На кресах всходних
Шрифт:
Гражина со Станиславой увязывали тюки с одеждой, уже отобранной для лесного существования.
Янина?!
В какой-то момент во всполохе мимо проносимого света Витольд увидел, что дочь сидит на корточках перед Мироном, опершимся спиной о стену дома, держит его голову в руках и что-то говорит. Витольд в этот момент вытаскивал быка из стойла, а тот решил покапризничать и дергал башкой, так что не отпустишь веревку. Несмотря на всю ответственность момента, Витольд Ромуальдович аж захрипел от ярости. Увиденное имело право явиться только в ночном кошмаре, в жизни он позволять этого не собирался. Да, молодой полицай прибежал с полезным известием. А что, если это просто прикрытие, дабы добраться до Янины? Именно так рисовалось в сознании яростного отца происходящее. Он решительно и ловко примотал веревку к столбу, подпирающему навес конюшни, и ринулся к месту запретного свидания.
Она все еще была там!
Схватил за рукав и только тогда понял: это Оксана Лавриновна гладит по голове сына, а тот, скрипя зубами, жалуется, что идти не может. Кто-то сообщил, или матери вообще чуют, что случилось с сынком? Нету времени разбираться.
Увидев рядом Витольда, Оксана Лавриновна встала в грозную позу и вперилась ему в лицо. Мало, что можно было тут рассмотреть, но Витольд оказался под воздействием этого немого взгляда и кивнул.
— Михась!
Удивленный сын получил приказ немедленно, хоть на коляске, отвезти Мирона домой. Да-да, все побросать, помочь забраться в коляску и отвезти. Приказано было таким тоном, что обошлось без попутных вопросов. Михась, считая себя героем и защитником дома, принужден был тратить драгоценное время на возню с раненым своим врагом. Все же батьку иногда не понять.
Наконец переправа заработала. Потянулись мычащие тени по призрачному снежному полю в сторону темной громады леса. Там, в глубине, зажигались костры, шла истеричная и бестолковая пока работа по устройству на ночевку с большим количеством скота и имущества.
— Вон они! — крикнул зоркий Анатоль, устроившись в выемке раздвоенной сосны. Они с Зеноном не позабыли, что назначены в разведку паном Витольдом.
Стоявшие рядом поглядели в сторону моста, туда указывал парень. Шеренга желтоватых неустойчивых огней сползала к мосту, огибая темное пятно кузни.
Отдельные фигуры с тюками и последними коровами еще торопились к лесу от деревни, а первый дом у моста уже вспыхнул.
От колонны отделился, кажется, броневик и на скорости проскочил всю деревню. Будут палить сразу с двух концов.
Зарыдали бабы Данильчиков.
Потом Михальчики и Коники. Огни расходились вдоль берега Чары в обе стороны.
— Щас меня пустят на фейерверк! — скалясь и чуть похрапывая, сказал Вася Стрельчик.
Моника, радостно хлопая в ладони, захихикала и получила тяжелой ладонью по губам.
Команда действовала по плану. Два мотоцикла вслед за броневиком просквозили по деревне аж до самого дома Сахоней, постреливая по сторонам из автоматов — вдруг кто-нибудь высунется с охотничьим ружьем. Там развернулись и погнали встречный огонь к полыхающим у реки домам.
Языки пламени поднимались невероятно быстро — били из огнеметов особой, истребительной смесью и несколькими струями одновременно, как делают мужики, поднимая совместно тремя одновременными вилами особо большую копну. Карательный труд обнаруживал сходство с крестьянским.
И соответственно рыдали Жабковские, Саванцы, Гордиевские, Цыдики. Но все притихли, когда настала очередь Порхневичей. Витольд Ромуальдович прижал к плечу физиономию Гражины, не хватало еще ее воплей. Станиславе и Янине велел молчать. Они и молчали.
На самом деле была кроха надежды, что в последний момент немцы разобрались и имение старосты не тронут. Весь край леса был пропитан тихим затаившимся дыханием.
Что будет?
Прежде чем заняться огоньку в имении пана Порхневича, раздался вдруг звон рынды.
— Ровда! — крикнул кто-то.
Да, старик остался. Ноги у него еле до отхожего места доходили, и сейчас он морским звуком приветствовал сухопутный ужас, продвигавшийся по деревне.
— Гер-рой! — с непонятной интонацией произнес дед Сашка. Он чувствовал себя лучше всех, у него уже и землянка была, и поэтому он считал себя умнее и дальновиднее других.
Рында била сначала часто-часто, набивая звук звуком, а потом сбилась с ритма, как дыхание старика, замолкла, затем вновь ударила трижды, но это был последний гром. И после последнего ее звука все наконец совместно ахнули — запылали дома Порхневичей.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
25 марта 1944 года. Поселок Городок.
К зданию прокуратуры бесшумно и почти невидимо подкатила легковушка. Майор Могилев, замначальника контрразведки армии. Он утверждал, что является той частью власти, которую никому лучше не знать в лицо. Но кроме того, любил он и комфорт, все эти «виллисы» его раздражали — пусть на них шныряют пехотные комбаты.
Тяжело, но очень уверенно ступая, Могилев стремительно вошел в одноэтажное здание, и вот он уже в прокуренном кабинете. Подполковник Махов сидел в кресле с высокой решетчатой спинкой, в расстегнутом кителе, портупея с кобурой на краю стола, очки загнаны аж на залысины.
Капитан в углу кабинета что-то выстукивал двумя пальцами на черной печатной машинке. Присутствующие сразу же прореагировали на появление майора. Очки подполковника вернулись на переносицу, капитан повернулся на крутящемся стуле к вошедшему.
Тот присел, сбросил фуражку, потом поднялся и скинул шинель. Крикнул, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Чаю мне! — и снова сел. Даже откинулся на спинку стула, чтобы видеть и подполковника, и капитана.
— Вы говорили, что осматривали место происшествия... — Молодой солдатик уже стоял с подносом, майор цапнул подстаканник, зашипел, обжегся, как полагается, ругнулся: — Весь день один кипяток!
Прокуроры не поняли, разумеется, при чем здесь кипяток, но готовы были подождать, когда объяснят.
Могилев достал из кармана носовой платок, обмотал ручку подстаканника. Отхлебнул чаю, отгоняя верхней губой лезущую в рот дольку лимона, и сообщил:
— Он через кипяток ушел.
Прокуроры переглянулись. Вплоть до сего момента они были в дурацком положении со своим вердиктом: «Фигурант номер три исчез неизвестным способом в неизвестном направлении». Пошел в туалет и оттуда уже не появлялся. Его подельники взяты, дали твердые показания, что третий был среди них старшим по званию. От них было известно и про туалет. Грешным делом, дали приказ пройти его даже щупом — а мало ли!