Мятеж на «Эльсиноре»
Шрифт:
– Это какая-то жидкость, – сказал помощник, – но мы не будем пробовать ее до утра.
– Но откуда она взялась?! – спросил я.
– Единственное место, откуда она могла прийти, это через борт, – мистер Пайк направил на нее свет. – Взгляните на нее! Она, вероятно, плавала долгие и долгие годы.
– Она должна быть хорошо наполнена, – заметил мистер Меллер.
Предоставив им привязывать бочку, я пробрался вдоль палубы к передней рубке и заглянул внутрь. В своем стремительном бегстве люди позабыли закрыть двери, и помещение было залито водой. При мерцающем свете маленькой и сильно коптившей лампочки оно представляло собой мрачную картину. Я уверен, что
В то время как я смотрел, набежавшая волна заполнила все пространство между строением и бортом, и через открытую дверь бака, в которой я стоял, ледяная вода хлынула внутрь на высоту половины человеческого роста. С верхней койки, лежа на боку, Энди Фэй пристально смотрел на меня своими злыми голубыми глазами. А сидя на грубом столе, сколоченном из толстых досок и болтая в воде ногами в непромокаемых сапогах, Муллиган Джекобс сосал трубку. Заметив меня, он указал мне на плававшие вокруг размокшие книжные странички.
– Моя библиотека пошла к черту, – проворчал он. – Вот мой Байрон! А вот Золя и Броунинг и кусочек Шекспира плывут рядышком, а сзади остатки – Антихриста. А вот Карлейль и Золя слиплись так, что их нельзя оторвать друг от друга.
Тут «Эльсинора» легла на правый бок, и вода хлынула к моим ногам и бедрам. Мои мокрые перчатки скользнули по железу, и меня снесло вдоль желоба к клюзам, где еще раз перевернуло новой волной.
Я был несколько оглушен и наглотался немало морской воды, прежде чем ухватился руками за перила трапа и вскарабкался на крышу рубки. Идя по мостику к корме, я встретил возвращавшуюся на бак команду. Мистер Меллер и мистер Пайк беседовали под навесом рубки, а в рубке капитан Уэст курил сигару.
После хорошего растирания, переменив белье и не успев лечь с «Разумом первобытного человека», я услышал, как над моей головой повторился топот. Я подождал, не повторится ли он. Он раздался, и тогда я снова стал одеваться.
Сцена на корме была повторением предыдущей, только люди были еще больше взволнованы и больше напуганы. Они говорили все одновременно.
– Замолчать! – рявкнул мистер Пайк, когда я подходил. – Говорить по одному и отвечать на вопросы капитана!
– На этот раз это не бочка, сэр, – сказал Том Спинк. – Это что-то живое, и если это не живое, так это призрак утопленника. Я хорошо и ясно его видел. Это человек или был когда-то человеком.
– Их было двое, сэр, – вмешался Ричард Гиллер, один из «каменщиков».
– Мне кажется, он похож на Петро Маринковича, сэр, – продолжал Том Спинк.
– А другой был Джесперсен, я видел его, – добавил Гиллер.
– Их было трое, сэр, – сказал Нози Мёрфи. – Третий был О’Сюлливан. Это не дьяволы, сэр. Это утопленники. Они появились через борт как раз над носом и шли медленно, как утопленники. Первого увидел Соренсен. Он схватил меня за руку и указал мне, и тогда я увидел его. Он стоял на крыше передней рубки. И Олансен его видел, и Дикон, сэр, и Хаки. Мы все видели его, сэр… и второго. А когда все убежали сюда, я еще остался и видел третьего. Может быть, есть еще. Я не стал ждать.
Капитан Уэст остановил матроса.
– Мистер Пайк, – сказал он устало, – будьте добры выяснить эту чепуху.
– Есть, сэр, – ответил мистер Пайк и повернулся к людям. – Идемте все! На этот раз надо вязать трех чертей.
Но люди отшатнулись от него.
– За два цента… – начал было мастер Пайк и замолчал.
Он повернулся на каблуках и двинулся к мостику. В том же порядке, как и в первый раз, мистер Меллер вторым и я в конце шествия, последовали за ним.
Мы остановились на баке. Напрасно мистер Пайк зажигал свой фонарик. Ничего не было ни слышно, ни видно, кроме испещренной белой пеной темной воды на нашей палубе, рева бури в снастях и грома и плеска волн, падающих через борт. Мы прошли половину последнего пролета мостика к верхушке передней рубки, где сильная волна заставила нас остановиться, ухватившись за фок-мачту.
В промежутках между всплесками пены мистер Пайк зажигал свой фонарик. Я вдруг услышал, как он вскрикнул. Потом он пошел дальше в сопровождении мистера Меллера, а я остался у фок-мачты, крепко ухватившись за нее, и принял еще один душ. Время от времени мне был виден луч света, появлявшийся и исчезавший то тут, то там. Спустя несколько минут помощники вернулись ко мне.
– Половина наших передних снастей снесена, – сказал мне мистер Пайк. – Мы, должно быть, на что-то наткнулись.
– Я почувствовал толчок после того, как вы в прошлый раз сошли вниз, сэр, – сказал мистер Меллер. – Только я подумал, что это удар волны.
– Я тоже, – согласился старший помощник. – Я как раз снимал сапоги. И подумал, что это – море. Но где же три дьявола?
– Вскрывают бочку, – высказал предположение мистер Меллер.
Мы спустились вниз, в защищенное от ветра и воды место. Бочка была на месте, крепко увязанная. Размеры раковин на ней была удивительные. Каждая была величиной с яблоко и в несколько дюймов глубины. Нос «Эльсиноры» нырнул, покрыв наши ноги на фут водой, и когда нос поднялся и вода схлынула, она вынесла с собой из-под бочки космы водорослей в фут или больше длиной.
Под руководством мистера Пайка, улучив время между набегами волн, мы обыскали палубу и перила между носовой балкой и передней рубкой, но чертей не нашли. Помощник шагнул в дверь бака, и его фонарик прорезал слабый свет под тусклой лампочкой. И тут-то мы увидели чертей. Нози Мёрфи был прав: их было трое.
Я опишу всю картину: промокшая и обмерзающая каюта из ржавого, с облупившейся краской железа, с низким потолком, с двумя рядами коек, пропитанная зловонными испарениями тридцати матрасов, несмотря на смывание морской водой. На одной из верхних коек, в непромокаемых сапогах и плаще, с упорным взглядом злых голубых глаз лежал Энди Фэй; на столе, посасывая трубку, полоща ноги в воде, – Муллиган Джекобс, серьезно разглядывающий трех человек в морских сапогах, окровавленных, стоящих рядом и покачивающихся в такт ныряньям и подскакиваниям «Эльсиноры».
Но что это за люди! Я знаю Ист-Сайд и Ист-Энд и привык к лицам всех рас, но эти трое поставили меня в тупик.
Средиземное море, несомненно, не породило такой породы. Скандинавский полуостров тоже. Они не были блондинами. Они не были брюнетами. Они не принадлежали ни к краснокожим, ни к чернокожим, ни к желтокожим. Их кожа была белая под загаром от солнца и ветра. Хотя их волосы были мокры, можно было сказать, что они бесцветные, песочного цвета. Но глаза у всех были темные – и в то же время не темные. Они не были ни голубые, ни серые, ни зеленые, ни карие. Они не были также черные. Они были цвета топаза, светлого топаза, и они сверкали мечтательно и мерцали, как глаза огромных кошек. Они смотрели на нас, как лунатики, эти светловолосые, затерявшиеся в шторме люди с бледными топазовыми глазами. Они не поклонились, не улыбнулись, они никак не реагировали на наше присутствие – они только смотрели на нас и мечтали.