Мятеж на «Эльсиноре»

Лондон Джек

– В чем дело, мистер Пайк? – спросил капитан Уэст.

Прежде, чем помощник успел ответить, Берт Райн сказал, усмехаясь:

– На судне дьявол, сэр!

Но его усмешка явно была лишь попыткой показать безразличие, которого он не ощущал. Чем больше я об этом думаю, тем больше удивляюсь тому, что такие мужественные люди, как висельники, были испуганы происшедшим. Но испуганы они были все трое так, что побросали свои койки и драгоценные минуты отдыха.

Ларри был так напуган, что болтал и гримасничал, как обезьяна, и старался пробиться подальше от темноты в полосу света, падавшую из рубки. Не лучше был и грек Тони, который тоже беспрестанно что-то бормотал

крестясь. К нему присоединились, как некий хор, оба итальянца, Гвидо Бомбини и Мике Циприани. Артур Дикон был почти в обмороке, и они с евреем Шанцем цеплялись друг за друга, чтобы не упасть. Жирный и долговязый юнец Боб всхлипывал, тогда как другой юнец Бони Щепка дрожал и щелкал зубами. Даже лучшие два матроса на юте, Том Спинк и мальтийский кокни, стояли позади, спиной к мраку, жадно повернувшись лицом к свету.

Более чем все остальные достойные презрения вещи на свете, я ненавижу и презираю в женщине истеричность, в мужчине – трусость. Первая превращает меня в кусок льда. При виде истерических припадков я не чувствую никакого сострадания. Вторая действует мне на желудок. Трусость в мужчине всегда вызывает у меня тошноту. И вид этой пораженной страхом кучки животных на нашей вздымающейся на волнах корме сдавил мне горло. Право, будь я богом, я бы в ту минуту уничтожил их всех. Нет. Нет, я бы помиловал одного – фавна. Его большие, прозрачные, страдальческие, жадно горевшие глаза переходили от одного лица к другому, стараясь понять. Он не знал, что случилось, и, будучи глух, подумал, что все бросились наверх в ответ на призыв к работе.

Я заметил мистера Меллера. Хоть он и боится мистера Пайка и хотя он – убийца, во всяком случае, он не боится сверхъестественного. Поскольку над ним было два старших начальника, то, хотя это и была его вахта, ему ничего не приходилось делать. Он ходил взад и вперед, балансируя в такт резким движениям «Эльсиноры» и смотрел на все насмешливым, циничным взглядом.

– Как же выглядит дьявол, братец? – спросил капитан Уэст.

Берт Райн застенчиво улыбнулся.

– Отвечай капитану! – закричал на него мистер Пайк.

Смерть, сама смерть появилась во взгляде висельника в ответ на рычание. Потом он ответил капитану Уэсту:

– Я не успел рассмотреть, сэр. Но ростом он с кита.

– Он ростом со слона, сэр, – отважился сказать Билль Квигли. – Я видел его лицом к лицу. Он едва не схватил меня, когда я выбежал с бака.

– О Боже мой, сэр! – простонал Ларри. – Как он стучал к нам в стену! Это был призыв на страшный суд!

– Твои сведения в теологии смутны, братец, – спокойно улыбнулся капитан Уэст, хотя я не мог не видеть, каким усталым было его лицо, и какими усталыми были его удивительные глаза Самурая.

Он обернулся к своему помощнику.

– Мистер Пайк, будьте добры пройти на бак и повидать этого дьявола. Свяжите и привяжите его, а утром я пойду взглянуть на него.

– Слушаю, сэр, – ответил мистер Пайк, и мне вспомнились строки Киплинга:

Женщина, мужчина, бог или дьявол,Есть ли на свете что-нибудь,Чего бы мы страшились?

И когда я шел на бак среди ночной темноты за мистером Пайком и мистером Меллером вдоль обмерзшего, легкого, омываемого водой мостика, ни один матрос не решился последовать за нами. И мне вспомнилась другая строфа из «Невольника на галере»:

Наши переборки выгибались от хлопка,И наши мачты стояли в золоте,Мы

везли большой груз негров…

И дальше:

Клянусь клеймом на моем плече,Ссадиной от звенящей стали,Полосами от бича, рубцами,которые никогда не заживут

И еще:

Избитые жизнью каторжники палубы,Седеющие свидетели давно прошедших дней…

И у меня сложилось великое, сияющее представление о мистере Пайке, погонщике рабов, действующем под властью других людей, более великих, чем он, – верном служителе, искусном мореплавателе, избитом и поседевшем, заклейменном и оскорбленном слуге того, кто владычествует над морем. Я знаю его теперь. Я никогда больше не обижусь на него. Я прощаю ему все – сивушный запах из его рта в тот день, когда я приехал на судно в Балтиморе, его суровость, когда бушует море и свирепствует ветер, его жестокость в обращении с людьми, его ворчание и его насмешки.

На крыше средней рубки мы приняли такой душ, о котором я не могу вспомнить без дрожи. Я оделся слишком поспешно и плохо закрепил свой непромокаемый плащ вокруг шеи, так что вымок насквозь. Мы прошли остальную часть мостика под фонтанами морской пены и были уже на крыше передней рубки, когда что-то плававшее по палубе ударило в стену с ужасающим треском.

– Что бы это ни было, это у них было дьяволом, – прокричал мне в ухо мистер Пайк, пытаясь разглядеть неизвестный предмет при свете электрического фонаря, который он нес в руке.

Луч света скользнул по белой от пены воде, которая заливала палубу.

– Вот оно! – вскричал мистер Пайк, когда «Эльсинора» нырнула носом и погнала воду на бак.

Свет погас, когда мы все трое ухватились за что попало и пригнулись под потоками воды, полившей через борт. Когда вода схлынула, мы услышали со стороны бака ужасающий стук и грохот. Затем в луче света, который тотчас же пропал, я увидел неясный черный предмет, прыгавший вниз по наклонной палубе, там, где не было воды. Что с ним случилось потом, мы не увидели.

Мистер Пайк в сопровождении мистера Меллера спустился на палубу. Когда «Эльсинора» снова нырнула носом и с кормы понесся поток воды, я увидел, как таинственный темный предмет скакал прямо на двух помощников. Они отскочили в сторону, но свет снова погас, когда через борт на палубу обрушилась новая ледяная волна.

Некоторое время я не мог различить ни одного из помощников. Затем, при свете фонарика, я увидел, что мистер Пайк преследует таинственный предмет. По-видимому, он настиг его у снастей правого борта и обмотал свободным концом каната. Когда судно наклонилось в правую сторону, мне показалось, что происходила какая-то борьба. Второй помощник бросился на помощь к старшему, и они вдвоем, при помощи канатов, справились с убегавшим предметом.

Я спустился посмотреть, в чем дело. При свете фонарика мы увидели, что это большая обросшая раковинами бочка.

– Она плавает не менее сорока лет, – заключил мистер Пайк. – Посмотрите на величину раковин и на ее бакенбарды.

– И она чем-то наполнена, – сказал мистер Меллер, – надеюсь, не водой.

Я помог им, когда они начали перекатывать бочку на бак – в промежутках между налетавшими волнами и пользуясь раскатами и нырянием судна, – к защищенному месту под выступом передней рубки. В результате я через рукавицу порезал руку краем сломанной раковины.