На изгибе небес
Шрифт:
––
Экипаж, в чём дело?
История эта произошла больше сорока лет назад, когда из людей ещё не выветрилась романтика неба и дальних полётов и когда лётчики были уважаемыми людьми, которых любили за риск, храбрость, мужество, и граничащую с лихой бесшабашностью отвагу. Теперь уже многое не так.
………………………
В июле полярное лето в полном разгаре. Солнце вычерчивает в небе замысловатую траекторию,
В один из таких дней (или ночей) недавно поступивший на север самолёт Ил-14 полярного варианта под управлением Героя Советского Союза Дмитрия Семёновича Кандыбы тяжело оторвался от заполярного материкового аэродрома и взял курс на север в акваторию Ледовитого океана на полярную станцию СП-17. Предстоял почти восьмичасовой перелёт. Чрево самолёта было загружено до предела. Надрывно ревели на номинальном режиме моторы, поднимая машину на заданную высоту.
Лишь двенадцать часов назад экипаж вернулся с другой СП. Они провели в воздухе за прошедшие сутки шестнадцать часов. И вот теперь снова предстояло провести в воздухе больше полусуток. Но к этому полярные лётчики давно привыкли. Пили и ели практически в небе, на земле едва успевали только отсыпаться и пообщаться с родными и снова в полёт. Пока стоит относительно хорошая летняя погода на полярные станции стремились завести всё необходимое для зимовщиков. О выходных и тем более отпусках никто и не заикался.
По сложности работы полёты на такие станции считались относительно простыми. Хотя взлетали и садились на дрейфующие льдины-аэродромы, но всё-таки стационарные, где имелись подготовленные кадры, минимум необходимого оборудования, приводные станции и радиосвязь, а значит, они знали погоду в районе станции и состояние взлётной полосы, что для лётчика полярной авиации главное, как, впрочем, и для любого другого.
Это не то, что полёты с подбором льдин с воздуха в мало исследованных секторах Арктики, да ещё в плохую погоду. Вот там-то настоящая эквилибристика, не позавидуешь. Несколько таких посадок за полёт и домой возвращались хуже выжатого лимона. Это полёты высшей категории сложности и платили за них отдельно за каждую посадку. Иначе говоря, за риск. Не все экипажи допускались к таким работам.
Уже через 30 минут самолёт, набрав высоту, завис над бесконечной водной поверхностью океана. Кандыба установил двигателям крейсерский режим, включил автопилот, поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее. Откинулся к блистеру кабины и уставился вниз. Пересекали трассу великого северного морского пути и внизу довольно часто были видны корабли. Севморпуть тоже работал на всю катушку. Спешили завести в северные города и посёлки всё необходимое до наступления льдов.
Скоро корабли скрылись из поля зрения, но командир продолжал смотреть вниз скользящим взглядом, как умеют смотреть только лётчики, в доли секунды замечая всё, что творится внизу. Там, правда, уже ничего не творилось. Только одни волны, волны. Но он всё смотрел вниз, так легче думалось и быстрее и незаметнее проходило время в мучительно долгих и напряжённых полётах.
Уже не первый год летает он в Арктике, а вот над водной поверхностью всё равно чувствует себя неуютно. Как будто снова на войне. Да что там война! В войну над сушей летали. Там могли ранить, подбить самолёт – выбросишься с парашютом или сядешь на вынужденную посадку, но на твёрдую землю. На землю! А тут, если что, не успеешь «мама» сказать, как на корм рыбам отправишься. И, что особенно досадно, здоровый и целёхонький, если даже нормально приводнишься. А много ли выдержишь в ледяной воде?
Поразмышляв, таким образом, и придя к выводу, что вообще-то без разницы, каким тонуть, раненым или здоровым, он заставил себя отвлечься от воспоминаний о войне и оглядел многочисленные приборы. Все стрелки, как им и положено, застыли на своих местах. Шёл третий час полёта.
– Как летим, штурман? – спросил он, хотя и сам видел, что всё идёт в штатном режиме.
– Как всегда носом вперёд, командир, – ответил Белоглазов Вадим, навигатор божьей милостью, за возможность летать с которым не раз грызлись командиры самолётов. Сняв наушники, он указал на бессовестно храпящего в своём кресле бортмеханика Ерёмкина и пропел:
Моторы ровно гудят,
В кабине дяденьки бдят!
– А что же ему не спать, – улыбнулся второй пилот Сергей Жуков, – шасси убрал и вся работа.
Кандыба неуклюже повернулся в кресле и посмотрел на Ерёмкина. Затем чуть привстал, вытянул шею, пытаясь заглянуть за переборку, где сладко посапывал бортрадист Вячеслав Корецкий.
– Этого тоже сморило?
– Аки труп, на раздражители не реагирует. Хорошие нервы.
– Устают бедолаги, – посочувствовал командир. – Однако, буди их, обедать пора.
– Да, пора, – согласился Жуков, взглянув на часы. – Скоро три часа, как над океаном висим.
Радист проснулся от одного прикосновения к плечу и тут же сделал вид, что просто низко наклонил голову над своими таблицами.
А вот механик просыпаться не хотел. Пришлось резко хлопнуть его по плечу. Он издал звук, похожий на звук раскрывающегося парашюта и встрепенулся. Рука его потянулась к рычагу выпуска шасси.
– Куда? – рявкнул Кандыба. – Отставить!
– Сразу видно, что работу знает, – прокомментировал Жуков. – Раз разбудили, значит, пора шасси выпускать – прилетели.
– Помолчал бы, – огрызнулся заспанный Ерёмкин. – Лучше вспомни, как в прошлом году на Диксоне садился. Едва живые остались. Убийца!
Жукову сходу наступили на больную мозоль. Тогда, на Диксоне, сажая самолёт, он допустил перелёт, и самолёт выкатился за пределы полосы. Постыдный случай, но с кем не бывает. Отделались тогда испугом, мелким ремонтом да разбирательством у командира отряда.
– Твоим бы языком торосы облизывать, – пробурчал пристыженный второй пилот.
Ерёмкин выбрался из кабины и занялся своими прямыми обязанностями, которые состояли в приготовлении пищи. Белоглазов возился у астрокомпаса, вводя в него текущие координаты. Пристыженный Жуков разложил на коленях полётные документы и что-то там писал. Корецкий, словно дятел по дереву, быстро-быстро застучал телеграфным ключом, пытаясь с кем-то связаться. Через пару минут доложил, что контрольная связь с СП установлена. Их ждут, и готовы быстро разгрузить. Погода там хорошая.
– Славно, – кивнул командир. – Спроси, что обратно повезём?
– Уже спросил. Обратно, как всегда, пойдём пустырём.
– Значит, быстрее домой прилетим, – порадовался штурман.– У пустого самолёта скорость больше.
– Железная логика, – согласился Жуков и посмотрел на командира.
– А ещё и ветер будет попутный, – добавил Белоглазов.
– Это откуда же тебе известно? – искренне удивился Жуков. – Сейчас он пока строго боковой.
– К вечеру ветер всегда меняется.
– Вечера ещё два месяца ждать, – не унимался Жуков, имея в виду, когда солнце начнёт заходить за горизонт.