На веки вечные
Шрифт:
— Подскажи мне. Скажи, как тебе больше нравится. Только... ласково.
Она взяла меня в рот глубже — почти половина члена была в ее рту; она обхватила его рукой и стала поглаживать.
Я убрал ей волосы с глаз, не давил на нее, просто придерживал волосы.
— Можешь... немного пососать, если хочешь. Втянуть в себя.
Тогда она стала сосать, сначала осторожно, но потом все быстрее, а потом стала ласкать меня губами и все время стонала. Я стонал, вскрикивал, пока она делала это все быстрее, и мой член был все глубже, и я понял, что он уже у ее горла.
— Не... о, блин... не задохнись... Боже, так хорошо...
Она вынула его изо рта и взглянула на меня.
— Хорошо. Я хочу, чтобы тебе нравилось. Я хочу, чтобы ты полюбил это. Хочу... хочу, чтобы ты потерял контроль, как тогда, когда ты сделал это со мной.
Она снова взяла его в обе руки и стала ласкать, используя остаток слюны, чтобы смочить руки.
— А что еще тебе бы понравилось?
Я не говорил этого, но думал, что когда Луиза делала это, она делала это быстро, руками доводила меня до оргазма, сосала, пока я не кончал. Эвер... она делала это медленно, и мы были на незнакомой территории. Все, что касалось Эвер, все о ней: как я занимался с ней любовью, как касался ее, — было для меня ново. И я был абсолютно уверен, что и для нее тоже.
— Не знаю. Так... так хорошо раньше никогда не было. Не знаю, может ли быть лучше.
Она посмотрела на мой член, на то, как она ласкала его рукой, от чего у меня подогнулись колени.
— Вот так. Мне правда нравится, когда ты так делаешь.
Эвер делала это снова и снова, гладила меня одной рукой и, как только рука доходила до головки, ее место занимала другая рука. Я уже не мог держаться, не мог твердо стоять на ногах. Каждое сексуальное движение ее ручек на моем члене заставляло меня задыхаться, доводило до самого края. Ее маленькие белые руки на моем члене — это так возбуждало, так невероятно возбуждало, что еще больше сводило с ума.
— А что если... что, если я сделаю это? — спросила она, и потом в одну руку взяла мои яйца, а другой — член у основания, а после облизнула меня языком по всей длине, а потом снова и снова. Я знал, что она пробует на вкус сперму, которая начинала вытекать из меня. Эвер продолжала ласкать меня одной рукой, а другой нежно сжимать яйца, массировать их. Язык ее двигался по всей длине члена, лизал, как мороженое, а потом она сказала:
— Ты действительно хорош на вкус. Мне очень нравится. Нравится, как ты реагируешь на все, что я делаю.
— Я... близко, — сказал я, — сейчас кончу.
— Хорошо, — пробормотала она, — давай. Хочу это почувствовать. Хочу тебя попробовать.
Она не отвернулась, и у меня ослабли колени. Чтобы стоять прямо, мне пришлось ухватиться за дверной косяк, а она начала поглаживать мой член двумя руками и сосать головку.
— Вот... вот так. Я... почти. Блин... Боже, да, Эвер, черт, как хорошо...
Она не сбивалась с ритма — сосала головку члена и ласкала его руками, и вот теперь я был у самого края. Я открыл глаза, чтобы посмотреть.
— Я кончаю, Эвер, да, да... вот, сейчас!
Я кончил ей в рот, а она плотнее сомкнула губы и приняла все внутрь, одной рукой обхватив член у основания и все еще работая, — сосала, глотала, двигала рукой, и пока волны наслаждения, вызванные ее движениями, пробегали по моему телу, из меня вылетали только стоны и ругательства.
Наконец, она вынула его изо рта и посмотрела на меня.
— Было... много, — сказала она, улыбнувшись.
Я смутился из-за того, что ей пришлось все проглотить, мне почти стало стыдно.
— Прости... — начал говорить я.
Эвер прервала меня.
— Нет, мне понравилось, как ты потерял контроль. И против вкуса я не возражаю. Вообще, мне понравилось, что ты так этим наслаждался.
Я поднял ее на ноги и заключил в объятия.
— Это было потрясающе. Спасибо, большое спасибо.
— Я рада, что сделала это, — она подняла голову и встретилась со мной взглядом. — Знаешь, можешь просить меня о чем угодно. Если захочешь что-нибудь сделать, просто скажи.
— И ты тоже.
Тогда я поцеловал Эвер и почувствовал себя на ее губах. Я поцеловал ее, чтобы что-то доказать, но не знал, что. Ее руки обняли меня за плечи, и она стала тоже отвечать, словно тонула, а мой поцелуй был тем воздухом, который бы спас ее. Я подтолкнул ее к кровати, собираясь дать ей то, что она дала мне.
Однако она остановила меня.
— Прими душ.
Она положила мне на грудь ладони и оттолкнула меня.
— Что, хочешь сказать, что я воняю? — поддразнил я ее.
Она наклонилась ко мне и принюхалась.
— Ну, может, немного...
Эвер ухмыльнулась и подтолкнула меня к ванной.
— Иди. Там есть полотенца. У моего шампуня не девчачий запах, и там есть обычное мыло. Так что, когда выйдешь, от тебя не будет пахнуть девчонкой.
Я закрыл за собой дверь в ванну, но не запер ее на замок. Это и правда была женская ванная: там были щипцы для завивания волос, фены, на стенах — небольшие картины, коробочки с макияжем, упаковки туши и какие-то еще вещества. На полу лежали лавандовые коврики, и полотенца совпадали по цвету, но полотенца, сложенные в шкафчик под раковиной, были разных цветов. Я бросил на туалетное сиденье черное полотенце и включил настолько горячую воду, чтобы только не обвариться. Зашел в душевую кабину и немного постоял под душем, потом поискал шампунь. Там было не меньше восьми бутылочек с разными шампунями, кондиционерами, гелями для душа. То, что показалось мне наименее девчачьим, пахло ванилью, и я взял это.
И вот когда я смывал шампунь, а мысли мои стали блуждать, тогда случилось это.
Алекс был мертв.
Я позволил себе забыть об том. Вычеркнул из памяти. Воспоминание накрыло меня, как приливная волна. Алекс лежит на спине, глаза широко открыты, в комнате пахнет смертью и рвотой.
Я попытался сдержать воспоминания, остановить паническую атаку. Но не смог. Я все продолжал вспоминать. Алекс, еще живой, курил трубку и смеялся, выдыхая облачко дыма; папа вел машину, я сидел на пассажирском сиденье, и он, что было нечасто, усмехался тому, что я говорил; мама у плиты готовила пасту. Алекс умер, папа умер, мама умерла. Я видел их в последние минуты, когда они испускали последний вздох. Как будто я смотрел кинопленку и видел это — то, что поражало меня раз за разом, как молния.