На все четыре стороны
Шрифт:
Нечего, а страшно. «Красно», как, наверное, сказала бы Лизонька.
Белый поясок Алена увидела издали и остановилась. Он лежал у самой калитки ограды. Интересно, когда Лизонька успела туда подбежать? Калитка, кстати, была приоткрыта.
А в прошлый раз, когда они стояли тут, была открыта калитка или нет? Но какое это имеет значение?
Никакого.
Гуси загоготали неожиданно громко.
Алена нерешительно оглянулась и вдруг увидела между ивами, окружающими пруд, мужскую фигуру.
Наверное, это хозяин виллы. Наверное, следует поставить его в известность о том, что Алена не какая-нибудь злоумышленница, которая ищет подходы к его вилле, просто хочет подобрать детский поясок.
— Извините, мсье… — окликнула было она, но мужчина как раз вышел из тени деревьев, и Алена поняла, что это никакой не хозяин виллы, а «стетсон» номер пять — Габриэль, жених Амели.
— О, какая встреча! — сказал он, поглядывая из-под полей чертова «стетсона». — А где младенец? Потеряли?
— Только его поясок, — холодно ответила Алена, почему-то обидевшись. — А вы что здесь делаете?
— Гуляю, — сообщил Габриэль. — Видел, как вы бродили тут с вашей девочкой. Премилое было зрелище, особенно около ежевики.
— Мерси, — пробормотала Алена.
Интересно: значит, он тут уже довольно давно?
А почему не сидит рядом с невестой? Или напоследок глотает свободу полной грудью, предвидя, что еще насидится около Амели, когда она станет его женой?
Но это их личные трудности. А что все Девы жуткие циники, давно известно.
— Извините, — сказала вдруг Алена, — а вы не можете поднять этот поясок? Вон он, лежит около калитки.
Если Габриэль и удивился просьбе, то виду не подал и ничего такого не сказал, типа: а вы что, мадам, без рук, без ног, что, сами не можете поднять свой поясок?
— Avec plaisir, — поклонился Габриэль, — с удовольствием. Сам должен был догадаться, спасибо, что напомнили о правилах хорошего тона, мадам… Кстати, извините, не знаю, как вас зовут, не имел чести быть представленным.
Хотя Алена Дмитриева со своим далеко не совершенным французским с превеликим трудом пробивалась через нагромождения незнакомых оборотов, она обожала такие фиоритуры из любезностей и улыбнулась «стетсону»:
— Меня зовут Алена Дмитриева, я русская.
— Ален Дмитриеф, — повторил Габриэль, делая, как это водится у французов, ударение на последнем слоге.
Она поправила, он повторил, но опять не правильно, после чего оба улыбнулись, глядя друг на друга: он — с извиняющимся выражением, она — снисходительно, потому что знала об органической неспособности французов произнести любое слово иначе, чем они привыкли: с ударением на последнем слоге. Гамлет, Макбет и все такое прочее.
— Можете называть меня Элен, — сказала Алена, — если это легче.
«А какая тебе забота, как он тебя будет называть? — спросил мелкий пакостник, которого принято называть внутренним голосом. — Вы сегодня встретились — и сегодня же расстанетесь, и вряд ли когда-нибудь еще увидите друг друга… Или ты была бы не прочь продолжить знакомство с этим волнующим мсье?»
— Прошу прощения, но вы не Элен, — покачал головой Габриэль, глядя чуть исподлобья, и Алена ответить на вопрос своего внутреннего голоса не успела. — Нет, вы не Элен, вы именно А-ле-она… Теперь правильно?
— Правильно, — удивилась она, причем удивилась не столько этой удаче француза (подумаешь, велика ли премудрость?), сколько тому, как же он с полувзгляда угадал: она действительно по сути своей не Элен. И даже не Елена, а именно Алена. — Как вам это удалось?
— Ну, мне очень хотелось научиться, — усмехнулся Габриэль и снова поглядел исподлобья.
Поглядел он так, что Алена просто должна, просто обязана была спросить: «Почему?» Но она в свое время уже столько раз попадалась на эти любовные удочки, закидывать которые Иго.., короче, понятно кто, был великим мастаком (он вообще был заядлый рыбак, и Алена еще раньше, до начала их романа, вообще предполагала, что у парня вместо чего-то самого важного спиннинг, а вместо сердца — рулетка, ну да, он еще и в рулетку обожал играть… Потом-то она поняла, что с интимным местечком у него все обстоит как надо и даже очень-очень как надо, а вот сердца, увы, нет вообще… Или просто ей не удалось его сердце нащупать.., ведь залезть мужчине в душу куда трудней, чем, пардон, в джинсы, в брюки, в плавки, в пижамные штаны — нужное подчеркнуть!). Словом, ничего не спросила Алена, лишь бегло улыбнулась, и ее собеседник, который, судя по всему, не лишен был такта, тему развивать не стал, а только сказал, что его зовут Габриэль Мартен (Мартэн, произнес он, как и подобает французу) и что он, пожалуй, пойдет поднимет поясок.
Алена смотрела ему вслед и размышляла, кем он может быть по жизни. В этом своем маскарадном костюме похож именно на ковбоя, так что не исключено, что занимается разведением скаковых лошадей, или объезжает их, или выступает на них в цирке, или играет ковбоев в кино. Она покашляла, чтобы подавить непрошеный хохот, и заметила, что Габриэль уже поднял было Лизочкин поясок, но не выпрямляется, а так и стоит, нагнувшись, разглядывая что-то на траве.
Покачал головой, встал на одно колено, еще посмотрел на траву, потом оглянулся и махнул рукой:
— Извините, Алеона, вы не могли бы сюда подойти?
Она вздохнула и пошла к калитке.
— Скажите, — спросил Габриэль, не поднимая головы, — когда вы здесь были в первый раз, вы уже видели вот это?
И он показал на окрашенный чем-то красным небольшой пучок травы, лежащий на песчаной дорожке, которая вела к калитке.
— Не помню, — честно сказала Алена. — А это что?
— Ну, по-моему, кровь, — буднично ответил Габриэль. — И если мы приглядимся к тому, как лежит эта трава, как она кое-где разрезана, можно предположить, что о пучок кто-то вытер довольно острый нож, запачканный кровью.
— О господи! — изумилась Алена. — Быть того не может!
— Посмотрите сами, — предложил Габриэль. — Можете даже потрогать.
Алена поспешно спрятала руки за спину и присела на корточки. Вернее, попыталась присесть, насколько позволила перетянутая бинтом нога.
А ведь и правда.., очень похоже на кровь!
И вдруг ее осенило! Причем догадка ударила так резко, что она почувствовала, как похолодело лицо, и даже голос какое-то мгновение отказывался повиноваться.
— Мне кажется, это было здесь раньше, еще прежде, чем мы пришли. Потому что Лизочка сказала, что боится красных гусей, но сама в тот момент смотрела вовсе не на озеро, а в сторону дома. Может быть, она видела кровь? Правда, она показывала на окно…