Мужчина нарасхват
Шрифт:
– Сядь, - резко сказал я ей.
– Нам с тобой нужно кое о чем поговорить.
– О, - произнесла она тоном маленькой девочки.
Но она не могла меня обмануть. Лучше, чем кто-либо другой я знал, что она не была больше маленькой девочкой. Ее поцелуй сказал мне об этом. Она была взрослой женщиной и её желания были желаниями взрослой женщины. Хотя, как явствовало из сцены, случившейся в конторе окружного прокурора, она и была девственницей.
Франс села на кушетку около приемника, поджав под себя ноги, а я начал мерить шагами комнату. Не знаю, почему, но мне лучше думается, когда я хожу. Она не проронила ни звука с тех пор, как я оттолкнул
Наконец она сказала:
– Но, Джокко, я ведь уже женщина.
– В её голосе я уловил легкое лукавство.
– Послушай, - сказал я, как будто не слыша её, - с тех пор, как я нашел тебя под дождем прошлой ночью, я убил четверых, в меня стреляли и у меня на шее висит окружной прокурор. Может быть я не слишком умен, но логика подсказывает мне, что прежде всего должна быть причина, почему тебя похитили.
– Я ударил кулаком по своей ладони.
– Это как пить дать.
– Я не могу представить, какая может быть причина, Джокко, - ответила она серьезно.
– У меня нет врагов.
– Если у тебя нет врагов, то я, пожалуй, не хотел бы встретиться с твоими друзьями. Эти парни прошлой ночью оказались на улице не ради своего удовольствия. Это была их работа. Убийство людей - вот их главный способ зарабатывать себе на хлеб и на виски. Скорее всего сюда пришлют новую команду, и на этот раз за нами обоими. Но у меня есть план...возможно. Как бы то ни было, это только начало. Ты мне поможешь?
– Что нужно делать?
– выражение её лица ничуть не изменилось.
– Как ты собираешься уладить свои дела в больнице? Они очень строго следят за дисциплиной своего персонала.
– Я позаботилась об этом, пока ты уходил куда-то. Я позвонила Самуэлю Гинсбергу в Нью-Йорк. Это мой адвокат. И попросила его сообщить в больницу, что умерла моя тетя и я уехала на несколько дней.
– Они в это поверят?
– Я не знаю.
– Она пожала плечами.
– Я не уверена, что останусь там работать.
– Она подалась ко мне.
– Мне кажется, я нашла кое-что поинтереснее.
Я пропустил её реплику мимо ушей, понимая, что она имела в виду.
– Вот что я придумал, - сказал я ей.
– Ты не побоишься снова пойти в тот дом к Анджело Фатиззо?
– Одна?
– спросила она, глаза её широко раскрылись.
– Конечно, нет. Я пойду с тобой как твой приятель. Он поверит? Ведь у нас такая разница в возрасте...
– Кстати, а сколько тебе лет?
– спросила она. Когда я ответил, она слегка нахмурилась.
– Ты старше меня на каких-то четырнадцать лет. И я не вижу, почему он не поверит. Он намного старше Лолы, а она лишь на два года старше меня. А кроме того, он и Эл одного возраста.
– Кто такой Эл?
– Она опустила глаза и взрогнула, затем посмотрела мне прямо в лицо и с неприязнью в голосе ответила: - Он что-то вроде телохранителя Анджело. По-крайней мере, он так говорит.
– Хорошо, котенок, выкладывай. Что из себя представляет этот Эл?
– Ну, в общем так. Анджело - это приятель Лолы, а Гресис - приятель Мэри, и он... я тогда не знала, но меня пригласили, чтобы я подружилась с Элом. Он... он...
– Франс снова вздрогнула.
– Мне хотелось каждый раз вымыться после того, как он прикасался ко мне.
– Ты уверена, что никогда не видела никого из тех парней, которых я убил прошлой ночью? Никто из них не околачивался раньше около дома Фатиззо?
Франс покачала головой.
– Куда они тебя повезли, чтобы заняться тобой?
–
– Она замолчала и глубоко вздохнула.
– Что я должна сделать, Джокко? Если ты со мной, то мне абсолютно все равно. Я согласна на все.
– Тогда свяжись с Лолой или Мэри и выясни, когда они будут у Фатиззо. Напросись на приглашение. Расскажи им обо всем, что произошло прошлой ночью и скажи им обо мне. Поняла?
– Я попрошу Лолу принести мои вещи к Анджело и мы сможем там их забрать, - сказала она, идя к телефону.
Пока она разговаривала по телефону, я достал из холодильника два ломтя вырезки, положил их на решетку, затем засунул разогреваться в духовку пакетик картофеля-фри, размышляя при этом о том, что мне нужно посетить миссис Джон Л. Стоун, чтобы отыскать её сына Родни, иначе Старик в Вашингтоне подумает, что я совсем забросил свою работу. К тому времени, когда Франс закончила разговаривать по телефону, еда была уже на столе.
– Я разговаривала с Лолой, - сказала Франс, с большим аппетитом налегая на бифштекс.
– Она беспокоилась обо мне, и Мэри тоже. Очевидно, консьержка нашего общежития не рассказала им о моей бедной умершей тете. Лола никому не проболтается, что я здесь, а впрочем, мне все равно, если и проболтается.
– Когда мы пойдем к Фатиззо?
– Сегодня днем. Лола будет там. Я сказала ей, что мы тоже зайдем.
Я растянулся на кушетке, слушая пластинку, наполнявшую комнату нежными мелодичными звуками, когда Франс пришла из кухни с передником вокруг пояса и с посудным полотенцем в руке.
– Да, однако, - я с улыбкой посмотрел на нее.
– Взгляните только, кто у меня в роли домработницы. В моей жизни случалось всякое, но мультимиллионерша занимается у меня домашним хозяйством, безусловно, впервые.
Франс присела на пол, опершись рукой о кушетку, её лицо было очень серьезно.
– Я потому убежала из дома, что не могу вести себя там так, как я хочу, Джокко, - сказала она тихо.
– Ты знаешь, один раз, когда я убежала из дома, я работала официанткой в ресторане в Вашингтоне, просто, чтобы почувствовать себя полезной, потому что хотела делать что-то сама. Опекунский Совет, управляющий моим капиталом, кажется, считает меня общественным достоянием - из-за того, что я Франс Лоран, я должна быть членом какого-то клуба или принадлежать к какому-то комитету, всегда быть на виду и на слуху. Это как компенсация за то, что я богата - из-за этого я полностью лишена личной жизни.
– Она со злостью стукнула своим маленьким кулачком по коленке.
– Я не хочу так жить! Все, чего я хочу от жизни - это чтобы меня оставили в покое. Я сказала Гинзбергу, что если он не оставит меня в покое, то в день, когда я вступлю во владение своим капиталом, я потрачу все до единого цента на то, чтобы разорить его и пустить по миру всех членов Опекунского Совета. Вот почему они меня теперь не трогают. Они знают, что я это сделаю.
– Выражение её лица снова изменилось, и на этот раз оно было какое-то торжественное и даже одухотворенное.
– Ты знаешь, чего я в действительности хочу от жизни, Джокко Рэм? Я хочу любить человека, который будет любить меня, и обзавестись детьми.
– Она близко наклонилась ко мне, так близко, что я чувствовал её легкое дыхание на своей щеке.
– Ты не знаешь, что это такое. Я была единственным ребенком и росла одна. Я не желаю такой же участи никому из детей. Я собираюсь завести по крайней мере восемь детей - четыре мальчика и четыре девочки.