На изгибе небес
Шрифт:
– Ах! – выдохнул он. – Словно ежа проглотил. – Силён, чертяка!
Кандыба выпил свой спирт спокойно, словно воду.
– Вот это по командирски, – одобрил Корецкий. – Семёныч, не зря тебе героя дали.
На отсутствие аппетита уже никто не жаловался. От выпитого спирта и оттого, что летят домой, настроение стало приподнятым. Через шесть часов будут дома. Пока же самолёт висел над бескрайними арктическими просторами. Ровно и успокаивающе гудели моторы, полёт был спокоен, видимость – миллион на миллион. Правда, солнце скрылось в высотной дымке, но на это
– Вот так и живём, – выдохнул дым Корецкий, – едим в самолёте, пьём в самолёте, спим в самолёте. Разве это жизнь?
– А ты иначе жить не сможешь, – повернулся к нему Жуков. – Привычка. Вон в отпуск на материк улетишь, а через две недели уже обратно тянет.
Все согласились, что это действительно так.
Как всегда в таких случаях стали вспоминать курьёзные случаи, каких в авиации предостаточно.
– Серёга, расскажи, как ты однажды голую задницу своего командира пассажирам показывал, – попросил Белоглазов второго пилота.
– Чего? – удивился Корецкий. – Заливайте, но меру знайте. Кто ж поверит? Вот ты, Ерёмкин, поверишь?
– Не поверю, но всё равно интересно. Рассказывай, трепло полярное.
– Давно это было, – начал Жуков. – Я тогда на материке летал вторым пилотом на Ан-2 после окончания училища. Командиром у меня был Миша Зудов, парень со странностями, закоренелый холостяк. Прилетели мы как-то в один райцентр, да и заторчали там из-за непогоды на несколько часов. Дали задержку и чтобы время скоротать пошли в местный универмаг. Ну и присмотрел там себе Зудов плавки, вспомнил, что скоро в отпуск. В Сочи он, помнится, собирался.
– Ну а при чём тут голая задница? – не выдержал Ерёмкин.
– Не перебивай! – отмахнулся Жуков. – Купил он эти плавки, а когда обратно летели, засомневался, не малы ли? И решил примерить.
На Ан-2 кабина тесная. Встал Зудов в проходе между сиденьями, снял брюки, потом эти самые, семейные. И только нагнулся, чтобы плавки одеть, я взял за его спиной, да и нажал ручку двери, что из кабины в салон вела. Словно бес меня попутал. Ну, дверь конечно открылась. Что уж там подумали пассажиры, не знаю, но когда по прилёту из самолёта выходили, то как-то странно на нас смотрели. Зудов дверь-то быстро захлопнул, видение это пару секунд продолжалось. Я же, едва сдерживая смех, сказал ему, что дверь, видимо, от болтанки открылась, такое бывает иногда.
– Да зачем же ты дверь-то открыл? – хихикая, спросил Корецкий. – Так пассажиров до инфаркта довести можно.
– Говорю же, бес попутал, как-то всё спонтанно получилось, помимо воли.
– Ясно, что пассажиры подумали, – сказал механик, вытирая слёзы, – но чтоб в полёте…
– Вшивый всё про баню, – парировал Жуков.
– Они решили, что везёт их голубой экипаж, – убеждённо подтвердил Ерёмкин. – А зачем ещё в кабине до без трусов раздеваться? Вы же не сказали пассажирам, что плавки примеряли, извращенцы.
– Плавки-то не малы оказались? – смеясь, спросил Кандыба.
– В самый раз. Зудов сам потом долго смеялся, представив свой экран в проходе кабины. Правда, он так и не узнал, что дверь не сама открылась.
– Кто там к кабине ближе, посмотрите, что там у нас? – попросил Кандыба.
Ближе всех сидел радист, и ему прекрасно была видна панель командира.
– Курс, курс какой посмотри? – уточнил штурман.
Радист вытянул шею.
– Сто девяносто градусов, – сообщил он.
– Всё правильно так и должно быть. Точно идём.
Ровно гудели моторы. Самолёт висел в воздухе, не шелохнувшись. В салоне чувства полёта не было, если, конечно, не смотреть вниз. Но туда никто и не смотрел.
– Да куда мы денемся? – махнул рукой Ерёмкин, – всё равно на материк прилетим. Командир, ещё по одной? – протянул он руку к канистре.
– На палец, не больше, – разрешил Кандыба.
– Ха, у него палец, что шея у быка, – хихикнул Корецкий, сдвигая вместе кружки, чтобы было удобней разливать.
Наверное, сейчас читатель подумает: да как же, чёрт возьми, летать с такими лётчиками, ведь это же самоубийцы! Может он будет и прав, но, скорее всего, нет. В авиации, как правило, к лётным происшествиям приводит не одно, а стечение нескольких обстоятельств. В данном случае экипаж пассажиров не перевозил, а будь они на борту – подобное было бы просто невозможно. Но в описываемый период в Арктике, как шутили, можно не найти воды напиться, а вот спирт – пожалуйста. И при дальних полётах по перевозке грузов подобное было если и не правилом, то и не исключением. Но к происшествиям это никогда не приводило – норму знали.
– Ну, за тех, кто в небе! – провозгласил Корецкий.
– А поскольку третьего тоста не будет, то и за тех, кого нет среди нас, – сказал Белоглазов. – Где-то в этом районе пропал мой однокашник. Вместе с экипажем, конечно. Успели отстучать: горит правый двигатель…
Кандыба глянул в иллюминатор. Внизу льда уже было мало, в основном громадные полыньи. Это говорило о приближении к материку. Представив, как умирали ребята в ледяной воде, он внутренне содрогнулся. Ведь они наверняка посадили горящий самолёт на воду и были живы после посадки. Или до последнего тянули к материку, пока не взорвались в воздухе? Или у них перегорели тросы управления, и машина горящим костром рухнула в океан? Никто и никогда этого не узнает. Много, очень много таких тайн хранит Арктика. Вон сколько лет ищут самолёт Леваневского, всё бесполезно. «Уж лучше в бою погибнуть, чем бесследно сгинуть в океане», – подумал он.
Выпили молча, потянулись к закуске. Потом также молча закурили.
– Хотел пару писем написать родственникам, пока летаем, – вздохнул Корецкий, – на земле-то всё некогда. Но и в воздухе бывает некогда, – улыбнулся он. – Летаем да спим, спим да летаем.
– По два письма сразу не пиши, особенно в спешке, – посоветовал штурман. – Неприятность может выйти.
– Это отчего же? – усомнился радист.
– А оттого. Ты штурмана Володина из третьей эскадрильи знаешь? Так вот он написал два письма сразу, а потом чуть дело до развода не дошло.