На все четыре стороны
Шрифт:
— Но как же? — продолжала недоумевать Алена. — Мы должны, мы обязаны помочь полиции найти его убийцу, восстановить справедливость и все такое…
— И все такое? — с усмешкой повторил Габриэль. — Ну вот разве что «и все такое»… Только я, знаете ли, не слишком-то верю в справедливость полиции. Всем сыскным собакам на свете нужна добыча — любая, хоть какая-нибудь добыча, даже неважно, какая именно. Когда собака вошла в азарт, она хватает первого попавшегося кролика, хотя теоретически гонится за волком. Так вот я не хочу оказаться тем кроликом. Потому вам не советую связываться с полицией. Вы, конечно, вряд ли об этом задумывались, но ведь мы с вами замечательно подходим на роль подозреваемых! Мои следы в комнатах, ваши отпечатки на подоконнике… Нет, мы-то знаем, что я просто зашел посмотреть, а вы чуть не грохнулись в обморок и поэтому оперлись на подоконник. Но захочет ли нам поверить местная полиция, вот вопрос! То-то радости будет моему адвокату — доказывать, что я не убивал какого-то зачуханного клошара! А у вас, наверное, даже и адвоката здесь нет?
— Конечно, нет, — сказала Алена. — И все-таки это как-то нечестно…
— Я где-то читал, — насмешливо глядя поверх ее головы в синие небеса, проговорил Габриэль, — не помню где: Россия, мол, осуждает политику двойных стандартов, которую сплошь и рядом использует Америка. Вы русская, а придерживаетесь той же пресловутой политики двойных стандартов. Почему вы намерены помогать турской полиции, а парижской помогать не захотели?
— Как это? — озадачилась Алена. — Когда я не захотела? И разве парижской полиции нужна была моя помощь? Когда?
— Когда? Да в пятницу! — насмешливо блеснул на нее глазами Габриэль. — Я не раз слышал объявления по радио, а в субботу в газетах был опубликован призыв: всех, что-то знающих об убийстве у холма Сакре-Кер, всех, кто находился там около двенадцати часов или чуть раньше, просят немедленно прийти или позвонить в комиссариаты своего аррондисмана [13] , а уж те свяжутся со следственной группой, работающей по этому делу. Или, может быть, я ошибся, и вы уже побывали в своем комиссариате и даже, быть может, начали давать показания?
13
Arrondissement — округ, район (франц.).
Алена только моргнула — раз и другой, глубоко вздохнула — от неожиданности почему-то дыхание перехватило, глупо пробормотала:
— Что?..
— Что, что… — пробурчал Габриэль. — Я угадал? Вы не ходили давать свидетельские показания?
— Я ничего об этом призыве не знала! — воскликнула, защищаясь, Алена. — К тому же мне было…
Она осеклась. Ей и впрямь было не до свидетельских показаний, она вообще забьет о страшной истории, приключившейся около Сакре-Кер, потому что всецело была занята собственной историей. Правильнее сказать — историей собственной болезни. Она ведь сама стала жертвой преступления, чуть ногу не сломала — разве ей было до чего-то другого?! Но она скорее откусила бы себе язык, чем призналась Габриэлю в том, что свалилась в библиотеке с лестницы (пусть даже не по причине собственной неуклюжести, а по милости какого-то злоумышленника!), что у нее сейчас перетянуто эластичным ремнем колено, что колено это болит… Ну да, у каждого свои понятия о гордости и гордыне!
— Ведь в полиции могут не только укорить вас тем, что вы вовремя не объявились с ценными свидетельскими показаниями, но что именно в вашем присутствии слишком уж часто происходят убийства неизвестных.., да еще под синими одеялами!
Ну конечно, конечно, коне-е-ечно, предполагалось, что эта русская дурочка сейчас хлопнется в обморок прямо в объятия французского ковбоя — от изумления хлопнется. Но не на такую напали, мсье! Северные девушки не только горячи — они отличаются умом и сообразительностью. Поэтому Алена просто усмехнулась краешком рта, глядя в наглые — теперь она это точно знала: ух, какие наглые! — темные глаза Габриэля:
— Что-то не пойму, вы обо мне говорите или о себе?
— В каком смысле? — сделал он вид, будто не понимает, но в непроницаемых — наглых! — глазах уже что-то дрогнуло, и, надо отдать ему должное, он не стал корчить из себя идиота:
— Ага, значит, вы меня все-таки тогда заметили там, около Сакре-Кер!
Еще минута — и Алена сама расписалась бы в полной дурости, простодушно сообщив Габриэлю, что просто догадалась о его присутствии там, около карусели: ведь никто (ни одна живая душа, даже Марина) не знал о том, что Алена фактически присутствовала при убийстве, а если он знал, значит, сам там был… Но тотчас она мысленно схватилась за голову: «стетсон», господи боже! Человек в белом пиджаке и «стетсоне», дремавший на скамье под балюстрадой! В самом деле, слишком уж много «стетсонов» клубится вокруг Алены Дмитриевой, гораздо проще предположить, что их на самом деле два: фирменная шляпа карусельщика и «стетсон» Габриэля. Нет, три: еще «стетсон» какого-то тощего человека в черном, обогнавшего Алену на рю де Баланс незадолго до трагического приключения в библиотеке.
А некто в «стетсоне», танцевавший этой ночью танго под окнами домика Сильви?
Алене очень хотелось спросить Габриэля, не он ли это был, однако не спросила. Потому что внезапно сообразила: ладно, она не пошла в полицию, потому что, в отличие от него, не знала об объявлении, но ведь она — всего-навсего свидетельница! А Габриэль.., ого, может быть, и не только. Вернее, не столько! Не столько свидетель, сколько…
Возле карусели он сидел на скамейке, соседней с той, на который лежал первый убитый бродяга. И у него были реальные возможности незаметно прикончить спящего. И вот теперь Алена обнаружила Габриэля практически рядом с новым трупом. Где гарантия, что он не вышел из дома за несколько минут до возвращения Алены? Где гарантия, что не он вытер о траву окровавленный нож, а потом.., а потом не бросил его в пруд? Ну, конечно! То-то он стоял около пруда, когда его окликнула Алена! А все остальное он разыграл как по нотам… Но кто знает, куда заведет его эта игра?
И Алене снова стало страшно. Так страшно, что она вдруг кинулась бежать — на сей раз в правильном направлении, к усадьбе Терри, и мчалась во всю прыть, каждую минуту ожидая услышать запаленное дыхание за спиной или вообще словить пулю между лопаток… А вдруг дурацкие ковбойские кольты не такие уж дурацкие, а настоящие, вдруг заряжены по-настоящему?
Алена прибежала, успокоилась, а потом началась милонга. И теперь она снова испытывала тот же жуткий страх. Габриэль отменно танцует. Он обожает аргентинское танго — сам об этом сказал.
Что, вот что он делал ночью около дома Сильви?
Выслеживал Алену? Неужели снова случайность, совпадение? Или нет? Два синих одеяла, два убийства — и дважды рядом Габриэль. Это тоже совпадения? Или.., нет?
Мы протиснулись в темноту мужской камеры и несколько мгновений стояли молча, давая глазам привыкнуть. Здесь царила совсем другая тишина — тишина пустоты, и ноздри мои напряглись, почуяв запах сырой земли. Значит, и правда был сделан подкоп! И люди через него ушли!
— Ну да, — шепнула Малгожата, — я ведь говорила! Их нет! Они уже на свободе. Теперь наш черед!
Надзиратель чиркнул спичкой, освещая камеру. Она была пуста, и мы увидели горку земли в углу, возле последних в ряду нар.
Метнулись туда — в полу зияла дыра. Спичка погасла. Надзиратель зажег еще одну. Потом выхватил из-под мундира палку, обмотанную чем-то, пахнущим смолой. Поднес к ней спичку — это оказался факел, который вмиг запылал.
— Скорей! — сказал он. — Спускайтесь. Огня хватит ненадолго. Смотрите внимательно под ноги, берегите себя.