Мятеж на «Эльсиноре»
Шрифт:
– Шторм стихает, – сказал он мне, показывая рукой в перчатке на покрытый звездами кусок неба, показавшийся на минуту среди редеющих туч.
Но где был мистер Пайк? Знал ли второй помощник, что он на палубе? Я попробовал выпытать это у мистера Меллера, пробираясь с ним по взбесившейся корме к штурвалу. Я говорил о том, как трудно спать в бурную погоду, о беспокойстве и некоторой бессоннице, которую вызывала во мне качка, и спросил, как дурная погода действует на офицеров.
– Я видел по дороге сюда капитана Уэста спящим в рубке, как младенец, – закончил я.
Мы остановились возле средней рубки и
– Поверьте, что мы все спим так, мистер Патгёрст, – рассмеялся второй помощник. – Чем хуже погода, тем тяжелее наша работа, и тем крепче мы спим. Я – мертвый с той минуты, как моя голова коснется подушки. Мистеру Пайку требуется немного больше времени, потому что он всегда докуривает свою папироску, когда ляжет. Но он курит, пока раздевается, так что ему не требуется больше минуты на то, чтобы уснуть мертвым сном. Держу пари, что он до сих пор не пошевельнулся с десяти минут первого.
Итак, второй помощник и не догадывается, что старший на палубе. Я спустился вниз, чтобы посмотреть, где он. В каюте мистера Пайка горела маленькая морская лампочка, и койка его была пуста. Я прошел к большой печке в кают-компанию, погрелся и снова вышел на палубу. Я не пошел к навесу, где знал, что застану мистера Меллера, а, придерживаясь защищенной стороны кормы, достиг мостика и направился к баку.
Я не торопился, так что часто останавливался на холодной, сырой палубе. Шторм стихал, среди редеющих туч все чаще и чаще мерцали звезды. В средней рубке мистера Пайка не было. Я обошел ее под ледяными брызгами волн и тщательно исследовал крышу передней рубки, на которой в такую бурную погоду обычно стоял вахтенный. Я был от этой рубки на расстоянии двадцати футов, когда при свете звезд просветлевшего неба увидел силуэты вахтенного и мистера Пайка, стоящих рядом. Я долго наблюдал за ними, не обнаруживая своего присутствия, и знал, что глаза старого помощника, как буравчики, просверливают тьму, отделяющую «Эльсинору» от железного берега, который он старался разглядеть.
Когда я возвращался на корму, меня окликнул удивленный мистер Меллер.
– Я думал, вы спите, сэр, – сказал он.
– Мне как-то тревожно, – объяснил я. – Я читал, пока у меня не устали глаза, а теперь стараюсь продрогнуть так, чтобы скорее заснуть, согревшись под одеялом.
– Завидую вам, сэр, – произнес он. – Подумать только! Иметь каждую ночь столько времени, чтобы страдать от бессонницы. Когда-нибудь, если мне повезет, я отправлюсь в такое путешествие в качестве пассажира и все вахты буду проводить внизу! Подумать только! Все вахты внизу! И я, как вы, сэр, возьму с собой слугу – японца и заставлю его будить меня на каждую смену вахты так, чтобы, хорошо проснувшись, я смог бы оценить свое счастье в те несколько минут, пока я повернусь на другой бок и снова засну.
Мы со смехом пожелали друг другу спокойной ночи. Заглянув еще раз в рубку, я снова увидел капитана Уэста по-прежнему спящим. Он в общем не изменил положения, хотя его тело двигалось с каждым наклоном или скачком судна. Внизу, у Маргарет, все еще горел свет, но, заглянув, я увидел, что она спит с выпавшей из рук книгой, как это часто случалось и со мной.
Я недоумевал. Половина обитателей «Эльсиноры» спала. Самурай спал. А между тем, старый первый помощник, который должен был бы спать, нес тяжелую вахту
Слишком возбужденный, чтобы заснуть, я взял «Зеркало моря» и уселся за обеденным столом. Я не снял ничего из своего штормового костюма, кроме мокрых перчаток, которые выжал и повесил сушить у печки. Пробило четыре склянки, потом шесть склянок, а мистер Пайк не возвращался вниз. При восьми склянках, когда сменялась вахта, мне пришло в голову, какая трудная ночь у старшего помощника. С восьми до двенадцати он отстоял собственную вахту на палубе. Сейчас закончились четыре часа вахты второго помощника, и опять начиналась его вахта, которая должна была продолжаться до восьми утра – двенадцать часов кряду в шторм и в мороз!
Затем – я на некоторое время задремал – я услышал над своей головой громкие крики, повторившиеся несколько раз. Только потом я узнал, что это была команда мистера Пайка сделать полный поворот руля – команда, передаваемая с бака людьми, которых он расставил по мостику через определенное расстояние друг от друга.
При этом внезапном пробуждении я понял только, что наверху что-то случилось. Натягивая мокрые перчатки и торопясь изо всех сил наверх по раскачивающемуся трапу, я слышал топот ног, которые на этот раз не волочились. Из рубки я услышал крик мистера Пайка, уже добежавшего от самого бака:
– Бизань-брасы! Ослабляй, черт тебя дери! Ослабляй ход! Но держи поворот! Сюда, на ют, все! Прыгай! Живее, коль не хочешь на дно! Левые брасы! Не давай им сорваться! Если упустите этот оборот, я раскрою вам черепа! Живо! Живо! Повернул руль полным оборотом? Почему ты не отвечаешь, черт тебя дери?
Все это я слышал, выбегая через дверь с подветренной стороны и удивляясь, что не слышу голоса Самурая. Потом, проходя через рубку, я увидел его. Он сидел на диване, очень бледный, держа один сапог в руках, и я готов был поклясться, что руки его дрожали. Только это я и успел заметить – и в следующий момент очутился уже на палубе.
Сначала, выйдя только что со света, я ничего не мог различить, хотя слышал возню людей у шпилей и голос старшего помощника, рявкающего приказания. Но я понял маневр. Со слабой командой, в самом опасном месте океана, после шторма, с бурунами и разрушением у подветренного борта, «Эльсинора» поворачивала через фордевинд. Мы шли всю ночь под нижними топселями и с зарифленным фокселем. Первым делом мистера Пайка после того, как он повернул руль, было поставить поперек бизань-реи. При ослабленном напоре ветра корму было легче повернуть против ветра, тогда как давление ветра на передние паруса поворачивало нос под ветер.
Но поворот судна через фордевинд при небольшом количестве парусов в бурном море требует времени. Медленно, очень медленно я ощущал перемену направления ветра на своей щеке. Луна, сначала неясная, становилась все ярче и ярче по мере того, как с нее сбегали последние обрывки уходящей тучи. Тщетно искал я глазами землю.
– Грот-брасы! Все! Скорее! – орал мистер Пайк, бросаясь впереди всех вдоль кормы. И люди, действительно, бросались. За все эти месяцы нашего плавания я не видел у них такой энергии.