На исходе алого заката
Шрифт:
— Исайя приходил просить твоей руки у отца, — дюже тепло улыбается она.
Меня тошнит. На полном серьёзе.
— Только руку попросил? Или всё остальное тоже?
Они на пару делают вид, что не услышали мою реплику.
— Такое старинное, — держа Смит за запястье, продолжает нахваливать баснословно дорогую побрякушку Грейс. — Представляешь, какая история у этого кольца? Оно ведь родовое…
— Его не с холодной бабуленции случаем сняли? — невзначай интересуюсь я, и получаю убийственный взгляд от своей сводной беды.
Переходящее знамя, а не кольцо.
— Ну
— Рид, — одёргивает мать, а я смеюсь, глядя на разгневанную Дженнифер.
Всё-таки она жутко милая, когда злится. А в ярости — вообще огонь!
— Представляю как это было романтично! Теплоход, звёзды, цветы, фейерверк…
Устало тру переносицу, слушая восхищённый трёп матери. Я бы вообще предпочёл забыть этот момент навечно. Почему? Не знаю сам. Ведь, пожалуй, всё это было вполне логично и ожидаемо. Подобная показуха в духе Ричи, но сука, почему именно в тот день, когда вернулся я?
Кэмерон уверяет, что Исайя спланировал и согласовал с ним своё «выступление» заранее. Значит, действительно собирался делать ей предложение. Но совпадение, конечно, интересное… Может знак свыше?
— Да, Исайя умеет меня радовать, — слышу я колкое в ответ.
— Какие банальные радости, Смит, — не могу удержаться от комментария я. — Ты не выглядела счастливой невестой, если уж говорить откровенно.
Смотрим друг на друга. Ну давай, скажи мне, что это не так! Ведь минутой ранее до этого шоу ты не смогла сдержать слёзы совершенно по иной причине. Потому что спустя столько лет увидела меня.
Дженнифер качает головой. Ну ладно, делай вид, что тебя вставляет вся эта тема.
— Очень хорошо, что там присутствовал твой брат! — воодушевлённо продолжает Грейс.
Перегибает однозначно. До блевоты противно.
— Мам, давай не будем делать вид, что ты не помнишь ту нашу встречу на даче, — раздражённо напоминаю ей я. — Какой я брат после того, что между нами было.
— Не было ничего, — разом вспыхивает Дженнифер.
Даже не знаю, кто из них краснее по цвету: мать или всё же Смит. Потому что стопроцентно сейчас у всех троих в памяти всплывает тот злополучный день. То утро, когда родители застукали нас. Целующихся в моей кровати.
Мозг тут же услужливо воспроизводит в моём воображении всё, что там происходило. Клянусь, многое бы отдал, чтобы вернуться в то время. Снова почувствовать на себе её ласковые руки, горячие губы и юное, идеальное тело. Мне, чёрт возьми, так не хватало её…
В армии меня ломало адски. Да, добрые пятнадцать часов в сутки мне некогда было думать о девчонке. Постоянная физическая активность, занятия по работе с техникой и оружием, учения, выброс на точку. Всё это выручало неслабо. Но как назло, стоило мне устало откинуть голову на подушку и она снилась мне. Часто. Ярко. И это было сущим кошмаром, потому что в моих снах она была такой реалистичной… Смеялась, плакала, кричала, целовала, стонала.
И дьявол, забыть и выдрать из головы невозможно было. Случайный секс с теми, кто хоть
Может, именно тогда я и понял, что «не отпустит». Что рано или поздно я вернусь, и всё равно захочу её себе… Не смотря ни на что.
Потому что сама виновата. Не стоило приходить на вокзал. Не надо было горячо отвечать на мои поцелуи на глазах у общих друзей и, глотая слёзы, умолять меня остаться.
— Я пойду, — произносит сквозь зубы.
Провожаю взглядом её хрупкую фигуру и ухмыляюсь. Да, Смит, всё очень и очень непросто у нас.
— Рид, я прошу тебя, не поднимай больше эту… щекотливую тему, — смущаясь точно школьница, просит мать.
— А ты, в свою очередь, не говори чушь, — злюсь я. — Не брат я ей, и никогда им не стану, ясно?
Звучит резко, но уж как есть.
— У неё новая жизнь, Рид. И в ней… — она осекается, но потом всё же продолжает, — нет места глупостям подобного рода. Да и теперь у ребят совсем другой статус.
Глупостям подобного рода… Интересная интерпретация.
К счастью, у матери звонит телефон. Продолжать этот неприятный разговор у меня нет никакого желания.
*********
Джон Маркл, сотрудник ФБР, оказался профессионалом своего дела. Всё разложил по полочкам. Пояснил, как матери следует себя вести и пообещал, что результаты экспертизы не заставят себя ждать. В ресторане уже беседуют с сотрудниками и поднимают записи с камер видеонаблюдения, но я не думаю, что это как-то поможет. Высыпать что-то в чай можно очень даже незаметно.
В начале третьего ночи журналюги всё ещё вяло толпятся у входа в больницу. Пока добираюсь до такси, едва сдерживаю желание засадить кулаком в челюсть одному бесящему персонажу. Тому самому уроду, чей нелепый жёлтый костюм я помню до сих пор. Мастер грёбаных неудобных вопросов.
Хлопаю дверью такси и, не сдерживаясь, нецензурно выражаюсь. Каково же становится моё удивление, когда водителем оказывается тот мужик, что вёз меня на вокзал в день моего вступления в ряды армии США. Дядька, кстати, тоже меня узнаёт. Вот ведь память, в его-то возрасте.
Приветливо улыбается и жмёт на газ. Тойота ускоряется в меру своих возможностей и оставляет позади больницу и жаждущих сенсаций представителей СМИ.
Таксист едет не торопясь, расспрашивает о службе и планах на будущее, рассказывает о себе. Подъезжая к домам на Вэст Коуст, я уже чуть ли не поимённо знаю всех его нерадивых родственников и многочисленных животных. Оно мне надо?
Всё же как-то приятно, что люди в таких небольших городах как Блу Бэй, остались такими… простыми и неравнодушными к друг другу что ли. В Нью-Йорке — совсем другая история. Будешь лежать на тротуаре и подыхать от сердечного приступа — никто не подойдёт. Все будут идти мимо, не обращая на тебя никакого внимания. Потому что это их не касается. Им некогда. Грёбаные белки в колесе считают себя нечто большим, чем винтики в системе. Глядя на них, почему-то думается, что жизнь проходит мимо.