На единорогах не пашут

Ледащёв Александр

Видимо, кровь Дини Ши изрядно разжижела за века. «Не знавших поражений в битвах», так, кажется. И тут я понимаю, что битва — это не один штурм. Не один бой. Не резня на стенах Замка Вейа. А что-то иное. В конце концов, что такое война, если не битва, длиной в войну?

— Государь, со скал машут серым стягом! — передо мной стоял воин — из числа тех, кто остается в Замке Совы.

— Прекрасно. Мы уже заждались, — я потянулся. Я сказал правду: день прошел в ожидании. Мучительном, изматывающем ожидании. Но не в том ленивом, которое звучало в голосе герцога Дороги. А в тяжком, удушливом ожидании, преисполненном страха и метаний — внутренних. Что, если они не войдут в ущелье, а просто обложат долину и будут ждать? Или

пошлют разведчиков, которые найдут мои ямы и вар? Кстати…

— Передай Силе, что герцог приказывает: послать конника к стрелкам на скалах. Предать мой приказ: «Если войдут разведчики — не стрелять. Спрятаться. Не дать себя заметить. Убивать, только если подойдут к засаде вплотную — и найдут ее. Убивать, если найдут ямы и вар и пойдут обратно с вестями. Тогда убить всех. До единого. И продолжать в том же духе, пока не пойдет войско. Тогда — как было условлено вчера.» Ты все понял?

Воин поклонился. «Иди». Воин исчез. Он видел перед собой заскучавшего воителя. Не воина даже, не просто государя — а воителя, жадного до битвы и уверенного в победе. Так-то, х-ха. А через миг появился Сила. «Снаряжаться, государь!»

— Что ты, дасу подери, имеешь в виду, Сила?!

— Только одно, — серьезно сказал Сила и поставил на стол сверток. Развернул… На меня смотрела личина совы — мой шлем! С помятым ухом — мой шлем, из Замка Вейа, слетевший от удара убитого мной оборотня!

— Откуда он?!

— Его принес к нам большак Замка Вейа — Гёрте. И тут же ушел обратно. Он велел передать его тебе перед битвой, государь. Прости, что мы не посмели сказать тебе раньше — если надо было это сделать! — Сила опустил глаза.

— Все было сделано отменно и вовремя, начальник гарнизона, — я встал, подошел к столу, одел подшлемник, принесенный Силой — не мой старый, другой, затем кольчужный капюшон, а сверху — шлем родовых доспехов Вейа — голову совы, атакующей жертву — с закрытыми глазами. Гёрте жив! Может, не только он. Но как же вовремя, надо сказать… Я пошел вниз. К лошадям. Пора было седлаться.

Седловка закончена. Тяжелые всадники на конях. За ними идет тяжелая пехота — копейщики. Острие тарана Вейа составим мы, конница. А сзади нас подопрет пехота.

«Все помнят, что они делают? Или кто-то нуждается в том, чтобы я освежил его память?» — «Все, государь!» — лязг железных, напряженных глоток. — «Тогда все».

— Желтый флаг, государь! — голос со стены.

— Вошли в ущелье? Сразу?! «Их ненависть оказалась сильнее их разума», х-ха, лучшее надмогильное слово! — принесенная со старого мира эпитафия, которую произносили над павшим берсерком. — Х-ха, воины! Сегодня удача идет к нам лицом! Поле будет нашим, а дурак Хелла еще проклянет тот день, когда приволок сюда этих паршивых болотных шавок! — и воины рассмеялись. Искренне. Зло. Честно. Это был смех оскаленных перед последним боем сердец. Смех свирепых глаз, переполненных слезами ярости. Душ, истово ждущих своей доли на брачной постели. Морене сегодня будет не до скромных даров Ягой!..

5

— Что, Грут? Вечереет? Поднимите его! — приказал Радмарт. Оборотни со смехом подняли Грута на ноги, но тот упал, хотя старался удержаться, старался до хрипа из судорожно сжатого рта.

— Поставьте в телегу бревно — торчмя. И привяжите его к нему — он жалел, что не увидит битвы. Так вот — он ее увидит!

— Спасибо, Радмарт, — спокойно сказал Грут. — Не каждый день доведется увидеть, как вырежут сразу столько оборотней. Не говоря о дураках Хелла.

— Что еще тебе остается сказать, Грут? Ничего. Прощаться не будем — я вернусь за тобой, когда смогу принять тебя в стенах Замка Совы, ха!

Опираясь на бревно, Грут равнодушно смотрел на строй латников Хелла, как раз входивших в ущелье перед долиной, где стоял Замок Совы. Он ни о чем не думал. Он не боялся.

Он ничего не хотел. Но где-то в самой мутной воде на дне своего сердца он утопил желание докричаться до Вейа, до своего государя — с убивающим, высасывающим все соки его, Грута, души, отчаянием — передать герцогу свой совет для битвы при Долине Сов. Тот, что герцог Дорога воплотил в жизнь — немного изменив. Но этого Грут не знал. Поэтому приказал себе — своему сердцу, уму, душе — молчать. Не сглазить. Оборотни тронулись вслед за латниками Хелла, легкая пехота уже вошла в долину — вслед за конницей. Обоз тяжко пополз по камням — Хелла никого не оставил перед ущельем. Он был настроен победить и спокойно войти в Замок — или погибнуть. Всем. И обозникам тоже. Грут закрыл глаза — поднявшаяся пыль все равно закрыла обзор.

— Синий флаг, государь! — крикнули со стены. Обоз начал входить в ущелье.

— Вперед. Шагом, — я тронул Буруна пятками и слегка похлопал по крупу — тот тут же тронулся вперед, за ним, за вожаком, потянулись остальные кони. Немного, казалось, качнувшись назад, преодолевая тяжесть брони, строй латников сделал первый шаг.

— Можно двигаться, государь, — шепнул Советующий Хелла. Войска Хелла уже вошли в долину полностью. Обоз намертво закупорил ущелье и теперь, в криках и ругани, силился протиснуться вперед, вслед за воинами. И тут со стен ущелья, со свистом, с гулом прошитого в сотнях мест, вечера, в оборотней Радмарта ударил рой стрел и болтов. И еще. И еще. Стрелки Дороги били на выбор — вниз со склонов. Оборотни Радмарта оказались в долине немного впереди войск Хелла — и теперь воины Хелла мешали оборотням прорваться на скалы и передушить юных убийц герцога погорелого майората.

Повинуясь приказу вождей, стрелки ударили стрелами и болтами по воинам Хелла, вначале не пострадавшим. Сказывался юный возраст и малая опытность — не получалось у молодых бить четкими, общими залпами, что если и не дает намного более высокого попадания, то во всяком случае, устрашает больше — своей смертельной деловитостью. Но хватило и того, что было.

— Из-под скал, воины! Вперед! — рев глотки Хелла прокатился над стонами и воплями гибнущих, раненых, избиваемых и ожидающих того же, его ратников и оборотней. Потрепанное войско Хелла кинулось вперед, а стрелки Дороги били им вслед — предпочитая неокольчуженные спины оборотней. Первой вышла из-под стрел конница — злые восточные всадники, на невысоких, свирепых лошадях. За ними, выровняв строй — насколько это вообще присутствовало у них — бежали оборотни.

— Сигнал, государь! — со стен Замка Совы пропел рог.

— Рысью, детки, — как-то странно скомандовал я, хлопнув Буруна посильнее. Умный жеребец чуть ускорил шаг. Латники наддали и почти бежали вниз по склону. Дальше склон станет круче — и тогда они просто помчатся под тяжестью своей же брони. А мы, конница, полетим. Как стая стальных, разъяренный шершней. Нас еще не видно, нет, х-ха — Хелла сейчас еще легко поднимается в гору. Нас пока не видно. Их тоже. Зато…

… И тут передние ряды конницы Хелла — поредевшей еще под Замком Вейа — на всем скаку вломилась в первые ряды ловчих ям! Сзади все спешила пехота, но ее обогнали оборотни — и, поняв, что происходит, передние кинулись назад, но все новые и новые ряды наступающих мешали им, скидывали во рвы, где терпеливо, молча ждали кровожадные подарки от веселого герцога Дороги — колья, ломанное железо мечей, обломки копий — все, все они нашли свою жертву — голодным не остался не один. Злые всадники, свирепые лошади, оборотни, перекидывающиеся в последние моменты жизни и силящиеся перескочить через головы проваливающихся — мешанина, вот что это было. Гости ям Дороги. Оставшиеся ночевать. Умирающая мешанина. Приказов никто не слышал — Хелла старался остановить атаку, чтобы обойти ямы, но понял, что смысла в этом нет — ямы кончились, а падать просто некуда — они заполнены. Считать потери было некогда.