На охотничьей тропе
Шрифт:
Встречала его Валя всегда с радостью и, казалось, была довольна его приходом. Угощала чаем с брусничным вареньем, без умолку рассказывала о себе, о своих подругах, делилась своими мечтами. Благинин узнал, что работой она довольна, занимается выведением новых пород пушных зверей. «Самая большая мечта у меня, — говорила ему Валентина, — вывести голубую лисицу. Существуют же голубые песцы, а почему бы не быть таким лисицам. Вот наши учёные создали же белую… И ты знаешь: я уже представляю, какие из них будут красивые горжетки. Пусть это будет не скоро, но уверена, что будет». Она вела Благинина на усадьбу зверофермы и показывала ему своих питомцев. С особой гордостью Валентина подводила его к одной из клеток, в которой помещалось семейство платиновых лисиц. «Вот эти лисицы со временем дадут новые качества, — показывала она на зверей, которые тянулись
Иван живо интересовался всем, о чём рассказывала девушка, но больше всего его занимал вопрос, что думает она о нём.
Валентина, каждый раз провожая его далеко в степь, прощаясь, задерживала свою маленькую ручку в огрубевшей руке Ивана и говорила: «Приходи ещё, я буду тебя ждать!» — И широко открытые голубые глаза выражали надежду на скорую встречу… А однажды, когда они стояли на высоком холмике, с которого открывался вид на синеющую вдали гладь широководного Карагола, Валентина восхищённо воскликнула: «Красота-то какая! Как хорошо быть в степи… — и, мечтательно закинув руки за голову, добавила: — Вдвоём…» И вся она в этот миг была такая чистая и светлая, будто её одухотворяла красота природы. Иван смотрел на Валентину, как заворожённый, и не сумел ей ответить. Вспомнив сейчас эти маленькие милые детали, подумал: «Нет, врёт Андронников. Пусть я сейчас простой охотник, а с ней мы могли бы найти своё счастье».
Благинин не заметил, как подошёл к звероферме. Деревянные домики, омытые дождём, казались светлее и опрятнее. Из трубы домика, в котором жила Валентина Михайловна, шёл чёрный дым, быстро рассеивающийся по усадьбе. «Дома, наверное», — подумал охотник, открывая тесовую калитку. Его встретил сторож дед Платоша, тщедушный человек в старой солдатской шинели. По кудлатой бороде его стекали дождевые капли. Дождь после большого перерыва снова начал моросить.
— Здравствуй, Платон Иваныч! — поприветствовал Благинин сторожа.
— Здравствуй, здравствуй, коли не шутишь.
— Дома Валентина Михайловна?
— А где же ей быть? Гость у неё. Постоянный…
— Это кто же такой? — заинтересовался Иван.
— А всё он же. Сергей Селивёрстович…
— Прокопьев, что ли?
— Ну да, он!
«Прав-то, видно, Андронников», — подумал Благинин и, облокотившись на прясло изгороди, спросил деда Платошу:
— А скажи, дед, часто он здесь бывает?
— Как же, бывает. Особенно за последнее время зачастил.
— А что же он тут делает?
Дед хитро улыбнулся и ответил:
— Откуда мне знать. Моё дело за зверями смотреть, чтоб не разбежались, а до другого не касаюсь.
— Ну, а всё-таки?
— Вот прицепился, как репей. Ну, с Валентиной Михайловной они всё балакают, книжки вместе читают. Я такое соображение имею: любовь это у них. Коли книжки начали вместе читать, значит дело к свадьбе пошло. Первейшая это примета…
Благинин не дослушал деда Платошу, круто повернулся и выскочил за калитку.
— Да ты куда, ошалелый? Дождь ведь начинается! — крикнул ему вслед дед Платоша, но Иван, не оглядываясь, быстро шёл прочь, широко расставляя ноги, не по тропинке, а стороной, по высокой мокрой траве. Недалеко от зверофермы, на холмике, где они только позавчера сидели с Валентиной, он остановился, постоял несколько минут в раздумье и снова зашагал в сторону охотничьей избушки.
«Ну вот и объяснились, — думал про себя Благинин. — Дурак! Как ты мог мечтать о ней, будто кроме тебя никого она и полюбить не может. Сергей Селивёрстыч — человек хороший, достойный её…»
Дождь всё усиливался. Его косые струи резко, будто со злостью, хлестали по лицу охотника, стекали по фуражке за воротник, ветер неистово срывал с Ивана распахнутый дождевик, но он ничего не замечал.
Глава одиннадцатая
Жаворонков уговаривал директора промхоза.
— Тихон Антонович, поедем к перловцам, посмотрим, как они живут. Стыдно ведь, наши соседи, соревнуемся с ними, а встречаемся лишь на совещаниях в области.
Приглашая Кубрикова к перловцам, Афанасий Васильевич имел определённую цель. Дружникова, директора Перловского промхоза, он знал давно. Это был энергичный, деятельный и умный человек. За то, что Дружников всегда искал что-то новое в труде, изобретал, организовывал, сам учился и других учил, охотники звали его меж собой «инициативой». Так и говорят: «Вот наша инициатива едет», или «наша инициатива опять что-то придумал». И Перловский промхоз шёл в гору. Редко, очень редко вагинцы вырывались вперёд. Вот и пусть Кубриков посмотрит, как работает Дружников, поучится у него, загорится его энергией.
Тихон Антонович согласился, и они выехали в Перловскую.
Дорога извилистой лентой уходила вдаль, прижимаясь слева к железнодорожной насыпи, справа раскинулись колхозные поля. На них ровными рядками вытянулись ещё не заскирдованные после комбайновой уборки копны соломы. Жаворонков, изредка подстёгивая кнутом лошадь, рассказывал о Дружникове, о том, как организована работа в Перловском промхозе.
Однако Тихон Антонович не слушал парторга. «Давненько не был в степи, давненько. Пожалуй с тех пор, как принимал промхоз у Светлякова, — думал он. — А надо бы, надо на участки съездить. Да всё текучка, бумажки мешают. То отчёты, то сводки. И не только это. Привык к спокойной жизни, остепенился. Бывало, когда молодым был, бегал, суетился, работал без устали. А женился на Надежде… Она тоже во многом виновата. Зачем создала такую тихую и уютную обстановку? Никто к нам не приходит, не приносит с собой ни уличного шума, ни трудового задора, ни философских споров — ничего, что горячило и взбудораживало мысль. И мы ни к кому, даже в кино перестали ходить. Придёшь с работы, поужинаешь всласть (жена мастерица готовить!), ляжешь на диван с газетой, а она около тебя присядет и без умолку болтает о всяких мелочах и безделушках. Порой хочется сказать: брось, Надежда, пустыми делами заниматься, возьмись за настоящие, да жалко обидеть. Такая она заботливая и ласковая. На работу идёшь, все беспокоится: «Шарфик надень, ещё простудишься, да воротник подними, а то ветер. Просквозит». Сама поможет тебе одеться. А не дай бог, кашлянёшь или ещё что, совсем забеспокоится. Тут тебе всякие рецепты разыщет, склянок с лекарствами понатаскает. Беда да и только. И привык к этому. Теперь сам боишься, как бы чего не вышло. А как ехать куда — стону не оберёшься. Вот и сегодня всё причитала. Хотел уж отругать её, а сил не хватило. Ну, как обидеть? Она такая хорошая. Размяк ты, Тихон Антонович, размяк. И себя очень любить стал. Работа в Заготживсырье тоже к этому приучила. А надо бы такой жизнью жить, чтоб всё вокруг тебя бурлило и сам бы ты, как в котле, кипел, да ничего не можешь поделать. Мякиш ты от сырой булки!» — ругнул он себя напоследок и постарался отогнать невесёлые думы.
Вскоре въехали в Перловскую.
Дружникова в конторе промхоза не оказалось.
— Где Александр Митрофаныч? — спросил Жаворонков.
— Он в конторе редко бывает, а больше на участках, — ответил бухгалтер промхоза, высокий старик с рыжеватыми свисающими вниз усами, как у запорожского казака. — Смешно? Нет, не смешно. Опять что-то новое придумал. Отлов лисиц по кругу. Интересно получается, как в зоопарке. Смешно? Нет, не смешно.
Направляясь на участок, Жаворонков вспомнил старика бухгалтера с его присказкой: «Смешно? Нет, не смешно», подумал, глядя на Кубрикова: «А вот ты боишься расстаться надолго с кабинетом, не то что Дружников Смешно? Нет, не смешно…»
Александра Митрофановича Дружникова они нашли в степи. Он стоял на пригорке и что-то объяснял столпившимся вокруг него охотникам. Кубрикова с Жаворонковым он встретил приветливо, крепко, по-дружески, пожал нм руки и, как бы извиняясь, что занят, проговорил:
— Вот объясняю промысловикам, как отлавливать по-новому лисиц.
— Ничего, ничего. Мы послушаем, — живо ответил Жаворонков.
— Так вот, — продолжал Дружников, — однажды я взял книгу в библиотеке о чукотских охотниках, о том, как они песца промышляют. Оказывается, они прежде приручают песца, разбрасывая на участках рыбу. И зверьки так привыкают, что уж никуда не уходят в поисках пищи. Наступает время, и охотники ставят на них ловушки. Сижу, читаю, а в это время мой шестилетний сынишка говорит своему дружку: «Вась, а Вась, пойдём обкружим?» Это значит на ихнем языке обойти вокруг квартала. Вроде прогулки что-то. У меня и появилась мысль: а что если обкружить участок в степи на лыжах и на этом кругу разбросать рыбу или куски мяса, привлечёт это лис или нет?.. И вот мы с Никитой Ильичём испытали. В конце прошлого сезона он делал по степи круг на лыжах, раскидывая за собой рыбёшку, причём делал это несколько дней подряд. И это так понравилось лисицам, что они и охотника перестали побаиваться. Он круг делает, а они за ним следуют на почтительном расстоянии. Тут Никита Ильич и расставил на них ловушки. Большая добыча получилась. Так, Никита Ильич?..