На южных рубежах
Шрифт:
– Полчища у хана дюже многочисленные. Тыщ двадцать верхоконных. При пехоте – что само по себе нечто чудное. Имеют и пушчонки, артиллерию. Во главе то ли сам Милля-хан 49 , то ли Канаат-Ча 50 – ташкентский бек. Воевода он умный, опытный, хоть и против нас сечи не имел, но среди азиятцев имеет почет, – по-военному коротко доложил Шайтанов.
– Двадцать тысяч! Эка! Многовато, а, Митрий Аванесович?
– Многовато, – кивнул Шайтанов.
49
Русское произношение имени Малля-хан.
50
Встречается русское произношение имени Канаат-Ша как Канаат-Ча.
– А с вооружением у них как?
– В большом количестве, как бывалыча промеж степняков, пики, сабли, луки. Имеют и ружьишки. Пешие – туленгуты, тяжелая пехота – тысяча али две ратных. Конечно, есть среди сего воинства и всякий сброд, как при любом азиятском войске. Эдакие удальцы, падкие на добычу, им пограбить да понасильничать. Однако, думается, эти рассеются при первом залпе фейерверкеров, аки голубки.
– И в них свой резон имеется. Для устрашения мирных поселенцев да наших киргизов.
– Так. По последним грамоткам разумею, идут двумя колоннами, авангард уже в наших пределах, грабят и жгут в предгорьях, да по киргизским аулам. К пикетам пока касательства не имеют – трусят, али основной силы ждут. Может, Герасим Алексеич, взять мне десятков пять моих казачков, да потрепать зальяна, а?
– Ишь ты, удалец! Тебе с полтиной казаков, да в разъезды? Не по чину, дорогой Митрий Аванесович, не по чину. А разъезды организовать надо, тут ты верно говоришь. Аулы надо защитить. Вот мы с тобой сейчас и помыслим, кого да куда засылать. Только вот…
– Силушки у нас маловато. Только на западе – Кастек, Узун-Агач и Каскелен 51 . Дюже растянемся.
– Вот-вот, с языка снял. А Верный, а Илийск? И так людей мало, везде гарнизон не оставим. Мужичков я вооружил, но скорее для придания им храбрости. Да и чтобы от воинствующих киргиз отбиться. Многие ведь открыто на сторону хана перешли. Уже бесчинствуют. Да не только на наши поселения они зуб имеют – они своих же грабят, междоусобные распри решают. Ну, не тяни, говори про киргизов, что там у тебя.
51
Выселки и укрепления в ближайшем отдалении от Верного. Узун-Агач – русское произношение названия Узын-Агаш – Высокое дерево (каз.).
– Набеги и стычки промеж собой у них давнишние, тут ничего не попишешь. Худо иное. Многие знатные беки собирают своих джигитов. У иных до тысячи сабель наберется. И боюсь, не к нам они пойдут, а прямиком к хану. Остальные затаились, ждут успехов, калгатню затеяли. Стоит сераскеру удачливо прихлопнуть муху – так зараз, как по волхованию, слух разнесут будто воинство наше истреблено, а мы с тобой уже на пиках сидим под самим Верным. Тут затаившиеся киргизы и подымутся. Смута будет, по тылам пойдут. А там и остальные возмутятся, до самого Копала и Семипалатинска.
– Тамошние жалаиры и албаны до сей поры мирно себя ведут. А роды это большие, многолюдные. При таком положении, быть беде. Да и двадцать тысяч сераскеровых войск могут преобразиться в сорок, коли киргизы открыто к ним присоединятся. Это вовсе недопустимо, Митрий Аванесович.
– А что генерал-губернатор?
– Я писал и ему, и в Семипалатинск. Там положение не посчитали серьезным, подкреплений ждать не следует. От того, как они себя далее поведут киргизы многое зависит. Есть у меня туз в рукаве, Митрий Аванесович. Видно, пришло время его доставать, – Колпаковский подмигнул соратнику и позвонил в колокольчик. Через минуту в комнату вошел лакей с поклоном. – Неси-ка нам Гришка фужерик водки, да соленостей всяких.
Герасим Алексеевич знал об аскетических привычках Шайтанова. Тот редко употреблял вино, а диковинных кушаний вовсе не любил. Жил он в Верном давно, имел свой огород, плодами которого и предпочитал питаться.
– Так то, Митрий Аванесович. От поведения киргизов зависят успехи наших предприятий. То, что некоторые беки отложились и презрели недавние свои клятвы верности – это не столь страшно. Лишь бы народ их не поддержал. Они гонятся за добычей, за славой, надеются, что хан им позволит править самостоятельно, после сего джихада, либо будет жить с ними по-братски, бок о бок. А ведь какого никогда не было. Беки хотят отобрать жирные кочевья у соседей, чинить расправы, мстить другому роду за оскорбление, нанесенное их предкам предками тех, в седьмом колене, ханскую власть хотят. Темные люди, ослепленные гордыней своей! А мне довольно и честных, энергичных людей, вроде султанов Аблеса. Но, киргизы неоднородны даже внутри одного племени. Есть преданные нам люди среди знати и, главное, среди народа, который устал терпеть равнодушие своих беков и вековые бесчинства хокандцев на их земле. Поэтому, я надеюсь, они будут с нами, за свою землю, за мир, за царя и Отечество!
– Верно, баишь, Герасим Алексеич. Много среди киргиза людей верных, не столько среди знати, сколько простых пастухов да бедняков. Наприклад, они нам и в навигации полезны, ибо знают местность так, что по курганам да насыпям ориентир имеют. Сведения от них получаем, иные в ополчение рвутся, третьи просят защитить от хокандца или укрыть в пикетах и крепостцах.
– Вот, это меня и греет, Митрий Аванесович. Не только наши станицы нам пристало защищать. Наши мундиры обязывают защищать всех подданных империи. На сем, давай закусим и выпьем, а после я с тобой еще один тревожный слух обговорить хочу. – Сказал хозяин, когда лакей внес столик и водрузил его между кресел. Офицеры выпили, покряхтели и закусили.
В этот момент в кабинет, постучав в дверь, вошел адъютант Колпаковского и доложил о приходе есаула Бутакова со срочным донесением.
Есаул вошел в кабинет и щелкнул каблуками сапог. Он сначала сбегал к дому своего непосредственного командира Шайтанова, но, когда узнал, что тот гостит у начальника, явился сюда.
Казачий офицер держал в руках черную шерстяную папаху, вместо фуражки, с особыми красными околышами, хоть в Верном было еще жарко. Это объяснялось тем, что есаул регулярно наведывался в горы, в военные караульные кордоны, которые были разбросаны вокруг форта для предупреждения опасности. Он часто нес там смены, хоть и в последнее время начальство дергало его для более дальних заданий. В горах же, там, где повыше, уже шел нетающий снег и у кордонов было значительно холоднее, чем в долине, где располагался форт и выселки. Шаровары с отличительными красными лампасами, были заправлены в кожаные сапоги. На теле он носил гимнастерку, скрытую застегнутым поверху кафтаном, с узнаваемыми пеналами для патронов. Вида он был лихого, улыбался, не иначе, как есаул успел принять чарку согревающей водочки, спустившись с гор, а потом еще одну, узнав о том, что надо бежать дальше от дома Шайтанова к дому Колпаковского.
– Дозвольте доложить, ваше высокблагродие! – гаркнул Бутаков. Какое-то мгновение он не мог сообразить к кому обращаться: к своему строгому начальнику либо к главнокомандующему, поэтому он сосредоточил свой взгляд на привлекательнейший запотевший фужерик с водкой на столе, аккурат между двоими офицерами.
– Докладывай, есаул, и не зыркай, а то окосеешь! Ух, ярыга! – буркнул Шайтанов, видя раскрасневшиеся щеки Бутакова и его осоловелый вид.
– Ваш высокблагродие, ноня на кордоне небольшая стычка была… То бишь и не стычка вовсе, так… схлестнулись с одной шайкой. Взяли языка.