На орбите (в сокращении)
Шрифт:
Северный Хьюстон, штат Техас, 19 мая, 15 ч. 55 мин. по местному времени
Джеррод входит в прокуренный кабинет не без опаски — словно приглашение могли уже и отменить, а ему не хочется, чтобы его застукали за тем, что он глазеет на головы животных, бронзовые таблички и прочие предметы, украшающие стену, которую Майк Саммерс называет «Я себя люблю».
Большую часть дня Джеррод провел, читая вместе с Джули рассказ отца. Даже Шарон и та вела себя прилично, так что он даже забыл о былой неприязни к ней и думал только об отце и о своем раскаянии.
— Сэр? — произносит он. — Вы хотели поговорить со мной?
— Да уж, хотел, — отвечает Большой Майк, вставая и подходя к нему. — Выпьешь чего-нибудь?
— Может быть, пива. Спасибо.
Майк достает из маленького холодильника две бутылки, вручает одну Джерроду и, жестом указав на диван, возвращается в свое большое кресло. Джеррод открывает бутылку и садится напротив него.
— Весь день смотрел, что пишет твой отец? — спрашивает Майк.
Джеррод кивает, опустив глаза. Он уже заметил на столе Майка стопку листов.
— Сегодня в офисе я распечатал то, что он написал, и прочитал. И знаешь, сынок, я хочу спросить тебя кое о чем, как мужчина мужчину, — когда ты все-таки посмотришь мне в глаза.
Джеррод поднимает на него взгляд.
— Вот и хорошо. А теперь скажи, за что ты, черт подери, так его ненавидишь?
— Я… при всем моем уважении, сэр…
— Кончай вилять, мистер. Просто поговори со мной. За что ты на него злишься? За то, что он женился на моей дочери?
— Нет, я хочу сказать… нет.
— И опять врешь! Конечно, за это.
— Просто она мне не нравится.
— Послушай, сынок. Не нравится, и ладно. Знаешь, она моя дочь, так она и мне не всегда нравится! Но я же понимаю, ты невзлюбил ее просто потому, что отец привел ее в дом вместо твоей матери! Ладно, это вполне естественно. Но я вот что хочу услышать: почему ты разозлился на своего старика так, что… что просто наплевал ему в душу? А? Чем он это заслужил?
У Джеррода снова подступают к глазам слезы, он пытается сдержать их, как пытается и скрыть гнев, вызванный тем, что его загоняют в угол.
— Наверное, я был не прав. Мне следовало простить его.
— За что?
— За… Вы не поймете.
— Да нет, пойму, и я хочу, чтобы ты рассказал мне все. Это связано с гибелью твоей матери? Ты считаешь, что отец подстроил ее?
— Конечно, нет!
— Ведь на деле-то она сама была виновата. Верно?
— Нет!
— Нет? А почему нет? Мы оба знаем, что в тот день она плохо себя чувствовала и ей вообще не следовало садиться за руль. Она сказала тебе, что у нее грипп?
— Это он вынудил ее сесть за руль! Сестра несколько часов ждала в школе, когда отец заберет ее, а он не мог бросить дела, и маме пришлось ехать за ней. А ведь он отлично знал, что она больна!
Произнося это, Джеррод едва не рычит, чего, собственно, Майк и добивался.
— Все это полная чушь, сынок!
Джеррод вскакивает с дивана:
— Нет, не чушь! Вы ничего не знаете! Вас там не было, а я был!
— Какая разница, был я там или не был? Я просто знаю. У твоей мамы не было причин садиться за руль. Она сама себя погубила.
— Нет!
Глаза Джеррода закрыты, кулаки стиснуты, все его тело сотрясается, он пытается совладать с собой, справиться с желанием ударить приемного деда. И даже не слышит, как Большой Майк встает, подходит и хватает его за плечи.
— Все нормально, Джеррод. Просто мне нужно было, чтобы ты это сказал.
Джеррод смотрит на него в оцепенении, а Майк продолжает:
— Ты многого не знаешь в этой истории. Отец никогда тебе об этом не рассказывал, но теперь пора услышать правду.
— Какую? — тихо и недоверчиво спрашивает Джеррод.
— Сядь. — Майк усаживает его и подкатывает свое кресло ближе к Джерроду. — Я знаю, что ты слышал, как столкнулись машины, Джеррод. Знаю, что ты увидел ее горящую машину и помчался к месту аварии. Знаю, что ты получил ожоги, пытаясь вытащить мать, что видел, как она гибнет в огне. Я не могу стереть эти страшные воспоминания из твоей памяти. Но, сынок, у твоей мамы были нелады с психикой. Она страдала эмоциональным расстройством и принимала сразу несколько лекарств, выписанных разными врачами. И два лекарства из ее набора вообще глотать одновременно не стоило, потому что от этого возникают опасные побочные эффекты — неспособность принимать правильные решения и галлюцинации.
— Галлюцинации? Как… как от ЛСД?
— Если не хуже. Человек может при этом видеть то, чего нет, или не видеть того, что есть. Светофора, например. Она ведь пролетела на красный свет.
— Я этого не знал.
— Естественно, ты не знал. А твой отец считал, что, если он тебе все расскажет, ты еще сильнее обозлишься, решишь, будто он клевещет на твою маму.
Наступает долгое молчание, Джеррод вглядывается в лицо Майка, пытаясь понять, не лжет ли он.
— Но и это еще не все, Джеррод. В тот день Джули уже ехала из школы домой — твой отец попросил своего знакомого забрать ее, но втолковать это твоей маме не смог. У нее был приступ паранойи, она решила, что он врет. И хотя ее предупреждали, что ей нельзя садиться за руль, она все равно выехала из дома.
— Я помню, как отец позвонил домой, но, по словам мамы, он сказал, что не поедет за Джули.
— Да, правильно. Он не собирался ехать за ней, потому что Джули уже везли домой, понимаешь?
— Он говорил, что… Он пытался рассказать мне кое-что из этого, но я ему не поверил.
— Позвонив домой, твой отец умолял ее уяснить, что он ей говорит. А когда понял, что с ней творится что-то неладное, махнул рукой на дела и понесся на машине домой — счастье еще, что ты не потерял в тот день их обоих.
Джеррод ошеломленно качает головой:
— Но откуда вы-то все это знаете?
— Несколько лет назад твой отец, сидя там, где сидишь сейчас ты, рассказал мне все, от начала до конца. Он чувствовал себя виноватым из-за того, что не знал о ее двойных и тройных рецептах. Понимаешь, таким людям, как он, ты и я, вечно кажется: если что-то происходит на наших глазах, так это наша вина. Особенно когда дело касается женщин, потому как мы обязаны их защищать.
Джеррод сжимает руками голову: