Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
Проследив за моим взглядом, полным тоски, Синдзиро правильно подумал о моих мыслях и моем большом желании.
— Ладно, можешь прикоснуться к ним, — вдруг сказал молодой мужчина, — Иди сюда.
И я кинулась к нему, уже отложившему книгу и ручку — ручку он предусмотрительно закрыл, чтобы чернилами старые одеяния не запачкать. Я кинулась к нему, потом на бегу плохо притормозила и споткнулась о край одеяла. Но я пыталась удержать равновесие, повернулась, чтобы сойти на твердое татами рядом, потянула одеяло к себе слишком сильно…
И мы
Я упала ногами на татами, а всем остальным на одеяло. Синдзиро упал сверху — но он успел упереться в одеяло и в татами под ним руками, так что не упал прямо на меня, а завис надо мной. Его длинные волосы соскользнули по бокам от его лица, по его плечам, отрезая его лицо и мое от окружающего мира. И, судя по шороху и сиреневым пятнам в щелках между его волос, кимоно с глициниями упало на него.
Я замерла, смотря на него широко раскрытыми глазами. И сердце мое опять неровно забилось. Как и тогда, когда он подарил мне пирожок-рыбку, когда я плакала. Потом уже, работая у него, я вроде привыкла к его присутствию. И сердце как-то иначе билось, реже, когда мы только случайно встречались с ним взглядами. Но сейчас… это сердце… будто оно убежать хотело отсюда! Будто убежать хотело из моего тела! Но… я сама… я убегать отсюда почему-то не хотела.
— Совсем ничего не боишься, глупый звереныш? — проворчал молодой мужчина, продолжая нависать надо мной.
А он… очень красивый! Очень…
— Нельзя лезть к мужчинам, — добавил Синдзиро сердито, — Тем более, мелким девчонкам. Тем более, внезапно или когда они пьяные.
— Ты печень мою съешь? — я вдруг вспомнила угрозу отца.
— Или что-нибудь похуже сделаю, — кривая усмешка и пронзительный взгляд черных как ночной мрак глаз.
— А что… похуже?.. — недоуменно моргнула я.
— Поцелую. Или дальше, — он сердито сощурился.
Недоуменно уточнила:
— Что дальше?
— Все, — ответил он многозначительно.
— Слипнемся?
Он расхохотался, продолжая удерживаться на вытянутых руках, чтобы не свалиться на меня, более худую и хрупкую, чем он.
— Ну, взрослые как-то так… слипаются… — робко объяснила я, — Я точно не знаю. Они целуются, а потом… дальше…
Синдзиро вдруг согнул руки — и его лицо оказалось почти вплотную к моему, а его черные глаза — около моих. Хотя он все еще не упал на меня.
— Совсем ничего не боишься? — повторил молодой мужчина мрачно.
Уверенно сказала:
— Тебя — не боюсь.
— А почему? — заинтересованно уточнил он, продолжая быть все так же близко-близко от меня.
И сердце мое от этого забилось еще как-то более странно, неровно. Хотя и без того… Просто его глаза… его взгляд… И мы впервые были так близко друг от друга. Нет, не впервые: он же меня от Кикуко еще спасал!
Он… меня спасал. Как могла я его бояться?.. Мне было наплевать, что все его считали красивым. Но я не могла забыть, что он угостил меня тем
Твердо ответила:
— Я тебя совсем не боюсь.
Синдзиро опять отдалился, выпрямив руки — волосы его нежно скользнули по моим щекам — и грустно сказал:
— Ты просто не знаешь, какой я.
Улыбнулась ему и призналась:
— Мне хватит того, что я о тебе знаю.
— Дети такие доверчивые! — проворчал он, — Молодость, как и детство, такая глупая штука!
— Ты сам молодой, — фыркнула я.
— Нет… — произнес молодой мужчина задумчиво, — Я уже не молод. Я достаточно пожил. Так… ты вылезешь уже из-под меня? Или тебе хочется, чтобы я тебя целовал и так дальше?.. Как ты там сказала?..
Я смутилась. И, кажется, щеки мои покраснели, когда вспомнила те книги. Мне почему-то не представлялось, как я и он… Ну, и так далее.
— Так ты уйдешь или нет?! — рявкнул он сверху.
Почему-то честно созналась:
— Я не хочу уходить от тебя.
Он вдруг упал на левый бок, на локоть. Охнул от боли. Но меня не зацепил.
Грустно сказала:
— Все-таки, ты добрый. Ты не хочешь причинять мне боль.
А кимоно с глициниями, упавшее на него, сдвинулось, когда он откатился, чтобы не задавить меня, и на меня упало. Нежный шелк… Он так приятно накрыл мое тело, коснулся обнаженных запястий.
Замерла, с интересом прислушиваясь к ощущениям. А потом заметила, что Синдзиро замер, как-то странно вглядываясь в меня.
— Так похожа! — выдохнул он едва слышно.
И взгляд его погрустнел. Я не знала, что мне делать. Он расстроился. И… и, кажется, в папином рассказе был оборотень-лис по имени Синдзиро. И он любил юную кицунэ, которую звали так же, как и мою маму. Правда, та Кими осталась с хакером по имени Кин. Кин, «Грустное золото»… Кин как и мой отец… Ох, а у моего отца тоже имя записывалось иероглифом «золото»! Мне почему-то стало грустно от мысли, что мой отец и Синдзиро когда-то могли быть знакомы — и ведь были же знакомы — и могли оба быть влюблены в мою маму. Странно. В мою маму же. Не в меня. И если так когда-то было, то это была не моя история. Но почему же так грустно думать об этом?..
Молодой мужчина вдруг протянул правую руку, осторожно сдернул мою красную ленту с моих волос. И мои волосы упали по моим щекам и плечам. А он… он вдруг осторожно провел ладонью по моему виску и щеке. Растерянно сказал:
— Почти такое же лицо. Глаза. Форма носа похожа. Разве что овал лица…
И вдруг резко сел, спиной ко мне развернулся. И сказал сердито:
— Уходи! Уходи сейчас же!!!
Села. Белое кимоно, казавшееся сиреневым из-за нежной вышивки, все еще лежало на моих плечах. И мне было уютно под ним сидеть. Тепло. И едва уловимый почти выветрившийся запах духов… нет, древесины. Никогда не видела. То есть, этот запах был впервые. Но он… О, какой же прекрасный был этот запах!..