятнадцатый! Правда всплывёт, как говно в проруби. И Лёшка узнает правду. Узнает, что я ему — не только бабушка, но и…
— Лида?!.
Дмитрий вскрикнул так, словно сел на иголку. Лидия невольно отшатнулась от этого вопля. Она поняла, что задела дверь и невольно выдала себя.
Ладно. Прятаться теперь глупо.
Она одёрнула платье и вышла в прихожую.
— Доброе утро! — сказала она с доброжелательной великосветской улыбкой.
— Лидия, познакомься, это мама, — глухо сказал Дмитрий.
— Здравствуйте! — полная пожилая дама, с фиолетовыми кудрями и в очках, растянула лиловые губы в неправдоподобно доброжелательной улыбке. — Я вижу, вы уже тут за хозяйку, так, может, предложите гостье с дороги кофейку?
— С удовольствием… но я не знаю, где у вас кофе. Я его, знаете ли, не пью.
— Отлично, просто отлично! — незваная гостья улыбнулась ещё шире, но глаза под стёклами очков не улыбались. — Дмитрий, тогда, может быть, ты сваришь кофе, а мы с моей невесткой по-женски пошушукаемся?
Дмитрий удалился на кухню, облив маму тяжёлым взглядом.
— Ксения Леонидовна, — спокойно представилась дама, усаживаясь на кровать.
— Очень приятно. Лидия Антоновна. — С такими надо сразу обозначить границы. Сбить со сценария «солидная тётя vs. малолетка».
— И мне очень приятно. Скажите, милейшая Лидия Антоновна, много ли вам удалось подслушать из нашей беседы?
— Всё, — сказала Лидия. — Но я не подслушивала. Вы с Димой так громко препирались, что соседи за стеной тоже, наверное, всё знают в подробностях.
— Ну, значит, вы осведомлены, как перепуталось наше генеалогическое древо. Вы уже слышали от Димы байку о его сестре, которую какой-то негодяй соблазнил и бросил, а она, бедняжка, умерла при неблагополучных родах?
— Нет, — покачала головой Лидия.
— Вот как? Неужели он рассказал правду?
— Он говорил, что после рождения Алёши Ксюша ушла из дома и пропала. А мать получила инсульт и умерла в больнице, и Дмитрий растит племянника один.
— Да-да. Почтенная матушка не вынесла горя и скончалась от удара. Опять как в старинном романе. Очень трогательная история, не имеющая ничего общего с тем, как всё было на самом деле. Никакой сестры Ксюши у Дмитрия нет и никогда не было. Он был у меня единственным ребёнком… говорю «у меня», потому что его отец пропал с радаров ещё до того, как узнал, что я беременна. Я растила его одна. Одна, деточка, это значит буквально — одна. Никто из родни и пальцем не пошевелил, чтобы мне помочь. Только один мужчина на свете делал всё, чтобы облегчить моё существование, и это — он. Если ангелы воплощаются на земле, то Дмитрий — из их числа. Абсолютно беспроблемный ребёнок. Уникум. Сказать, что я его любила без памяти — значит, не сказать ничего. Он был для меня половиной мира, большей и лучшей половиной.