Мятеж
Шрифт:
Щит с объявлением о продаже стоял на прежнем месте, и я, набрав полную грудь воздуха, поднялся на крыльцо. Когда мы с Рен уходили отсюда несколько дней назад, я не запер дверь и теперь лишь повернул дверную ручку.
Внутри было пусто, как и в последний раз. Кухонные шкафчики так и остались открытыми нараспашку с тех пор, как я искал в них съестное.
Я поплелся по коридору в свою комнату. Дверь была прикрыта неплотно, и я толкнул створку.
Первое, что бросилось в глаза, была неубранная постель. Простыни сбиты, одна подушка наполовину свесилась с кровати. У меня сжалось сердце.
Вздохнув, я приказал себе не думать об этом. Тем более что назойливый голос где-то в закоулках подсознания все чаще подталкивал меня к мысли, что Рен больше нет, а я не желал мириться с этим. Поэтому, боясь уступить предательскому голосу хоть на секунду, я крепко зажмурился и попытался сосредоточиться на другом.
Открыв шкаф, я начал заталкивать вещи в пустой рюкзак. Когда все было собрано, я уже направился к двери, но вместо этого без сил рухнул на кровать. Рюкзак соскользнул на пол, я проглотил нарастающий комок в горле и закрыл глаза.
Что мне делать, если она погибла? Вести рибутов на Розу? Найти охотников за головами и отомстить по принципу «око за око»?
В ту ночь, в доме Тони, я сказал Рен, что она должна непременно помочь людям и продолжить борьбу, если я умру. Я был абсолютно уверен, что не доживу до следующего вечера, а также не сомневался, что ни помогать, ни продолжать борьбу она не станет. Она пыталась успокоить меня, но я все прочел по ее глазам. Теперь я понял, что она тогда испытывала. Мысль о том, чтобы снова броситься в бой, когда Рен мертва, была невыносима. Единственной причиной, которая могла заставить меня это сделать, была месть.
Я потер лоб. Если она вернется — нет, когда она вернется, — мы поступим так, как она захочет. Уйдем, останемся, ринемся в бой — все равно. Возможно, она была права и лучше держаться в стороне. Может быть, я уже достаточно помог людям, и нам стоит уйти. Возглавить рибутов и переправить их в Остин было легко. Заручиться поддержкой людей — уже труднее. Возможно, мне следовало сосредоточиться на спасении рибутов, а люди пусть решают свои проблемы сами.
Неожиданно раздался звук открывшейся двери. Я резко вскинул голову.
В доме кто-то был.
Вскочив на ноги, я перебросил через плечо рюкзак. Неужели вернулись родители? Почему я не подумал об этом? Теперь, когда КРВЧ больше не угрожает, они могли снова жить в своем доме. Или это Рен нашла меня? Сердце заныло, но тут я сообразил, что мне сообщили бы о ней наши караульные у городских ворот. Все знали, что я ее ждал.
— Каллум?
Я вздрогнул, услышав в прихожей голос младшего брата. Откуда он узнал, что я здесь?
Шаги направились в мою сторону; я распахнул дверь спальни и вышел в коридор. Дэвид стоял в нескольких метрах и при моем появлении подскочил на месте.
— Привет, — сказал он.
Я умер всего несколько недель назад, но он выглядел старше, да и вообще изменился со времени нашей последней встречи, когда мы с Рен разыскали моих родителей
— Привет, — неуверенно ответил я.
Я хорошо запомнил нашу прошлую встречу, когда тем вечером постучался в дверь родного дома. Родители пришли в ужас, но Дэвид — он был, скорее, потрясен. Тогда я убедил себя в том, что он, возможно, ненавидит меня меньше, чем они, и эта мысль хоть немного, но утешала меня. Теперь же, когда мы снова стояли лицом к лицу, я вдруг почувствовал, как трясутся руки.
Он судорожно глотнул и переступил с ноги на ногу. До моей смерти мы были близки — даже, считай, друзья, и я ни разу не видел, чтобы он нервничал в моем присутствии. Я чуть отступил, пытаясь скрыть мой собственный мандраж.
— Я разговаривал с рибутами в трущобах, — начал Дэвид. — Они сказали, что ты пошел на окраину. Ну я и решил, что зайдешь сюда.
Я стиснул лямку рюкзака.
— Мама и папа знают, что ты здесь?
— Нет. — Он пожал плечами и выдавил что-то вроде смешка. — Они прячутся в квартире. А я улизнул. Как только услышал, что в городе объявилась куча рибутов, так сразу понял, что это ты.
— Почему ты так решил? — Я удивленно посмотрел на него.
— Да потому, что сначала ты заявляешься к нам домой, а, считай, уже на другой день в городе начинаются взрывы и исчезают все рибуты. А потом — снова взрывы, и все рибуты возвращаются. — Он ухмыльнулся. — Типа, где ты — там проблемы.
— Да ладно, в первый раз я был ни при чем. Вообще ничего не соображал. — Я улыбнулся при виде его озадаченного лица. — Это длинная история.
Меня захлестнуло невероятное облегчение, и вдруг ужасно захотелось обнять брата. Но такие проявления чувств были не приняты у нас даже в прошлой моей жизни, так что нелепо было и начинать.
Он кивнул и кашлянул:
— У тебя небось много таких историй? Ты в КРВЧ был?
— Был.
— Какой у тебя номер?
Я показал штрихкод:
— Двадцать два.
Его брови взлетели вверх.
— Да ты же еще практически человек! — воскликнул Дэвид.
Я чуть не рассмеялся и уже открыл рот, чтобы сказать, что и рибуты считают так же, но осекся. Был ли я «еще практически человеком»? При нашей последней встрече я ответил бы «да», но сейчас все выглядело иначе. Я уже убил одного и был совершенно готов к тому, чтобы убить Михея. Пусть я не сделал этого, но ведь человеком я не допускал даже мысли об убийстве. С другой стороны, тем чудовищем, каким считали меня родители, я тоже не был.
Так и не найдя слов, я пожал плечами. Взгляд Дэвида скользнул к моему ремню, как будто он впервые заметил пистолеты.
— Мама и папа жалеют, что так получилось. Они просто не ожидали…
— Не беда, — сказал я, проходя мимо него в прихожую. — Меня предупреждали, что может произойти, если сунуться обратно в родную семью. Надо было прислушаться.
Говоря это, я нарочно не поворачивался, чтобы он не заметил обиды на моем лице.
— Нет, не надо, — возразил Дэвид, идя за мной по пятам к двери. — Мы даже не знали, что ты перезагрузился. Лично я рад, что ты жив. То есть ожил.